Угрозу Меченый помнил и заметно присмирел, хотя понемногу подгаживал, обирая хитников, забравшихся на его территорию. Но большой опасности он не представлял, и Фартовый за давностью времени позабыл о прежних разногласиях. Возможно, что он и не вспомнил бы о них, если бы не этот молодцеватый генерал-майор. Выходит, что его никогда не теряли из вида, наблюдали за каждым шагом и были в курсе даже самых маленьких проблем.
— И что с того?
Яковлев пожал плечами:
— Действительно, что с того? Подумаешь, мелочь, вас просто не стало! Мы можем, например, разрубить вас на куски и скормить рыбам, — равнодушно сообщил Яковлев.
Про куски, конечно же, сказано было для красного словца, но правда в словах генерала присутствовала. ФСБ всегда умела хранить тайны и зачищать концы.
— Чего вы от меня хотите?
— Правды! Это ваши люди ограбили ювелирный магазин?
— К этому делу я не имею никакого отношения. Мне от жизни уже ничего не нужно, только чтобы достойно дожить свой срок. А у молодых всегда полно планов, все они нетерпеливы, вот и совершают массу ошибок.
— Это еще не все… Мы о тебе знаем куда больше, чем ты думаешь. Без твоего личного участия здесь не продается ни один камень. С каждого драгоценщика ты берешь свою долю.
— Я никого не принуждаю, они мне сами дают, можно спросить кого угодно.
— Редкий альтруизм с их стороны, — усмехнулся генерал. — Но я сейчас не об этом. На хитников ты тоже пытаешься наложить лапу. Где-то у тебя получается, а где-то нет.
— К чему вы это?
— А к тому. За тобой большие грехи, Георгий Георгиевич.
Фартовый усмехнулся:
— Как быстро развиваются наши отношения, вот мы уже и на «ты». Вот только не знаю, мне воспринимать это как уважение к моей старости, или, быть может, как раз наоборот.
— Как уважение, — улыбнулся генерал-майор.
— И как же я за всем этим делом приглядывал?
— А тебе лично и не надо приглядывать. Для этого у тебя есть «шестерки». Вор ты щедрый, умеешь хорошо платить. Вот за тебя и работали.
— А как же в заповеднике?
— А в заповеднике на тебя работала вся милиция. Они и Васильевича убрали.
— Ну ты, Виктор Ларионович, плетешь! Мне всю жизнь за такое не отмыться. За что же мне было Васильевича-то убивать?
— Камушки! Через него стали уходить алмазы в Европу, а тебе это не понравилось. Ты воспринял это как крысятничество и решил убрать его.
— Послушай, начальник…
— Стоп! — поднял ладонь Виктор Ларионович. — Это еще не все! На дно карьера ты отправил девять москвичей вместе с их машинами. На свою беду, каким-то образом парни узнали про алмазы, вот ты и отправил их на дно карьера.
— Как же я мог их всех сразу убрать, начальник? Что-то ты не то говоришь. Что они, бараны, что ли, чтобы на убой толпой идти?
— Пацанов на карьер заманила милиция. Милиционеры же их и убили, и сделано это было по твоему приказу.
— У тебя нет никаких доказательств, начальник, — отрицательно покачал головой Батяня.
— А ты думаешь, тебя сюда притащили, чтобы тебе что-то доказывать? Я ведь тебе не суд. Знаю, что тебя смертью не испугаешь. Ты свое отжил. Но у тебя есть внучка. Как ее зовут? Вероника, кажется?
Фартовый дернулся. С минуту он тяжело смотрел на ухмыляющегося генерала, после чего глухо сказал:
— А вот это ты зря, генерал. Веронику не трожь!
Яковлев невольно хмыкнул:
— Именно таким мне тебя и описывали. Непримиримым, дерзким. Стоит ли говорить о том, каким ты был в молодости.
— А ты бы в мое личное дело заглянул, там все написано.
— Заглядывал. Впечатляюще! Так где же камушки, Георгий Георгиевич?
— У меня их нет.
— Ты бы хорошо подумал, прежде чем мне отказывать. Я ведь могу и обидеться.
По тому, как плотно сжались губы генерала, верилось, что он говорит правду.
— Хорошо, скажу как есть. Ювелирный магазин действительно был под моей «крышей». С Зальцером мы были почти приятели. О том, что к нему какая-то хита принесла целую кучу алмазов, я узнал почти сразу же. Признаюсь, была у меня мысль взять эти камушки. И взял бы! Только вот я никак не думал, что вместо меня это кто-то другой сделает.
— И кто же?
— Кариес взял! Я его за человека держал, в свои преемники готовил, а он крысой оказался. Хотел «белые» взять и тиной укрыться. Вот и поплатился.
— А через кого же ты хотел камушки продать?
— Есть один человечек. Арсеном зовут. Через него мы осуществляли кое-какие поставки за кордон. Кто он по национальности, сказать не берусь. Кавказец, одним словом. У него какие-то свои дела, но камни брал у меня всегда без проблем.
Яковлев открыл тетрадь, лежавшую на столе, поднял одну из заложенных между страницами фотографий и показал ее Фартовому.
— Это случайно не он?
Старик взял снимок и одобрительно хмыкнул:
— А-а, вы уже знаете. Он самый!
— А теперь давай поговорим начистоту, какие камни ты ему продавал? Изумруды?
— Не буду темнить, начальник, «зелень» скидывал. Только откуда ты об этом знаешь? Сорока на хвосте принесла?
— Откуда у тебя изумруды?
— Ты же говорил, что хорошо мою биографию изучил, вот там бы и нашел ответ.
— Георгий Георгиевич, что же ты все загадками-то говоришь? А конкретнее нельзя?
— Что я буду иметь от этого, начальник?
— Поторговаться хочешь?
Фартовый брезгливо поморщился.
— Уж не за коммерсанта ли ты меня держишь? Не нравится мне это слово, лучше сказать «сделка».
— Хорошо, пусть будет сделка, и чего же ты хочешь?
— Свободы хочу, начальник. Если я на кичу вернусь, то живым уже оттуда не выйду. Ты не смотри, что я такой старый, жить мне хочется, как и молодому. Так вот что я тебе скажу, там этих изумрудов целая гора!
— А поточнее нельзя?
— Где-то ящиков сорок, каждый по девяносто килограммов весом.
— Откуда тебе известно об этом?
— Отец мой, земля ему пухом, эти ящики сперва закапывал, потом от пули ушел, потом доставал их и в другое место перетаскивал. Вот я оттуда и беру понемногу…
— Как же твой отец тогда среди этих смертников-то оказался?
Фартовый вздохнул:
— Долгая эта история, начальник, в двух словах и не расскажешь.
Яковлев улыбнулся.
— А разве ты куда-то торопишься? — Фартовый в ответ лишь невесело хмыкнул. — Вот и я никуда не спешу.
— Тогда слушай. Ты вот здесь про «белые» говорил из контейнера, а отец эти самые камушки видел, когда еще на зоне в Изумрудном парился.
— Расскажи!
— Ему тогда срок большой дали, а лагерь, куда определили, платину добывал. Как рабы они вкалывали, долго там никто не жил. Вот они и решили к «зеленому прокурору» податься. Побег готовили тщательно, зона была большая, вот и решили ее всю сразу разморозить. А тут вдруг эту зону сделали перевалочной базой. Выгородили внутри еще одну, особую, зону. Раз в несколько дней приезжала какая-то полуторка с контейнером, через день приезжал другой грузовик, забирал его и уезжал. Вот отец и решил этот ящик с собой прихватить во время побега.
— Он знал, что в нем находится? — с некоторым волнением спросил Яковлев.
— Откуда! Мог только предположить. Думал, деньги перевозят, а может быть, и золотишко. Но все равно хорошо! На воле всегда пригодится. И вот дождались они, когда грузовик приедет, и решили уже пойти на архаровцев! А в это время как раз полуторка за грузом пришла. Контейнер в кузов погрузили и уже ехать собрались, да и караул высыпал. Вот братва и поперла на них с камнями и с палками. Ну, натурально, началась пальба. В общем, много тогда бродяг полегло. Но кое-кто и прорвался.
— Значит, твой отец среди них был?
— Да, он ушел, но ненадолго. Взяли его в болоте. Три десятка таких собрали и привезли к одной штольне. Перед ней были складированы ящики с изумрудами. Наверное, отправлять их куда-то хотели, да чего-то с этим не вышло, вот зэкам и приказали их засыпать. Отец сразу понял, что в живых никого не оставят, уж слишком секрет большой. Когда мимо штольни в очередной раз с тачкой проходил, так и юркнул в нору! Штольня, рассказывал, большая была, несколько километров. Ему вслед стреляли, гранату бросили, но ничего — уцелел. Так и ушел.
— Вернемся к той машине. Что с ней стало?
— Здесь вот какая история получилась. Догнал отец эту машину, она в кювет съехала, а выбраться не могла. Запрыгнул он в грузовичок, а там пара солдатиков, ну он и взял грех на душу…
— Голыми руками, что ли? — удивился Яковлев.
— Ими самыми. Просто он порасторопнее оказался. А может, больше жить хотелось. Открыл он крышку контейнера и увидел, что тот битком забит какими-то мешочками. Развязал один из них, а он алмазами засыпан по самую горловину. Тут вдруг как ухнет у него под ногами! Швырнуло его взрывом, головой обо что-то ударился и отключился. Очнулся от того, что жарко стало, открыл глаза, грузовичок горит, а у контейнера крутится один из тех трех охранников, которые за этот самый ящик отвечали. Заметил он, что отец живой, но добивать не стал. Вот отец и наказал мне найти эти камушки, а если человека этого встречу, не убивать его. Дать жизнь за жизнь. И ведь нашел я этого старика, узнал, где он живет, а он снова от меня скрылся. Видно, почувствовал, что ведут его. Убивать я его, конечно, и не думал, отцовский завет я помню. Хуже нет воровской завет нарушить… Ну как, начальник, убедил я тебя своими рассказами?
Со стороны кухни раздавался сдержанный говорок, который прерывался приглушенным смехом. Очевидно, парни травили анекдоты, не стесняясь присутствия своего генерала.
Позади раздалось легкое поскрипывание половиц — коренастый крепыш находился на своем посту.
— Убедил, — не без труда согласился Яковлев. Подняв со стола еще одну фотографию, он протянул ее Фартовому: — Это случайно не тот самый старик?
Батяня взял снимок и, поморщившись, признался:
— Он самый! Взгляд у него острый, будто бы не смотрит, а на куски режет. Оказывается, ты все знаешь.
— Работа у нас такая — знать. Осталось только выяснить, где теперь этот человек. И ты не в курсе, где этот человек?