То и дело к ним подбегали рабы и крестьяне пригородных имений.
Узнав о прибытии сенатской комиссии и кровавой расправе над теми, кто пытался остановитьее, они бросали сады, где толькочто окапывали деревья, и возвращались с лопатами, серпами, вилами. Все чаще из усадебдоносились вопли истязаемыхрабами хозяев.
— Лад,останови их! — просил Эвбулид. — Или ты хочешь, чтобы мы были похожи на начальника кинжала?
— Окоза око! — коротко ответил сколот, приветливо киваяпо сторонам.
Такони шли час, другой.
Когдасолнце начало клониться к горизонту, Лад неожиданно подтолкнул Эвбулида локтем.
— Признаешь? — тихоспросил он, показывая глазами на богатый дом в глубине сада, и Эвбулид вздрогнул, узнав имение Эвдема.
Ничто не изменилось здесь за время их отсутствия. Все так же стирали белье у баньки рабыни,копошились в саду рабы, держал кого-то, судя по задвинутому засову, за своимикрепкими стенамиэргастул...
— Лад, —задумчиво сказал Эвбулид. — А ведь в кузнице моглиостаться мечи и наконечники Сосия...
Сколот понял его с полуслова и, сходя с дороги, закричал растянувшимся на десяток метров спутникам:
— Эй, вы, я управляющий этим имением и хочу угоститьвас на славу!
Повеселевшие люди, приняв слова Лада за удачную шутку, в предвкушениисытной еды и отдыха, бросились к дому и в растерянности остановились. Выбежавший из его дверей надсмотрщик действительно встретил ихвожака низким поклоном.
— Такты, и правда, управляющий? —- неприязненно покосился на Лада Пел.
— Да!— усмехнулся сколот, поворачивая свою щеку так, чтобы всем было видно клеймо"Верните беглого Эвдему". — И воткак мой господин отблагодарил меня за то, что я сбежал от этой должности!
— Аон? — указал пальцем на ничего не понимающего Карабородатый раб.
— Аэто самый настоящий пес Эвдема! —нахмурился Лад.
— Онвырезал веки у Сосия и тем самым ослепил его! — добавил Эвбулид, с ненавистью глядя на Кара.
—- Тогда и уменя он сейчас увидит солнышко в последний раз! — усмехнулся в бороду Пел ивзял из рук крестьянина услужливо протянутыйсерп.
— Нет!— закричал Кар, подползая на коленях к Ладу, и, когда тот брезгливо оттолкнулего ногой, метнулся к Эвбулиду: — Ты ведь эллин, неужели ты позволишь в своемприсутствии такое варварство?! — Эвбулид отвернулся.
Кар, не вставая с колен, подполз кнему сдругойстороны:
— Афиней... Эвбулид!Умоляю тебя, останови их!
— Лад!— нерешительно сказал грек. — Может, не надо?
- А это ты скажи им! — посоветовалсколот, показывая рукойна рабов с клеймами на лицах, изможденных, с многочисленнымирубцами на шеях и руках. — Или Сосию! Молчишь? Давай! — кивнул он,склонившемуся над Каром, Пелу,
Дикий вопль надсмотрщикавызвал подобие улыбок на лицахрабов, давно отвыкших от веселья.
Ослепленный Кар, смаргивая на землю кровь, стоял на коленях и протягивал вперед руку,словно ища человека, которыйпомог бы ему подняться.
— Кончай его!— посоветовал бородачу Лад и, обращаясь к остальным, закричал: — В подвалахэтого дома еда и вино, в кузнице - оружие!Разбирай все, что нам может понадобиться!
Люди бросились к дому, кузнице. Одни, принялись разводить костры иразделывать туши овец. Другие рубили длинные ровные ветви деревьев и насаживали на них наконечники копий. Третьи размахивалимечами Сосия перед воображаемымифигурами римлян.
— Кудаего? — спросил Пел, кивнув на распластанное тело надсмотрщика.
— Идем,покажу! — стараясь не смотреть на Кара, сказал Эвбулид и повел рабов, потащивших за ноги надсмотрщика, кяме, в которую могильщики стаскивали умершихлюдей.
Сразу за зеленью сада в лицо дохнуло жутким запахом непогребенной смерти.
С трудом борясь с тошнотой, Эвбулид дошел до края обрыва и показал, куда сбрасывать Кара.Затем, вместо того чтобы поспешноуйти, застыл на месте, узнавая в уже тронутых тлениемфигурах — Сосия, Филагра, незадачливых друзей могильщиков.Ему даже показалось, что он узнал ключницу, Сира, Сарда, старика-привратника. А может, это были другие рабы,умершие еще до того, как он появился в этом имении. Сколько их здесь лежало —сто? Двести? Тысяча?..
ТелоКара мягко ударилось о трупы и замерло.
С трудом стряхивая с себя оцепенение, Эвбулид бросил последний взгляд на то, что осталосьот знакомых и незнакомыхлюдей, мучивших его и, наоборот, приходивших когда-то на помощь, и уже понимая, что этожуткое зрелище будет преследоватьего всюду, напоминая, где бы он ни находился, о днях, проведенных им в рабстве, круто развернулся ибегом бросился догонять далеко ушедших к дому рабов.
К вечеру следующего дня они с Ладом, возглавившим к концу пути пять тысяч человек, вошлив Левки и, смешиваясь сдругими такими же отрядами, двинулись по улице к центру города.
Аристоника Эвбулид увидел сразу, едва они ступили на площадь, до отказазабитую простым людом. Он стоял на высоком помосте, где городские судьи еще вчера вершили скорый суд над рабами и беднякамиЛевков, и разговаривал Эвбулид даже вздрогнулот неожиданности — с… Аристархом.
Чуть ниже, на ступеньках, толпились пергамцы, которых он видел в мастерской Артемидора. Рядом с ними стояла —теперь уже Ладу пришел черед вскрикнуть от радости — Домиция!
— Эвбулид! —призывно закричал сколот и, отчаянно работаялоктями, двинулся к центру площади.
Эвбулид почти без помех шел за ним по освобожденному проходу и лишь виновато улыбался вответ на обрушивающиеся на них со всех сторон гневные окрики. Изредка егонедружелюбно хлопали по спине, дергали за локти.
Но что все это было по сравнению с тем, что он наконец-то был свободен и уже предвкушал тотсчастливый день, когда станетрассказывать ахающей от ужаса Гедите и притихшим детям обо всем, чем жил, мечтал и надеялся этибесконечные два года, проведенные им вдалеке от семьи.
4. Гелиополиты
Лад и Домиция стояли, плотно прижатые друг к другу, на самой верхней ступеньке помоста.
— Все эти дни ядумал только о тебе, Домиция! — не слушая,о чем говорит Аристоник запрудившему площадь народу, шептал Лад. — Когдаменя замуровывали каменными глыбами вподвале Эвдема, я думал только об одном: неужели я больше никогда не увижу тебя?
Домиция не ответила и только слегка виновато пожала плечами.
- Понимаю,ты никак не можешь забыть своего Афинея! — хмурозаметил Лад. — Ну, а если его давно уже нет в живых?
Римлянкаметнула на него разгневанный взгляд.
— Да нет, нет — может, они жив!.. — пробормотал, сникая, сколот. — Но ведь я тоже живой... и не могу безтебя! Зачем мне такая свобода, чтобы я ехал на родину один? Ну, скажи — зачем?
Вместоответа Домиция глубоко вздохнула.
— Нехочешь даже говорить со мной! — покачал головой Лад и повернулся к вставшемурядом с ним Аристарху: — Слушай, ты великийбалий! Дай мне такое снадобье, чтобы онаполюбила меня!
— Немогу! — улыбнулся в ответ Аристарх.
— Ну, тогда такое... чтобы я разлюбил ее.
— Данет на свете таких снадобий! — объяснил лекарь. — Я перечитал множество папирусов и ни в одном из них не встречал ничего подобного.
— Значит,все эти папирусы писали люди без сердца! — воскликнул Лад. — Домиция, вон, ужеи разговаривать не хочет со мной.
— Несердись на нее! — улыбнулся Аристарх. — Она не может этого сделать... Она, какбы тебе это сказать, — онемела. На время!
— У нее послевсего... отнялся язык?! — в ужасе спросилсколот.
- Да, что-товроде этого, — понимая, что здесь не место дляподробных объяснений, кивнул Аристарх.
— Домиция! — порывистоповернулся к римлянке Лад. — Я все знаю...Но я буду любить тебя и такой!
Девушка удивленно взглянула на него, наклонилась было, к Ладу, но,увидев предостерегающий жест Аристарха, выпрямилась и сделала вид, что все ее внимание поглощено речью Аристоника, каждое словокоторого рабы встречали восторженнымикриками.
— Яговорю правду, Домиция! — твердо говорил Лад. — Твое молчание будет для меня дороже слов всех женщин на свете! Ты веришь мне?
— Даверю, верю! — не выдержав, шепнула ему на ухо римлянка,когда поднялся такой шум, что она могла не опасаться, что ее латинскийакцент будет кем-нибудь замечен. — А теперьдавай послушаем Аристоника!
Ладсначала ошеломленно, потом — с недоверием, наконец,разом всё поняв, с буйной радостью посмотрел на Домицию и, послушно кивнув ей, стал внимательно прислушиваться к тому, что говорилАристоник.
- Да, я бросил вызовримской комиссии, заявив сенату свое законноеправо на престол Пергама! — говорил тот. — Но,клянусь Гелиосом, что получив диадему Атталидов, я не назовусь Эвменом Третьим,а стану лишь первым гражданином государстваСолнца, где все будут счастливы, равны и свободны!
- Так, значит, мысвободны? — закричали в толпе.
- Иможем называть друг друга гелиополитами?
— Да,да! — подтвердил Аристоник и, останавливая царившее внизу ликованье, высокоподнял руку. — Но, если мы с оружием в рукахне сумеем отстоять право на существование такого государства и не защитим Пергам от Рима, то каждому из нас уготована жалкая участь снова превратитьсяв рабов!
Лица только что обнимавших друг друга, плачущих от счастья людей стали серьезными.Восторженные возгласы стихли даже в самых отдаленных уголках площади:ремеленники, крестьяне и освобожденные рабы повернулись в ту сторону, кудауказывал Аристоник, и стали смотреть на окрашенное в багровые краски закатногосолнца море, словно по нему уже плыли тяжелые римские триремы...
ЭПИЛОГ
1
Последняя треть второго века до нашейэры устало клонилась к своему закату. Промчавшись над миром колесницей Гелиосав безумных руках Фаэтона, она, наконец, коснулась черты горизонта и бросилапрощальный взгляд на изнемогшую от груза новых человеческих бед и страданийземлю.
Всюду, куда только ветер доносил звукичеловеческого голоса, где шумели города и цвели сады, - люди воевали илиготовились к войне.
Захватив за три десятилетия Пергам и