А потом, когда друзья Мег стали готовиться к неким действиям, я постепенно догадался, зачем они притащили на вершину Холма все эти канистры, проволоку и веревки. Ведь Мег еще в прошлый раз успела меня немного к этому подготовить – по-своему, конечно, – рассказав о том танце, который называла прядением огня. Звучало это круто, но я и представить себе не мог, насколько сам танец окажется созвучен моим личным пристрастиям.
– Эти штуковины называются пои, – объясняла Мег Попрыгунье, – их можно сделать из чего угодно, лишь бы не были слишком тяжелыми. Этот вот сделан из тряпок, пропитанных маслом и обмотанных проволокой. Ты вращаешь пои вот так… – и она показала – сперва потихоньку, но потом, отойдя на безопасное расстояние, уже по-настоящему.
Да помогут мне боги – это было поистине прекрасно! Мег двигалась, повинуясь некому естественному ритму, и пылающие шары двигались с нею рядом и вокруг нее, словно огонь был ее родной стихией. Пои описывали то длинные, как бы ленивые, дуги, то петли и круги, которые попеременно сужались и расширялись, точно зрачки драконьих глаз. Я не видел ничего столь же прекрасного со времен рождения Срединных Миров. Это были Порядок и Хаос в равновесии, танец и движение в гармонии, как у летящего светлячка…
«Господи, неужели ты не можешь заткнуться и прекратить свои комментарии?» – донесся до меня возмущенный мысленный возглас Попрыгуньи.
«Ну так пристрели меня! – откликнулся я. – Но я так люблю огонь! Ты, кстати, не хочешь попробовать?»
Но она не ответила, продолжая следить за танцем как завороженная.
«Давай, попробуй! Ну пожалуйста! А я обещаю, что дам тебе возможность побыть с Мег наедине».
Мег подошла к нам чуть ближе; пои по-прежнему свободно вращались по обе стороны от нее.
– Хочешь попробовать?
– Конечно, черт побери! Еще как хочу! – вскричала Попрыгунья
– Ладно, только вращай несильно. И будь осторожна…
Я принял от нее вожжи этого огненного зверя и сказал:
– Понятно. Не волнуйся. Я осторожно.
Ах, какое это было дивное ощущение! Как закипела во мне кровь! Из всех человеческих ощущений – а я либо наслаждался ими, либо с трудом их терпел, либо просто недолюбливал, либо тщетно пытался разгадать, – это было самым лучшим. Лучше секса, лучше опьянения; и гораздо лучше вкуса тех замечательных тартинок с джемом, которые пекла мне Сигюн. Мне казалось, будто я вновь обрел свое первоначальное обличье, вернул магическую силу и стою во главе армии, готовой к бою. Я танцевал с огнем, и огонь тоже танцевал со мною, словно узнав родственную душу. У меня, разумеется, получалось гораздо лучше, чем могло бы получиться у Попрыгуньи: я подбрасывал пои в воздух, перепрыгивал через них, подобно дикому зверю, завивал их в двойную спираль, которая неутомимо вращалась в зачарованном воздухе, точно Мировой Змей, прикусивший свой хвост…
А когда огни наконец потухли, я повернулся к Мег и увидел, что глаза ее широко раскрыты от изумления и в них так и пляшет отражение горящего костра; ее друзья, которые тоже, как завороженные, любовались моим танцем, принялись аплодировать, и я на мгновение снова почувствовал себя почти божеством, но тут буквально у меня за спиной послышался вдруг чей-то голос, показавшийся мне, пожалуй, даже чересчур знакомым.
– Так вот ты чем тут занимаешься! – И от того, с какой интонацией были произнесены эти слова, у меня по спине сразу поползли мурашки. Я обернулся и увидел стоявшую неподалеку Стеллу, которая наблюдала за происходящим с таким видом, словно ничего смешней и нелепей она в жизни своей не видывала.
Ответила ей Попрыгунья, и мне доставило истинное удовольствие то, что она, ничуть не переигрывая, спокойно сказала:
– Это ты, Стелла? Что тебе нужно? – Молодец! Она задала этот вопрос небрежно, даже, пожалуй, равнодушно, хотя я-то прекрасно знал, что она напряжена как струна.
Фрейя-Стелла не ответила, лишь рассмеялась своим звенящим смехом – примерно так смеются принцессы в мультфильмах Диснея, это я уже знал. Выглядела она безупречно. Маленькое платьице из набивной ткани, волосы цвета заката, ноги «от ушей», которым, казалось, нет конца. Но в свете костра, горевшего в яме, мне удалось разглядеть в ней и еще кое-что очень важное и очень опасное: ее ауру, явно таившую угрозу.
– А ты, Попрыгунья, никак новую подружку завела? – с усмешкой спросила Стелла.
Я пожал плечами.
– Ты что, ревнуешь? Или дело еще в чем-то?
Снова зазвенел смех Фрейи – точно колокольчик саней, которыми правит некий злодей в обличье Санта-Клауса.
– Ну что ты, дорогая, с чего мне тебя ревновать? Ведь стоит тебя позвать, и ты сразу примчишься. В точности как моя комнатная собачонка.
Комнатная собачонка. Эти слова сразу заставили меня вспомнить о Торе, а заодно и об Одине, чей наказ ни в коем случае не разговаривать со Стеллой я уже успел позабыть. С другой стороны, решил я, что плохого, если я с ней и перекинусь парой слов? Вряд ли для кого-то из нас она так уж опасна.
– Значит, Холм вы уже отыскали, – констатировала Фрейя. – Впрочем, его вряд ли можно не заметить – он светится, как рождественская елка. Хотя подниматься сюда вы не особенно спешили, верно?
А я снова вспомнил предыдущий день. И ту странную новую руну в небесах. И охватившее меня чувство возбуждения и восторга. Но ведь тогда я, кажется, ошибся? Спутал с руническим знаком след от случайной встречи в поднебесье струи горячего пара с холодным воздухом?
Фрейя, должно быть, прочитала мои мысли. И с улыбкой сказала:
– Нет, никакая это была не случайность. А это, между прочим, тот самый Холм. – И слово «холм» она произнесла с особым нажимом, как бы с заглавной буквы – именно так теперешние люди величают и своего нового Бога в отличие от многочисленных старых богов. И я тут же вспомнил, как все мое тело словно электрический разряд пронизал, когда я впервые этот Холм заметил, и какое чувство уверенности я испытал, увидев ту написанную в небесах руну. А сейчас меня постепенно охватывало и еще какое-то новое чувство – я казался себе куда более живым, чем за все минувшие пятьсот с лишним лет, да, живым, полным сил и волшебного могущества! Сперва я решил, что во всем виноват чудесный танец с огненными пои, но, поразмыслив, понял: это не простой холм, здесь даже в воздухе чувствуется некая особая сила, а из-под земли и вовсе доносится негромкое гудение, точно оттуда готов вырваться на свободу огромный пчелиный рой.
– Что это? – невольно вырвалось у меня.
Фрейя снова улыбнулась.
– Это голос свободы. Свободы от нее. Но самое главное – свободы от него.
«Извини, – услышал я голос Попрыгуньи, – но что это она такое несет, черт побери?»
«Погоди, дай мне самому все уладить, хорошо?» – попросил я.
А Фрейя, голубые глаза которой сияли как звезды, продолжала:
– Свобода, Локи! Подумай хорошенько. Разве не этого ты хотел?
Я пожал плечами. Я вовсе не собирался раскрывать перед ней душу и рассказывать, как отчаянно я мечтал о свободе.
– Каким образом некий холм может означать для меня свободу? – спросил я.
В ответ она одарила меня очередной улыбкой, и мне показалось, что я узнаю в этой улыбке нечто давно знакомое, но никогда не ассоциировавшееся у меня ни с Фрейей, ни с кем-либо другим из ванов. А еще я теперь чувствовал в ней готовность к атаке, некий мощный заряд магической энергии. Ощущение было приятным, хоть и немного опасным – такое ощущение возникает вблизи большого, жарко горящего костра. А меня, разумеется, всегда тянуло к кострам, такова уж, в конце концов, моя природа.
Я поднял глаза к темному небу. Потом посмотрел вниз – там, в Молбри, уже зажгли уличные фонари, белые и желтые на темном фоне небес. А сам Холм возвышался, подобно великану, над лоскутным одеялом полей. И тут я наконец вспомнил, что, пребывая в столь сильном возбуждении от свидания с Мег, совсем позабыл о назначенной встрече с Генералом. Вряд ли он будет этим доволен. Однако уйти отсюда сейчас я был не в силах – в этом Холме таилось нечто… совершенно неотразимое…
Мои инстинкты всегда очень неплохо мне служили. Особенно в случае грозящей опасности. Вот и сейчас мои инстинкты просто вопили, предупреждая меня. Мег и ее друзья по-прежнему стояли кружком у пылающего костра, и в отблесках огня их лица, казалось, тоже светились золотистым светом. Глаза их были широко раскрыты, словно от изумления, но я не заметил в них ни капли любопытства. Они скорее казались какими-то застывшими, а сами ребята выглядели слегка ошарашенными, словно погруженными в сон или гипноз – и если уж это не прямое воздействие магии, думал я, то мне можно прямо сейчас возвращать свой мандат демона!
– А Генерал знает, что ты здесь? – спросил я. – Он что, послал тебя за мной?
Это, разумеется, было вполне возможно. Наш Старик – гибкий политик. Иногда даже чересчур – особенно если действует в собственных интересах. Вполне возможно также, что это всего лишь некая ловушка, устроенная, чтобы принудить меня к сотрудничеству. Однако мысль о том, что Одина могли попросту исключить из игры – и кто, Фрейя, оценка которой в моих глазах была значительно ниже того уровня, где, скажем, находилась самая нижняя часть Мирового Змея! – определенно указывала на то, что в упомянутом плане выигрыш для Искренне Вашего вовсе не предусматривался.
Желая прочистить мозги, я даже головой тряхнул, ибо там словно какой-то туман стоял, как если бы меня незаметно напоили допьяна. Мало того, я подобно любому пьянице испытывал абсолютную уверенность в собственной неуязвимости. Кровь так и пела у меня в жилах. Но голова почему-то кружилась все сильнее, а руки вдруг стали обжигающе горячими…
– Сперва ты, возможно, ощутишь небольшой дискомфорт, – заметила Фрейя, глядя на мое изменившееся лицо.
Я подтянул рукава повыше: руки просто жгло.
– Черт, больно же!
– У тебя же кровь идет, – тихонько сказала мне Мег. Ну конечно! Порезы на запястье – те самые, что напоминали руну