Глава третья
От телефона-то Попрыгуньи я избавился, а вот от ее дружка, к сожалению, избавиться не представлялось возможным. Во-первых, Попрыгунья любила Эвана. Уже одно это отметало в сторону массу вариантов. Во-вторых, Генерал наверняка не менее упрям, чем я, а значит, вряд ли мне уступит, пока я не сделаю то, что ему от меня нужно. А нужно ему всего-навсего раздобыть Новые Руны, вернуть Оракула и обрести возможность покинуть позаимствованную у Эвана плоть. Если честно, мне и самому хотелось примерно того же, но только если для этого не нужно рисковать собственной шкурой – а я к этой шкуре в последнее время даже как-то привязался. В общем, предвкушая встречу со Стариком, я был твердо намерен предвосхитить любые неприятные реакции с его стороны, вызванные моими вчерашними подвигами.
К тому времени, как мы добрались до Эвана, настроение у меня значительно улучшилось. Солнце ярко светило, вокруг вовсю пели птицы, а свежий воздух вновь пробудил мой аппетит. Но как только я увидел дружка моей Попрыгуньи, мне стало ясно, что мой оптимизм был явно преждевременным. Эван сам открыл нам дверь, но войти не пригласил; просто сидел в своем инвалидном кресле и выглядел озябшим и каким-то особенно хрупким. Я сразу почувствовал, как сильно встревожилась Попрыгунья. «У него наверняка очень плохой день», – шепнула она мне, а я грешным делом подумал: поделом Старику, он подобное маленькое наказание заслужил, оно ему только на пользу. Пусть помучается вместе с беднягой Эваном.
– Не ожидал вас так рано, – сказал Эван, с изумлением рассматривая Попрыгунью. – Скажи на милость, что это ты такое сотворила со своими волосами?
Поскольку она не ответила, я поспешил сразу объясниться с Одином:
– Ты извини меня за вчерашнее. Меня, пожалуй, слегка занесло от неожиданно обретенной свободы. Вот голова и закружилась, а тут еще этот торт, танцы… и, знаешь, я ведь подружкой обзавелся…
– Это совершенно неважно, – прервал меня Генерал. – Мы оба должны сосредоточиться на том, что имеет для нас реальное значение: нам необходимо вновь обрести свою магическую силу и вернуться домой.
– Да, сэр! Теперь я все вижу совершенно ясно, сэр! – по-военному отчеканил я и одарил его самой победоносной своей улыбкой.
– И как бы тебе ни нравился твой нынешний телесный приют, ты в нем всего лишь гость и только, – продолжал Один. – Если ты начнешь думать, что мог бы навсегда здесь и остаться, то всем нам будет грозить опасность. В общем, все время помни о той кошке в коробке, ясно?
– Многие кошки любят сидеть в коробке, – заметил я.
– Только не та! – отрезал Генерал.
Я вздохнул. Честно говоря, мне действительно начинало казаться, что я не возражал бы остаться в теле Попрыгуньи и пребывать там сколь угодно долго. Ее тело оказалось не только вполне пригодным для жизни, но и достаточно управляемым, к тому же теперь, когда Попрыгунья начала со мной сотрудничать, я тем более не спешил ее покинуть. Однако у Генерала ситуация была совершенно иная. Он вел себя так, словно очень спешит. Интересно, подумал я, не связано ли это со здоровьем Эвана? И если связано, то насколько серьезно болен этот молодой человек?
– Короче: сейчас у нас просто нет времени обсуждать эту тему, поскольку сегодня у Попрыгуньи очередной экзамен, – строго сказал Один. – Лучше приходите вечером, часов в шесть, и мы обо всем подробно поговорим. Только не опаздывайте. Я на вас рассчитываю.
Теперь и я был совершенно готов перейти от разговоров к более насущным вещам – например, хорошенько позавтракать, прежде чем снова тащиться в школу. Но было что-то непохоже, что Эван (или Один) собирался это нам предложить. Впрочем, порывшись во внутреннем лексиконе Попрыгуньи, я обнаружил некое замечательное словосочетание: Торговый Автомат; судя по всему, эта штуковина выдавала шоколадки и прочие вкусные вещи, и мне, естественно, сразу захотелось посмотреть, как она действует.
Один, пристально глядя на меня единственным зрячим глазом, мрачно заметил:
– Постарайся больше меня не подводить. И ни в коем случае до вечера со Стеллой не разговаривай.
– Это еще почему? – удивился я.
– Просто не разговаривай и все. Ладно, до встречи.
Я кивнул, весело помахал ему рукой и тут же абсолютно о нем позабыл. В конце концов, личные проблемы Одина могут и подождать; а нам пока что нужно решить вопрос с этим экзаменом по английской литературе. А что потом? Ну…
«Лови день!»[47] – как любит повторять Попрыгунья. А нам за этот день надо было столько всего успеть.
Глава четвертая
Первое, что мы сделали, явившись в школу, это отыскали заведующего английской кафедрой. И я, благодаря руководящим указаниям Попрыгуньи и моему таланту златоуста, сумел убедить его, что вчера у Попрыгуньи случилось нечто вроде нервного срыва – к этому времени я уже успел понять, что практически любого упоминания о загадочной женской натуре достаточно, чтобы большинство мужчин тут же превратились в безъязыких, красномордых глупцов. Ну а при объяснении с тем преподавателем, что принимал у Попрыгуньи экзамен по английской литературе, и вовсе ничего особенно преувеличивать не потребовалось.
Некоторое время он, правда, для видимости сопротивлялся, но затем согласился написать в экзаменационную комиссию, указав на отличную успеваемость девочки и ее примерное поведение в течение всего года, и попросить в порядке исключения разрешить ей пересдать экзамен. Затем он поспешно ретировался из класса, затравленно оглядываясь через плечо.
«Пять с плюсом, – похвалила меня Попрыгунья. – Давай отметим».
И мы пошли к автомату, продающему шоколадки, – как раз об этом я и мечтал, но Попрыгунья позволила мне съесть только один небольшой брусочек, хотя мне очень хотелось попробовать и другие вкусные штуки, которых там было немало. Впрочем, первый камень в фундамент наших отношений был положен, и на этом фундаменте я намеревался выстроить все великолепное здание, как только моя «квартирная хозяйка» благополучно преодолеет стоящие перед ней испытания и препятствия, следующим из которых был очередной экзамен. Так что я с легким сердцем пообещал ей выдержать все без жалоб – но при том условии, что после экзаменов она будет поступать так, как хочу я.
Этот экзамен носил весьма странное и, на мой взгляд, занятное название «Критическое мышление». Попрыгунья перед ним весьма нервничала – у нее вообще была прискорбная привычка идти на поводу у собственных чувств. Далее мы сдавали экзамен по дисциплине, именуемой «Британская политика», что предсказуемо оказалось делом на редкость скучным, если не считать раздела, посвященного войнам; этот раздел был вполне ничего, хотя нынешние войны были все же далеко не столь впечатляющими, как те, которые мне самому довелось пережить. Впрочем, оба экзамена завершились вполне успешно, и Попрыгунья пребывала в приподнятом настроении, а это означало, что мы имеем полное право распоряжаться своим временем и встретиться с Мег – может, еще и тортик съесть, если удастся.
Я очень надеялся, что Попрыгунья согласится пойти вместе со мной на это свидание, а судя по тому, что она сказала своей бабушке, можно было предположить, что уговорить ее я вполне сумею.
Мег была забавной, умной и очень милой – честно говоря, все эти качества в прежние времена меня обычно раздражали, но в данном случае они казались мне не только вполне терпимыми, но и весьма привлекательными. Ну, допустим, подобные чувства, сколь бы невнятными они ни были, возникли у меня, скорее всего, под воздействием Попрыгуньи, однако и у меня самого одна лишь мысль о том, что я смогу вскоре снова увидеться с Мег, вызывала приятную дрожь.
Мы с ней условились встретиться в «Розовой зебре», той самой кофейне, где впервые и познакомились. Правда, в Попрыгунье чувствовались определенные колебания на сей счет и одновременно какое-то странное возбуждение – по-моему, все это было у нее вызвано ощущением некоторой нереальности происходящего. Ей казалось, что она-то во всем этом живого участия не принимает, что это просто чья-то чужая жизнь, чей-то сон или мечта. Но не значило ли это, что и ей можно наслаждаться происходящим с нею, не испытывая ни вины, ни тревоги?
Довольно глупые рассуждения, по-моему. Однако начало было положено.
Мег сидела в уголке за тем самым столиком, который я уже мысленно называл «нашим». На ней была футболка с изображением акулы и ожерелье из резных деревянных бусин в виде цветочков. Не знаю, почему я обратил внимание на подобные вещи: особого значения они не имели. И все же – снова эти человеческие чувства! – в ее дешевых деревянных бусах было что-то удивительно трогательное; я даже, пожалуй, испытал за нее некоторую тревогу. Я понимаю: в моих устах это звучит смешно, но, честное слово, все так и было. Отец Лжи, Повелитель Волков, Асгардский Трикстер вдруг стал на редкость мягкосердечным и податливым.
Мег помахала мне:
– Привет, Попрыгунья!
Я с улыбкой подошел к ней, хотя то, что она называла меня Попрыгуньей, было как-то не совсем правильно. Разумеется, Маргарет никак не могла бы назвать меня моим настоящим именем – и это была одна из тех мыслей, которые с определенных пор вызывали во мне некое странное ощущение, которому я пока не мог дать должное определение. Черт бы побрал все эти человеческие чувства и ощущения! Да для того, чтобы каждое из них описать, потребовалась бы целая библиотека! Почему бы, собственно, не относиться к этому проще? В этом мире достаточно удовольствий, чтобы заполнить каждый час человеческой жизни. Так для чего тратить столько драгоценного времени на сомнения, боль и одиночество?
Итак, мы заказали торт с вишнями и стали рассказывать друг другу, как провели день и какие книги читали в последнее время, касаясь и таких сложных тем, как британская история, военное искусство и жизнь во всей ее абсурдности. Я был забавен, Попрыгунья казалась абсолютно искренней (догадываюсь, что человеку только и остается быть искренним, если он не умеет