Я подошёл к раскопу. Навстречу мне поднялся невысокий мужчина лет сорока с огненно-рыжими курчавыми волосами и спокойным внимательным взглядом.
— Раскоп пока закрыт для осмотра — без всякого раздражения сказал он. — Здесь ведутся работы.
— Я знаю, — ответил я и протянул ему руку. — Александр Гореликов, студент кафедры истории и археологии Ленинградского университета. Я сейчас работаю на раскопках в Новгороде у профессора Ясина.
— А, у Николая Лаврентьевича! — воскликнул рыжий и пожал мою руку. — Очень приятно. Меня зовут Дмитрий Николаевич Сюзин, я директор археологического музея и руковожу раскопками в Старой Ладоге. Вы по какому делу?
— По личному, — улыбнулся я. — У вас работает студентка из Ленинграда Светлана Поленко. Мы с ней вместе учимся. Вот, заехал проведать.
— Понятно, — кивнул Сюзин. — Свету я попросил заняться камеральной лабораторией. Находок много, а квалифицированных сотрудников не хватает. Видите то двухэтажное здание?
Дмитрий Николаевич показал рукой на деревянный барак, который стоял через дорогу от крепости.
— Это клуб. Нашу экспедицию разместили в нём, там же, на первом этаже и лаборатория. Хотите посмотреть крепость? Я с удовольствием устрою вам экскурсию.
— Спасибо, — поблагодарил я. — С удовольствием, но…
И я нетерпеливо оглянулся на клуб.
— Идите-идите, — засмеялся Сюзин. — Скажите Свете, что я отпустил её до вечера.
Я, всё-таки, заглянул в раскоп. Культурный слой здесь был не так велик, как в Новгороде — сказывалось каменистое основание берега. И земля отличалась — она была жирной и тёмной, очень похожей на чернозём.
— К сожалению, дерево и кожа сохраняются плоховато, — вздохнул Дмитрий Николаевич. — Но попадаются монеты, наконечники стрел и копий, изделия из кости. Смотрите, только сегодня нашли!
Сюзин вытащил из кармана серебряную монету величиной с ноготь большого пальца. Один край монеты был заметно толще другого. На лицевой стороне сохранилось изображение мужского профиля.
— Это арабский дирхем восьмого века, — сказал Сюзин. — Уже тогда в Ладоге было крупное торговое поселение. Здешние жители торговали с варягами и восточными народами, занимались ремёслами. Мы нашли остатки стеклодувной мастерской, в которой изготавливали украшения.
Я повертел монету в руках и вернул её Дмитрию Николаевичу.
— Ну, идите, — снова повторил он. — Если надумаете посмотреть крепость, я буду здесь, на раскопе.
Свету я застал в актовом зале клуба, который отдали под камеральную лабораторию. Наклонившись над деревянным столом, девушка аккуратно склеивала между собой керамические черепки, заново воссоздавая разбитый глиняный сосуд. От старания она даже высунула розовый кончик языка.
Я прислонился к дверному косяку и, улыбаясь, любовался девушкой.
Тонкой кисточкой Света нанесла клей на края осколка. Затаив дыхание, поднесла осколок к глиняному дну сосуда, и он встал точно на место. Света придержала его, чтобы клей немного схватился, затем осторожно отпустила. Облегчённо выпрямилась, повернулась к двери и увидела меня.
— Сашка! Ты приехал!
Я не успел опомниться, как Света повисла у меня на шее, крепко стискивая её руками.
— Прости, я ничего не могла тебе объяснить. Думала, что сама разберусь.
По моей щеке и шее потекли горячие слёзы.
— Прости! Прости! — повторяла Света.
— Да за что простить?
Я обнял её, чувствуя, как подрагивают лопатки девушки под моими ладонями.
— Расскажи толком, что случилось?
— Это всё мама, — всхлипнула Света, уткнувшись носом в мою рубашку. — Они с папой нашли мне жениха.
— Ничего себе новости! — хмыкнул я, стараясь изобразить веселье.
— Это сын маминой сотрудницы. Он уже закончил институт, и работает проектировщиком в их конструкторском бюро. Хорошо зарабатывает, и неженат.
— А кем работает твоя мама? — поинтересовался я.
— Она главный конструктор. Проектирует жилые дома и школы, — ответила Света.
— Понятно. А почему ты поехала сюда на практику?
— Это всё родители. Кто-то рассказал им о нас с тобой, и мама прямо взбеленилась! Сказала, что я сошла с ума — связалась с нищим студентом из детдома, у которого ничего нет. Что ты со мной только из-за того, что у нас есть квартира в Ленинграде, что тебе только прописка нужна.
— Замечательно! — хмыкнул я, едва держа себя в руках. — А у этого маминого коллеги — у него есть квартира?
— Он живёт с родителями где-то на Охте. Но у него своя отдельная комната.
— Прямо рай для молодожёнов!
— Саша!
— Извини. Трудно удержаться, сама понимаешь. Так почему ты поехала в Старую Ладогу.
— У нас здесь дача. Старый дом папиной бабушки. Папа отсюда родом. В молодости приехал в Ленинград и устроился на Балтийский завод. Потом женился на маме.
— И сейчас твои родители здесь?
— Ну да, — кивнула Света. — Мама и папа специально взяли отпуск, чтобы мы поехали на дачу все вместе. А два дня назад приехал в гости этот… Олег.
Имя своего потенциального жениха Света произнесла с плохо скрываемым отвращением.
— Что, так не понравился? — спросил я без всякой издёвки.
— Нет!
Света энергично замотала головой.
— Он такой, знаешь, самоуверенный! И смотрит на меня, как на малолетнюю дуру!
— Понимаю, — кивнул я. — Это ужасно.
— Саша, что нам делать? — растерянно спросила Света.
Я сдвинул шляпу на затылок и задумчиво почесал переносицу.
— Знаешь, что? Пойдём, ты покажешь мне крепость, и всё хорошенько обсудим. Дмитрий Николаевич сказал, что отпускает тебя до вечера.
Света сжалась в комочек.
— Вечером Олег зайдёт за мной, и мы должны пойти с ним на танцы, — виновато прошептала она. — Я не хотела, но мама настаивает, что я должна развлекать гостя.
Я обнял Свету за плечи.
— Ты ни в чём не виновата. А танцы… ну, потанцуй с ним немного. Или скажи, что плохо себя чувствуешь. Сейчас важнее решить, как тебе вести себя с родителями. По факту, они правы — я, действительно, голодранец, и живу в общежитии.
— Зачем ты так говоришь? — упрекнула меня Света.
Я пожал плечами.
— Потому что это правда. Но и тут можно кое-что придумать. Ну, идём, посмотрим крепость!
После битвы на реке Неве, Александр не сразу увёл войска в Ладогу. Ещё неделю они со шведами стояли на разных берегах, ведя переговоры. Шведы просили разрешить им забрать тела погибших. Александр, подумав, не стал им препятствовать.
Рано утром девятнадцатого июля шведы направили к русскому берегу два корабля. Молчаливые финские ратники стащили на корабли трупы шведских рыцарей и простых ратников. Новгородцы своих погибших похоронили уже на следующий день после битвы.
Все напряжённо ждали — решатся ли шведы на новую стычку. Но двадцатого числа лазутчики из шведского лагеря донесли, что Александр ударом копья в лицо ранил самого рыцаря Магнуссона Биргера, который вместе с ярлом Ульфом Фасе руководил походом. Биргер выжил, но состояние его было плохим. И Ульф Фасе, взвесив все обстоятельства, решил не рисковать жизнью двоюродного брата и союзника и отступить в Швецию.
В тот же день шведские корабли снялись с якорей и пошли вниз по течению Невы, к островам дельты.
Александр выслал им вдогонку дозорных, чтобы убедиться, что шведы действительно ушли, а не остались на островах. Но шведы прошли мимо островов, не замедляя хода. Делать им там было нечего — все рыбацкие деревни давно разорены, жители разбежались по лесам. Продовольствия и сена для коней не достать. Ратники Александра сами косили траву и ловили рыбу. Но шведы этого делать не могли — опасались, что Александр только того и ждёт, чтобы напасть.
Напасть на шведов перед рассветом оказалось удачной мыслью. В суматохе боя шведы так и не смогли понять численность новгородской дружины. Им казалось, что новгородцы собрали огромное войско, тягаться с которым опасно.
Вот почему осторожный Ульф Фасе предпочёл не просто отступить, а уйти обратно в Швецию и ждать, когда с запада на Новгород ударит Тевтонский орден.
Убедившись, что длинные шведские корабли растаяли в балтийской дымке, Александр объехал все приневские деревни, до которых не добрались шведы. Там он собрал дань, чтобы отвезти её в Новгород. Это не было обязанностью князя. Но с ним были новгородские бояре Миша Иванкич и Сбыслав Якунович, а также ладожский воевода Онуфрий. Они и отвечали за сбор дани с ижорцев и корел.
Нагрузив данью обоз, дружина неторопливо двинулась в сторону Ладоги.
В Ладоге Александр задержался ещё на неделю — детально осмотрел крепость, проверил, как воевода укрепляет стены. Это уже входило в прямые обязанности князя.
Александр остался доволен, и пообещал воеводе, что доложит о его службе вечу и посаднику Степану Твердиславовичу.
Только в начале августа отдохнувшая дружина с большим обозом двинулась вдоль берега Волхова в Новгород.
В Новгороде князя ожидал неласковый приём. Испуганные его самостоятельностью бояре забыли старые распри и объединились против Александра.
— Ты, князь, самовольно оставил Ладогу и пошёл на шведов! — постукивая посохом в пол, говорил посадник Степан Твердиславович. — Нарушил новгородскую волю!
— Со мной были новгородские бояре, — негромко возразил Александр.
Говорили в тереме князя, на Городище. Посадник не поленился сам приехать сюда — понимал, что вызывать князя для разговора в Новгород будет неуместно.
— Присядь, посадник, — твёрдо сказал Гаврила Олексич.
Слуги князя сразу же принесли Степану Твердиславовичу удобное кресло. Но посадник не садился — стоял перед князем в негодующей позе.
— Я еле-еле бояр в руке держу, — продолжал он. — Есть такие, что давно хотят выслать тебя из Новгорода. Для того и в Ладогу предложил поехать, чтобы крикуны поутихли. Чтобы поняли — князь новгородской воле не перечит. А ты что же?
— Ну, так прогнали же шведов, — ответил Александр. — И немалую дань с ижорцев собрали.