— А без меня это решить нельзя? — тихо спросил Ярослав.
Епископ Герман с презрением смотрел в седой затылок князя. Эх, если бы этот русский не был так нужен ордену! Отравить его, и больше не возиться с этим никчемным правителем, в котором упадок сил то и дело сменяется приступами уязвлённой гордости!
Но пока обойтись без князя Ярослава было нельзя. Он один имел законные права на псковский престол. Благодаря Ярославу, война ордена против Пскова выглядела не захватом чужих земель, а возвращением их законному господину. Пока законному.
И ведь не пойдёт. Упрётся и останется сидеть на деревянном стуле возле печки, кутаясь в потрёпанную шубу. Как будто совесть заела князя Ярослава после того, как псковские бояре предали свой народ и открыли ворота немецким рыцарям.
Епископ Герман не верил в совесть, считал её слабостью. Есть воля ордена и воля Господа. И эти воли надо исполнять, несмотря ни на какие препятствия.
— Ты должен править Псковом, — терпеливо объяснил епископ Ярославу. — Ордену необходим союз с псковскими землями. Надо, чтобы псковская дружина выступила заодно с орденом против Новгорода. Тогда и ты сможешь расширить свои владения за счёт новгородских земель.
Епископ говорил это и видел перед собой потухшие глаза князя Ярослава. Нет, такого человека нельзя оставлять на псковском престоле. Это не помощник, а обуза!
Ох, не вовремя умерла немецкая жена князя! С её помощью епископ Герман крепко держал Ярослава в руках. А эта новая жена — как её? — Ефросинья! Что за варварское имя! Несмотря на то, что молода, и осталась в Медвежьей Голове — кто знает, что она шептала князю Ярославу по ночам? Не заступалась ли за свою родину? Может, потому князь теперь и сторонится немецких союзников?
Епископ Герман чуть не сплюнул на дощатый пол горницы. Рыцарские привычки, что поделать! Чёртовы политические интриги! Без князя Ярослава Псков не удержать. Взбунтуются псковские мужики, разбегутся бояре, подтянется помощь из Новгорода… И рыцари не устоят. Надо, надо закрепляться в Пскове! Только тогда можно будет всерьёз схватиться с Новгородом!
Именно этого ждут от епископа Германа купцы из Любека и Бремена. Они обещали снабдить епископство и орден деньгами для войны с Новгородом. Ещё бы! Если орден победит, именно немецкие купцы смогут прибрать к рукам всю русскую торговлю. А это лес, дёготь, пушнина, лён! Все товары, которые немцы сейчас покупают у Новгорода за серебро, достанутся им даром! А серебро зазвенит в карманах рыцарей и епископа Германа.
— Вот что, князь, — настойчиво сказал епископ. — Сейчас не время раскисать. Выйди к боярам и посаднику и объяви свою княжескую волю.
Ярослав нехотя поднялся. Возле двери остановился, оглянулся на епископа Германа.
— А ты?
Худое лицо епископа скривилось.
— Это твои бояре, я им не указчик.
А мне, хотел спросить Ярослав, но сдержался. Молча вышел из горницы.
А епископ Герман, едва проводив князя взглядом, уселся за дубовый стол. Он только что придумал выход! У этого слабака остался сын от немецкой жены, Ярополк. И по всем русским законам он является наследником своего отца.
Конечно, псковские бояре никогда не примут сына немки. Но это и не нужно. Можно использовать Ярополка по-другому.
Из привязанного к поясу мешочка епископ достал походную чернильницу, гусиное перо и небольшой лист пергамента. Положил пергамент на стол, разгладил его. Попробовал пальцем перо — острое ли. И принялся писать послание в Медвежью Голову, сыну князя Ярослава.
В этом письме епископ по-родственному сообщал Ярополку, что его отец собрался вызвать в Псков свою молодую жену. Здесь она должна родить Ярославу наследника, которого признают псковские бояре и народ. А Ярополк будет лишён наследства.
Письмо епископа Германа шло до Медвежьей Головы неделю. Слишком глубокие выпали снега, конному гонцу приходилось чуть ли не шагом пробираться по заметённой дороге.
А ещё через неделю из Медвежьей Головы пришло известие, что сын Ярослава Ярополк помутился разумом и в припадке гнева зарезал свою молодую мачеху.
О смерти жены немедленно доложили Ярославу. В тот же день, спешно собравшись, князь выехал за телом супруги. А епископ Герман с псковским посадником Твердилой стали готовить совместный поход против Новгорода. Растерянные псковские бояре не посмели им препятствовать.
Этой же зимой Тевтонский орден захватил новгородское селение Копорье и принялся строить в нём деревянную крепость. А передовые немецкие отряды жгли и разоряли деревни всего в тридцати верстах от Новгорода.
Глава 12
Рано утром кто-то постучал в дверь нашей комнаты в общежитии Новгородского педагогического института.
— Гореликов! Срочно к телефону!
Ещё не проснувшись, я выскочил из-под одеяла. Прыгая на одной ноге, натянул брюки, накинул рубашку и побежал вниз на вахту, к телефону.
— Алло!
— Александр? — спросила трубка голосом декана Валентина Ивановича.
— Да, — ответил я, и широко зевнул, прикрывая рот ладонью.
— Извините, что разбудил, — сказал Валентин Иванович. — Хотел застать вас до того, как вы уйдёте на раскоп. У меня две новости. Во-первых, нам разрешили раскопки в Приморске. Через неделю в Калининград поедет организационная группа, а за ними уже выедем мы. Как вам известие?
— Замечательно, Валентин Иванович! — обрадовался я.
— Нам с вами нужно будет подробно обсудить план работ — времени совсем немного.
— Вы хотите, чтобы я приехал в Ленинград?
— В этом нет необходимости. Сегодня к обеду я буду в Новгороде и проведу у вас три дня. Мне надо переговорить с профессором Ясиным по одному важному делу. И к вам у меня тоже есть вопрос. Скажите, вы слышали что-нибудь о медальоне прусских вождей?
Остатки сна мгновенно слетели с меня. Я почувствовал, как по спине побежали ледяные мурашки.
— Э-э-э… — промямлил я в трубку.
— Не слышали? Странно. Это известная реликвия — символ власти прусских вождей — была утеряна во время войн пруссов с Тевтонским орденом.
— Да, я читал про медальон, — собравшись с духом, ответил я. — Вы думаете, что мы сможем найти его в священной роще пруссов?
— Это очень вероятно, — сказал Валентин Иванович. — В ливонских хрониках есть запись о том, что именно в священной роще тевтонские рыцари отрубили голову последнему вождю пруссов Отакару. Если медальон был у Отакара — не исключено, что мы отыщем его именно под Приморском.
— Да, такое вполне может быть, — согласился я, стараясь успокоить бешено колотившееся сердце.
Ай, да Валентин Иванович! Он сумел сопоставить те же факты, которые в своё время сопоставил я. И пришёл к верному выводу.
— Вы сможете встретить меня на вокзале и проводить к раскопу? Поезд прибудет в половину третьего.
— Конечно, — ответил я.
— Вот и замечательно! — обрадовался Валентин Иванович. — Я выезжаю через два часа, а надо ещё собраться. До встречи на вокзале, Александр!
Чёрт, вот это я влип!
Я растерянно посмотрел на трубку телефона, из которой доносились короткие гудки, и осторожно положил её на рычаг аппарата.
Валентин Иванович интересуется медальоном древних пруссов. Он не просто знает о его существовании, а проделал большую работу и вычислил, где должен находиться медальон.
Зачем?
Я вышел в холл общежития, сел на стул и попытался собраться с мыслями.
Вспомнил, сколько часов мне пришлось провести в архивах. Сколько материалов прочитать, чтобы отследить путь медальона от одного вождя к другому. В прошлой жизни это заняло несколько месяцев, а ведь у меня был компьютер и доступ в интернет.
Валентин Иванович прилетел в Балтийск, как только узнал, что мы нашли сундук со старыми немецкими документами. Он сразу же заинтересовался моей версией о местонахождении священной рощи пруссов. И документ Ганзейского союза пропал именно в этот момент.
Валентин Иванович был самым крупным специалистом по истории Ганзы. А в прошлой жизни именно бандиты с татуировкой в виде ганзейского герба пытались отобрать у меня медальон и убили меня.
Чёрт, чёрт, чёрт!
Никакой другой версии не может быть. Валентин Иванович работает на секретное общество, которое каким-то образом связано с древним Ганзейским союзом. И этому обществу очень нужен медальон древних прусских вождей.
Зачем?
Какую ценность представляет этот небрежно обработанный слиток янтаря в виде солнца?
— Гореликов! — услышал я и, вздрогнув, поднял голову.
В дверях холла, уперев руки в бока, стояла Женька и удивлённо смотрела на меня.
— Ты чего завтракать не идёшь? Что-то случилось? Опять эта твоя Света звонила?
Утренний солнечный свет наискось падал из окна. Женькины рыжие кудряшки в этом свете отливали золотом и ярко начищенной медью.
— Всё в порядке, — невпопад ответил я, поднимаясь со стула. — Сейчас иду.
Все уже сидели за столами и дружно стучали ложками, весело переговариваясь. Я подошёл с подносом к раздаточному окну и получил миску дымящейся пшённой каши, два кусочка хлеба с золотистым кубиком сливочного масла, стакан горячего чая и витую булочку с маком.
— Иди сюда!
Женька махнула мне рукой из-за столика, который стоял возле окна. Она уже съела кашу и сейчас пила чай. Нетронутая булочка лежала перед ней на салфетке.
Я положил в кашу половину масла, а другую половину тонко намазал ложкой на хлеб.
— Будешь? — спросила меня Женька, пододвигая мне булочку.
— А ты? — удивился я.
— Мучное с утра вредно для фигуры.
— Значит, мою фигуру ты не бережёшь? — автоматически пошутил я.
— Нисколько, — невозмутимо согласилась Женька. — Давай рассказывай, что случилось. На тебе лица нет.
— Валентин Иванович сегодня приезжает в Новгород, — ответил я. — Просил встретить его с поезда в половине третьего.
— А кто это?
— Наш декан.
— Декан сам звонил тебе и просил его встретить? — удивилась Женька. — Ничего себе!