Только ушли ненаши, мужик и говорит скрипачу:
– Если выйдешь отсюдова, скажи моим детям, чтобы они взяли деньги: один котел у ворот закопан, а другой – в овине, и чтобы роздали их на нищую братию.
Потом еще набежала целая изба ненаших и спрашивают у богатого мужика:
– Что у тебя русским духом пахнет?
Мужик говорит:
– Это вы по Руси ходили, русского духу набрались!
– Как бы не так!
Стали искать, нашли скрипача и закричали:
– Ха-ха-ха, скрипач здесь!
Стащили его с печки и заставили играть на скрипке.
Он три года играл, а ему за три дня показалось; уморился и говорит:
– Что за диво! Бывало, играл я – в один вечер все струны изорву, а теперь третий день играю – и все целы. Господи благослови!
Только вымолвил – все струны и лопнули.
– Ну, братцы, – говорит скрипач, – сами видите: струны лопнули, не на чем играть!
– Постой, – сказал один нечистый, – у меня есть два бунта струн, я тебе принесу.
Сбегал и принес; скрипач взял струны, потянул и опять только вымолвил: «Господи благослови!» – оба бунта лопнули.
– Нет, братцы, ваши струны мне не годятся; у меня свои до́ма есть, дайте – схожу!
Ненаши его не пущают:
– Ты уйдешь! – говорят.
– Если вы не верите, то пошлите со мной кого-нибудь в провожатых.
Ненаши выбрали одного и послали с скрипачом.
Скрипач пришел в деревню; слышит: в крайней избе свадьбу справляют.
– Пойдем на свадьбу!
– Пойдем!
Вошли в избу; тут все скрипача узнали, спрашивают:
– Где это ты, братец, три года пропадал?
– На том свете был!
Посидели, погуляли, ненаш зовет скрипача:
– Пора идти!
А тот:
– Погоди еще немножко; дай мне на скрипке поиграть, молодых повеселить.
До тех пор просидели, пока петухи запели; тут ненаш пропал, а скрипач стал говорить сыновьям богатого мужика:
– Ваш батюшка приказал вам взять деньги: один котел у ворот зарыт, а другой – в овине, и велел все эти деньги нищим раздать.
Вот откопали оба котла, стали раздавать деньги по нищей братии: чем больше их раздают, тем больше их прибавляется.
Вывезли эти котлы на перекресток: кто ни едет мимо, всякий берет оттуда, сколько рукой захватит, а деньги всё не сбывают. Подали челобитную государю; он и приказал: в некотором городе шла дорога в объезд – верст пятьдесят будет, а если прямо проложить, то всего пять верст, и приказал государь выстроить прямоезжий мост.
Вот и выстроили мост на пять верст, и на то дело оба котла опорожнили.
В те времена некая девица родила сына и покинула его с малолетства; этот младенец три года не ел, не пил, и все с ним божий ангел ходил.
Пришел младенец на мост и говорит:
– Ах, какой славный мост! Дай бог тому царство небесное, на чьи деньги его построили.
Услышал господь эту молитву и велел своим ангелам выпустить богатого мужика из аду кромешного.
Горшечник
Едет дорогою горшечник; навстречу ему прохожий:
– Найми, – говорит, – меня в работники!
– Да умеешь ли ты горшки делать?
– Еще как умею-то!
Вот порядились, ударили по рукам и поехали вместе. Приезжают домой, работник и говорит:
– Ну, хозяин, приготовь сорок возов глины, завтра я за работу примусь!
Хозяин приготовил сорок возов глины; а работник-то был – сам нечистый, и наказывает он горшечнику:
– Я стану по ночам работать, а ты ко мне в сарай не ходи!
– Отчего так?
– Ну да уж так! Придешь – беды наживешь!
Наступила темная ночь; как раз в двенадцать часов закричал нечистый громким голосом, и собралось к нему чертенят видимо-невидимо, начали горшки лепить, пошел гром, стук, хохот по всему двору. Хозяин не вытерпел:
– Дай пойду – посмотрю!
Приходит к сараю, заглянул в щелочку – сидят черти на корточках да горшки лепят; только один хромой не работает, по сторонам смотрит, увидал хозяина, схватил ком глины да как пустит – и попал ему прямо в глаз! Окривел хозяин на один глаз и вернулся в избу, а в сарае-то гам да хохот пуще прежнего!
Наутро говорит работник:
– Эй, хозяин! Ступай горшки считать, сколько за одну ночь наработано.
Хозяин сосчитал – сорок тысяч наработано.
– Ну, теперь готовь мне десять сажен дров; в эту ночь стану обжигать горшки.
Ровно в полночь опять закричал нечистый громким голосом; сбежались к нему со всех концов чертенята, перебили все горшки, покидали черепье в печь и давай обжигать. А хозяин закрестил щелочку и смотрит.
«Ну, – думает, – пропала работа!»
На другой день зовет его работник:
– Погляди, хорошо ли сделал?
Хозяин приходит смотреть, – все сорок тысяч горшков стоят целы, один одного лучше! На третью ночь созвал нечистый чертенят, раскрасил горшки разными цветами и все до последнего на один воз уклал.
Дождался хозяин базарного дня и повез горшки в город на продажу: а нечистый приказал своим чертенятам бегать по всем домам, по всем улицам да народ скликать – горшки покупать. Сейчас повалил народ на базар: обступили со всех сторон горшечника и в полчаса весь товар разобрали. Приехал мужик домой и полон мешок денег привез.
– Ну, – говорит ему нечистый, – давай барыши делить.
Поделили пополам. Черт взял свою часть, распрощался с хозяином и пропал.
Через неделю поехал мужик с горшками в город; сколько ни стоял он на базаре, никто не покупает; все обходят его мимо, да еще всячески ругают:
– Знаем мы твои горшки, старый хрен! С виду казисты, а нальешь воды – сейчас и развалятся! Нет, брат, теперь не надуешь.
Перестали брать у него горшки; совсем обеднял мужик, запил с горя и стал по кабакам валяться.
Леший
Одна поповна, не спросясь ни отца, ни матери, пошла в лес гулять и пропала без вести. Прошло три года. В этом самом селе, где жили ее родители, был смелый охотник: каждый божий день ходил с собакой да с ружьем по дремучим лесам.
Раз идет он по лесу; вдруг собака его залаяла, и песья шерсть на ней щетиною встала. Смотрит охотник, а перед ним на лесной тропинке лежит колода, на колоде мужик сидит, лапоть ковыряет; подковырнет лапоть, да на месяц и погрозит:
– Свети, свети, ясен месяц!
Дивно стало охотнику; отчего так, думает, собою мужик – еще молодец, а волосом как лунь сед? Только подумал это, а он словно мысль его угадал:
– Оттого, – говорит, – я и сед, что чертов дед!
Тут охотник и смекнул, что перед ним не простой мужик, а леший; нацелился ружьем – бац! – и угодил ему в самое брюхо. Леший застонал, повалился было через колоду, да тотчас же привстал и потащился в чащу. Следом за ним побежала собака, а за собакою охотник пошел.
Шел, шел и добрел до горы; в той горе расщелина, в расщелине избушка стоит. Входит в избушку, смотрит: леший на лавке валяется – совсем издох, а возле него сидит девица да горько плачет:
– Кто теперь меня поить-кормить будет!
– Здравствуй, красная де́вица, – говорит ей охотник, – скажи, чья ты и откудова?
– Ах, добрый мо́лодец! Я и сама не ведаю, словно я и вольного света не видала и отца с матерью не знавала.
– Ну, собирайся скорей! Я тебя выведу на святую Русь.
Взял ее с собою и повел из лесу; идет да по деревьям все метки кладет. А эта девица была лешим унесена, прожила у него целые три года, вся-то обносилась, оборвалась – как есть совсем голая! А стыда не ведает.
Пришли на село; охотник стал выспрашивать: не пропадала ли у кого девка? Выискался поп.
– Это, – говорит, – моя дочка!
Прибежала попадья:
– Дитятко ты мое милое! Где ты была столько времени? Не чаяла тебя и видеть больше!
А дочь смотрит, только глазами хлопает – ничего не понимает; да уж после стала помаленьку приходить в себя...
Поп с попадьей выдали ее замуж за того охотника и наградили его всяким добром. Стали было искать избушку, в которой она проживала у лешего; долго плутали по́ лесу, только не нашли.
Морока
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был матрос; служил царю верно, вел себя честно, потому и начальство его знало. Отпросился он раз с корабля походить по городу, надел свой парусинник и пошел в трактир; сел за стол и потребовал себе и вина и закусок: ест, пьет, прохлаждается! Уж рублей на десять забрал, а все не унимается: то того, то другого спрашивает.
– Послушай, служба, – говорит ему половой, – забираешь ты много, а есть ли у тебя чем рассчитаться?
– Эх, братец, о деньгах, что ли, сумневаешься? Да у меня денег куры не клюют.
Тотчас вынул из кармана золотой, бросил на стол и говорит:
– На, получай!
Половой взял золотой, высчитал все, как следует, и приносит сдачу; а матрос ему:
– Что там за сдача, братец! Возьми себе на водку.
На другой день опять отпросился матрос, зашел в тот же трактир и прогулял еще золотой; на третий день тоже, и стал он ходить туда, почитай, каждый день и все платит золотыми, а сдачи не берет, дарит половому на водку. Стал замечать за ним сам трактирщик, и пришло ему в сумнение: «Что бы это значило? Матросишка – так себе, а поди как сорит деньгами! Полную шкатулку золота натаскал!.. Жалованье мне ихнее известно, небось – не раскутишься! Верно, он где ни на есть казну обобрал; надо начальству про то донести; не ровен час – еще в такую беду попадешь, что после и не разделаешься, а пожалуй, и в Сибирь угодишь».
Вот и доложил трактирщик офицеру, а тот довел до самого генерала. Генерал потребовал к себе матроса.
– Признавайся, – говорит, – по совести, отколь золото брал?
– Да этого золота во всякой помойной яме много!
– Что ты врешь?
– Никак нет, ваше превосходительство! Не я вру, а трактирщик; пусть покажет он то золото, что от меня получил.
Сейчас принесли шкатулку, открыли, а она полнехонька костяшек.
– Как же, братец; ты платил золотом, а очутились костяшки? Покажи, как ты сделал это?
– Ах, ваше превосходительство! Ведь нам смерть приходит...