какие-то травки?
— Вы угадали, Александр! — довольно улыбнулась Валентина Ивановна. — Я положила в него немного мяты и розовых лепестков. Такой чай замечательно успокаивает перед сном. Об этом писали в журнале «Здоровье».
— Прекрасный чай, — подтвердил я. — Можно ещё чашечку?
Мы договорились о том, что родители позволят Свете спокойно закончить университет, а мне дадут время показать свои возможности.
— У меня и в мыслях не было садиться на вашу шею, — сделав серьёзное лицо, сказал я Валентине Ивановне. — Мужчина должен обеспечивать семью прежде, чем её создавать.
И это была чистая правда. У меня уже созрел план, как заработать денег на жизнь и съём подходящего жилья, не разгружая по ночам вагоны с углём. Не то, чтобы я опасался надорвать спину. Но головой всегда можно заработать больше, чем руками, даже в Советском Союзе. Особенно, если это голова попаданца из далёкого будущего.
Жить в общежитии очень весело, когда ты молодой и холостой студент. Но если я собираюсь делать научную карьеру — мне необходимо отдельное жильё. Для семьи, для работы и просто для того, чтобы было, где спокойно подумать.
Своей готовностью к разумному диалогу я произвёл впечатление на Валентину Ивановну, и это было самым главным. Семьёй, как это часто случается, руководила именно она.
Торт «Птичье молоко» оказался очень вкусным, хотя изрядно подтаял на солнце. В Старой Ладоге достать такой торт было невозможно, да и этикетка на коробке говорила сама за себя. То, что я специально съездил за тортом в Ленинград, произвело на Валентину Ивановну именно такое впечатление, на которое я и рассчитывал.
Остальное довершил мой рассказ об открытии священной рощи пруссов. О пруссах Валентина Ивановна не знала ничего. Но готовность декана сотрудничать со мной сразу подняла меня в глазах Светиной мамы на две ступеньки выше обычного раздолбая-студента. Когда же за четвёртой чашкой чая я по секрету поделился с ней своим планом заработка — Валентина Ивановна растаяла совершенно.
— Во время учёбы я собираюсь подрабатывать репетиторством, — сказал я. — История, археология, английский язык, архивоведение и музейное дело. Буду готовить абитуриентов к поступлению в университет, помогать с курсовыми и дипломными работами.
— Вы знаете английский, Александр? — изумилась Валентина Ивановна.
Затем наморщила лоб и по слогам произнесла:
— How are you?
— Excellent! — улыбнулся я. — I know English very well and speak it fluently.
Валентина Ивановна растерянно захлопала глазами.
— Ничего не поняла, — честно призналась она. — Английский я только в школе учила.
И вдруг предложила:
— А вы не могли бы позаниматься со мной? Я читала в журнале «Здоровье», что изучение иностранных языков улучшает память.
— Тогда вам лучше подойдёт арабский или санскрит, — сказал я. — Вы знаете, что санскрит и русский — родственные языки?
— Что вы говорите! А вы и ими владеете?
— Немного, — честно признался я. — Читаю и перевожу со словарём.
Это была победа.
Вишенкой на торте стало то, что после второй чашки чая забытый всеми Олег резко встал и ушёл в дом со словами:
— Что-то голова разболелась.
Но именно в этот момент я рассказывал о восстании пруссов против Тевтонского ордена, и на уход Олега никто не обратил внимания.
Затем Пётр Григорьевич загадочно подмигнул супруге. Получил в ответ одобрительный кивок и принёс из кухни три стопки и водочную бутылку с жидкостью лимонного цвета.
— Домашняя наливка! — с гордостью сказал он. — Сам делал.
И разлил напиток по рюмкам.
Я попробовал. Наливка была сладкой и пахла яблоком, лимоном и корицей. Крепость совершенно не чувствовалась.
— Замечательно! — искренне сказал я.
Но от второй рюмки отказался, заметив бдительный взгляд Валентины Ивановны.
— А где вы остановились, Александр? — спросила она.
— Я сегодня уезжаю обратно в Новгород, — улыбнулся я и взглянул на часы. — Не хочу пропускать практику — это важно для карьеры. Ого! Автобус отходит через полчаса. Вы позволите Свете меня проводить?
Слегка захмелевший Пётр Григорьевич снисходительно махнул рукой. Валентина Ивановна предприняла последнюю попытку.
— Может быть, пригласите Олега прогуляться с вами?
— Не стоит, — ответил я. — От прогулки его мигрень может только усилиться. Лучше приезжайте всей семьёй в Новгород, пока у вас не закончился отпуск. С удовольствием покажу вам город и расскажу его историю.
Светины родители пообещали непременно приехать и пригласили меня заезжать к ним на дачу.
— Можно и с ночлегом, — задумчиво сказала Валентина Ивановна. — Не возвращаться же вам в такую даль на ночь глядя?
— А я баньку истоплю, — обрадовался Пётр Григорьевич. — Попаримся по-семейному. А то этот пару не выдерживает.
Пётр Григорьевич небрежно кивнул в сторону дома, где отдыхал невезучий Олег.
Света проводила меня на автобус до Волхова. Поезд на Новгород отходил рано утром, но три-четыре часа на вокзале ничуть меня не пугали. Подумаешь, ночь без сна! На то и студенческие годы, чтобы брать от жизни всё, что она в состоянии предложить.
— Ты сегодня был таким серьёзным, Саша, — сказала Света, держа меня за руку. — Таким рассудительным. Мне даже показалось, что ты намного старше, чем выглядишь. И знаешь, что? Кажется, ты очень понравился моей маме.
— Это не самое главное, — рассмеялся я, — но приятно. А тебе я нравлюсь?
— А я тебе? — вопросом на вопрос ответила Света.
— Очень, — искренне кивнул я.
Тополиный пух лениво шевелился возле обочины. Темнело, в окнах домов зажигались лампы. От реки тянуло прохладой.
Света закрыла глаза, прижалась ко мне и подняла лицо. Я обнял девушку и поцеловал, чувствуя, как её губы отвечают на поцелуй.
— На всякий случай, имей в виду, — сказал я. — Я всё тот же бесшабашный Саня.
— Это мне и нравится! — еле слышно прошептала Света. — Приезжай в следующие выходные, пожалуйста!
— Непременно, — ответил я. — Надо ведь ещё добиться, чтобы тебя отпустили в Приморск. Очень не хочется ехать туда без тебя.
Приехав в Новгород, я даже не успел получить от профессора Ясина нагоняй за опоздание. Прямо у входа в общежитие меня перехватила Женька.
— Явился, — сурово сказала она. — Виделся со своей Светой?
— Виделся, — улыбаясь, ответил я.
— А работать за тебя кто будет? Если все начнут вместо работы бегать за девушками — получится бардак.
— Согласен, — ещё шире улыбнулся я. — Бардак — это замечательно! То есть, я хотел сказать, это недопустимо.
— Ты выглядишь, как кот, который объелся сметаной, — подытожила Женька. — Будешь теперь вкалывать на раскопе за троих.
— Запросто, — согласился я. — Но только с завтрашнего дня. А сегодня ты мне покажешь грамоты. Давно ведь обещала.
— А тебе интересно? — удивилась Женька.
— Конечно! Она ещё спрашивает! К тому же, я никогда не видел, как работают с берестяными грамотами.
— Тогда идём! Представляешь — только позавчера ребята наткнулись на грамоту тринадцатого века. И в ней говорится о князе Александре Невском.
— Ого! Её нашли возле собора Святого Николы?
— Ну да! Идёшь?
— Погоди минуту — только закину вещи в комнату и переоденусь.
Я поднялся на второй этаж, снял пиджак и повесил его на вешалку. Всё-таки, чужая вещь, которую надо вернуть владельцу.
Переоделся в привычную клетчатую рубашку, нахлобучил любимую шляпу и через минуту был в камералке.
— Вот, смотри!
Женька показала мне обычную литровую банку. В банку была налита вода, а в воде плавал свёрнутый в трубочку кусок бересты.
— Если тебе когда-нибудь попадётся берестяная грамота — сразу положи её в воду, чтобы не высохла, — строго сказала Женька. — Иначе потом береста обязательно треснет, и грамота будет испорчена.
— Понял, — кивнул я. — А как ты её разворачиваешь?
— Сейчас.
Деревянным пинцетом Женька осторожно вытащила грамоту из воды и мягкой кисточкой принялась счищать с неё грязь. Под серым налётом проступала жёлтая внутренняя поверхность берёзовой коры.
Очистив грамоту, Женька опустила её в фотографическую кювету — лоток, в котором фотографы когда-то разводили химикалии для проявки фотографий.
Затем Женька налила в кювету кипяток из алюминиевого электрического чайника.
— Теперь надо подождать, пока береста распарится, — сказала девушка. — А потом я её разверну и высушу между стёклами, вот как эту.
Женька показала мне кусок бересты, зажатый между двумя стёклами. Между собой стёкла соединяла синяя изолента.
Между надрывов и прожилок бересты я увидел чёрточки, выдавленные чем-то острым.
— Та самая грамота, о которой ты говорила? — спросил я.
Женька кивнула.
— Ага. Видишь, какие чёткие буквы? Повезло. Я пока грязь отмывала, сразу её и прочитала. А обычно приходится ждать, чтобы грамота совсем высохла.
— И что здесь написано? — спросил я.
— Это записка новгородскому посаднику Михаилу Фёдоровичу от какого-то боярина. Он сообщает, что тайно снял с тела князя Александра заветный ключ и успешно привёз его в Новгород. Это позволяет точно датировать грамоту. Ведь Александр Невский умер в тысяча двести шестьдесят третьем году. Скорее всего, грамота написана вскоре после его смерти.
— А что за ключ? — спросил я. — Никогда о таком не слышал.
Женька пожала плечами.
— Я тоже.
— Выйди к боярам, князь!
Епископ Герман навис над князем Ярославом, словно ворон над издыхающей в снегу коровой. Прищуренные глаза цвета холодной осенней воды смотрели прямо в лицо Ярослава.
— Зачем? — поёживаясь, спросил князь.
Князю Ярославу нездоровилось. То ли продуло сквозняками в старом тереме псковского кремля, то ли сказалось нервное напряжение последних месяцев. Князь мёрз, сидя возле жарко натопленной печи, дрожал, кутался в заячью шубу.
— Таков порядок. Надо разъяснить народу, что теперь Псков находится в военном и торговом союзе с Тевтонским орденом. Пусть бояре объяснят народу, что немецкие управляющие, которых назначил орден, приставлены тебе в помощь, а не для надзора.