Завет лихого пацана — страница 43 из 51

Агент выслушал просьбу Горового с вымученным усталым взором. В его глазах стояла непреходящая тоска. Весь его вид так и кричал: «А пошло оно все к черту!» Однако перебивать он не спешил, руководствуясь старой мудростью разведчика: «Учись слушать!» И было видно, что в этом деле он изрядно преуспел.

Перед тем как отправиться на встречу, Горовой внимательно изучил фотографии агента, на которых тот выглядел весьма цветущим мужчиной, полным жаждой жизни. На одной из них Пегий был запечатлен в обществе любовницы, при этом его глаза полыхали, как у молодого жеребчика. Зато сейчас Остап Ильич видел перед собой всего лишь бледную и изрядно измученную копию прежнего человека.

С любовницей Пегий встречался уже три года, старательно скрывая свою связь ото всех. Но на самом деле центр уже давно знал о его увлечении, более того, в центре были осведомлены о каждой ночи, проведенной Пегим с этой дамочкой.

Горовой уже сделал вывод — агента нужно отзывать, пока он не провалился и не потащил за собой всю тщательно законспирированную цепочку. В подобном его решении не последнюю роль сыграла внешность самого Пегого, который выглядел как дремучий старик. Можно представить, какая же труха находится у него в грудной клетке.

— Хорошо, — неожиданно бодро согласился агент. — Когда именно вам нужны результаты?

Он был очень опытным нелегалом. Многолетнее пребывание в стане неприятеля обострило его чувства до предела, и Горовой всерьез полагал, что тот способен прочитать даже его мысли. Разумеется, он уже понял, что это личная просьба Горового, а потому вправе был рассчитывать на некоторые уступки.

— Хорошо бы дня через три-четыре.

— Сделаю все, что смогу, — охотно отозвался Пегий.

— Вот и отлично, — облегченно вздохнул Горовой. — А сейчас о главном. Пропал мой агент. Он занимался алмазами. Должен был доставить контейнер с ними еще вчера вечером, но так и не появился. Мне нужно знать, что с ним случилось. Переправка через границу такого большого количества алмазов очень сложное дело, и нужно знать, как долго я должен держать коридор.

Лицо Пегого озадачилось.

— Кажется, у меня есть для вас сообщение, но его нужно еще раз как следует проверить.

— Уж вы постарайтесь, — Горовой попробовал ответить без тени иронии.

— У меня к вам будет просьба личного характера.

А вот и расплата за любезность!

— Что за просьба? — насторожился Горовой.

— Знаете, сейчас я не в лучшей форме. Как-то так все сразу навалилось. У меня здесь есть подруга, славная девушка.

Горовой понимающе кивнул. Дело обстояло значительно хуже, чем он предполагал в самом начале. Агент явно находился на грани нервного срыва. Он полностью отработал выделенный ему природой ресурс и теперь нуждался только в отдыхе. Кроме того, он нарушил еще одну главную заповедь, никогда и ни с кем не распространяться о семейной жизни. Для любого разведчика это ахиллесова пята, брешь в обороне, через которую способен просочиться враг. Пегий не мог не знать этого, но тем не менее, совершенно не ощущая ситуации, продолжал убеждать дальше тем же тихим голосом:

— У нас с ней настоящие чувства. Думал, что это просто так, но, знаете ли, прикипел.

Остап Горовой сделал сочувствующее лицо.

— Бывает.

— Русские женщины умеют любить. Есть в них что-то особенное. Я только сейчас начал это осознавать. С этой девушкой я встречаюсь уже третий год. Сначала как-то пробовал скрывать от жены, а сейчас даже не очень-то и стараюсь. Но она очень мудрая женщина, делает вид, что ровным счетом ничего не происходит. И надо признать, у нее это получается.

— Так в чем же заключается ваша просьба?

— Мне известно, что от вас очень многое зависит…

— Помилуй бог, — протестующе вскинул руки Остап Ильич. — За кого вы меня принимаете!

— Я давно работаю в разведке и знаю, что такое проверка на психологическую готовность. От того, как вы представите руководству нашу встречу, будет зависеть, останусь я в России или нет. Я уже не молод, у меня более не будет такой женщины, как она. Признаюсь вам откровенно, если меня все-таки вернут, то я не переживу этого. Говорю вам честно, — белая узкая ладонь агента легла на левую сторону груди. — Взберусь на какой-нибудь мост и бултыхнусь в Темзу с самой верхотуры!

Горовой даже не пытался скрывать своего удивления. Ситуация зашла слишком далеко.

— Вы меня очень озадачили, коллега. С таким настроением работать нельзя.

Неожиданно Пегий улыбнулся.

— Вот как раз о настроении я и хочу сказать. Я давно уже живу в предчувствии, что меня уберут отсюда. А это крайне тяжело. Если же меня все-таки оставят здесь, то поверьте, я стану совершенно другим человеком, смогу выдержать любой груз, сумею подключить все свои внутренние ресурсы, которые у меня очень большие. Я вас очень прошу, передайте в центр, что со мной все в порядке. И вы в моем лице отыщете должника по гроб жизни!

— Трудное решение. Вы меня не подведете?

— Могу поклясться чем угодно.

— А вот этого не надо, — Горовой поднял ладонь вверх. — Я вам и так верю. Хорошо, я сумею убедить руководство, что вы находитесь в прекрасной форме.

Пегий расслабленно улыбнулся.

— Я ваш должник.

— Ничего, как-нибудь сочтемся. Вы идете первый. А я еще посижу.

Пегий поднялся и зашагал по аллее.

Горовой испытывал большое разочарование. Теперь он понимал, что алмаз «Султан» пропал для него навсегда. Сегодня утром он купил ворох газет и в одной из них прочитал, что в Екатеринбурге был ограблен и убит известный ювелир Иосиф Зальцер. Среди похищенных у него драгоценностей числился и алмаз «Султан».

Выждав несколько минут, Горовой неторопливо пошел из парка.

Глава 31 НЕУТЕШИТЕЛЬНЫЙ ВЫВОД

Остап Ильич разделял разведчиков на хороших и плохих. Среднего не дано. В идеале настоящий разведчик обязан рассуждать и действовать как робот, при этом он напрочь должен быть лишен какой-то нравственной надстройки, всегда помнить, что интересы государства стоят значительно выше моральных принципов. А если он склонен порассуждать об этике, возводя ее в степень добродетели, то на нем как на разведчике нужно ставить крест.

Пребывая во вражеской среде, агент непременно обрастает какими-то приятелями, появляются даже друзья, которые ему доверяют, но характер его работы сводится к тому, что ему нужно выступать против них. Думать об этом не полагается, если вникать во все моральные тонкости, то можно просто сойти с ума.

Пегий нарушил одну из главных составляющих хорошего разведчика — принялся рассуждать о морали и начал проставлять акценты на «хорошо» и «плохо».

И Горовой сделал неутешительный вывод — как разведчик он умер уже давно. Не исключено, что предмет его обожания уже угодил в поле зрения ФСБ, следовательно, у них в руках находится весьма серьезный инструмент воздействия на него. И вообще, какие моральные обязательства могут быть перед женщиной, когда на кон ставятся интересы страны?

Следующая их встреча была назначена в небольшой рюмочной на окраине города. Место непрезентабельное, собственно, другое и ни к чему, со скудной кухней и неизменным ассортиментом крепких напитков, среди которых особой популярностью пользовалась «Столичная». На закусь хорошо шли соленые огурцы, была и семга, но это для особо состоятельных клиентов. Бывали и такие, так что бизнес понемногу развивался. А хозяин заведения знал всех завсегдатаев и легко давал в долг тем, кто понадежнее.

Весьма удобное местечко для ведения переговоров, и рыбки можно пожевать, и водочки выпить. А главное, хорошо просматривается помещение, всякий вошедший тут же попадает на заметку.

Горовой выбрал место в самом углу рюмочной, с интересом посматривал на людей, сидящих за соседними столами, прислушивался к их речи и вдруг совершенно неожиданно для себя почувствовал в душе ностальгическую нотку. А ведь ему этого не хватало, не в смысле зеленого змия, а самой этой атмосферы, когда за бутылкой водки можно копнуть такие глубины человеческого бытия, какие не снилось даже античным мыслителям.

Матерок, порой звучащий здесь, не раздражал, не чувствовалось в нем агрессии. Даже, наоборот, Остапу нравилось, как мужички перебирали незатейливые бранные слова, как будто наслаждались фразеологическими оборотами. Не каждый человек, выучивший русский язык, способен понять силу и магию матерного слова, имеющего невероятно широкий спектр значений, от откровенной брани до льстивой похвалы.

Горовой не без внутренней радости подумал о том, что русский язык он не позабыл и способен чувствовать самые изысканные его тональности.

Народ в рюмочной подобрался незатейливый — квартал-то рабочий! — а потому для иностранца, владеющего русским языком, но не знающего ненормативной лексики, разговор больше походил бы на обыкновенную тарабарщину. Так что Горовой в этой вольной среде ощущал себя едва ли не посвященным.

Обслуживание здесь было непритязательное, водочку следовало разливать самому. Остап Ильич поймал себя на том, что стоило ему только окунуться в атмосферу рюмочной, как в нем тотчас воскресли все прежние рефлексы. Из глубины десятилетий припомнилось даже, как улучшается настроение, когда водка во время разлива понемногу подбирается к краям рюмки. Горовой с улыбкой подумал о том, что рюмка с водкой — одно из самых совершенных достижений цивилизации, вдохновившее художников и поэтов на бессмертные творения.

Взяв рюмку за тоненькую ножку, Горовой посмотрел сквозь нее на свет, оценивая прозрачность напитка. Водку захотелось хлопнуть одним махом и заесть ее хрустящим малосольным огурцом. Куда-то порастерялись английские сдержанность и аристократизм, столь тщательно отшлифованные многочисленными официальными мероприятиями. К черту все эти вилки с салфетками, крохотные глотки с многозначительными причмокиваниями.

Хлоп! И водочка в утробе.

Пегий вошел в тот самый момент, когда Горовой, пренебрегая одноразовой вилкой, ухватил пальцами здоровущий кусок огурца. Бочок у овоща был малость желтоватый, но это и к лучшему, поядренее будет! За прошедшие несколько дней Пегий явно посвежел. Лицо его приобрело какой-то золотистый оттенок, что свидетельствовало о том, что большую часть времени он провалялся где-то на солнышке. И вообще вид у него был весьма счастливым. Пегий напоминал жениха, стоящего у порога загса.