Оля согласно кивнула.
— Чтобы не мешать друг другу предлагаю разделить бровку на три участка. Оля, ты начинай с этого края. Севка, ты отсюда. А я буду копать прямо в центре.
— А почему ты в центре? — нахмурился Севка.
Ему хотелось работать поближе к Оле.
— Потому, что так мне вас лучше видно, — улыбаясь, объяснил я. — А я по вам обоим очень соскучился.
Оставлять медальон в земле ещё на сутки я не рискнул. Мало ли, что может случиться! А грунт нужно было снимать сверху, ровными слоями.
Чтобы добраться до медальона сегодня, я работал без остановок. Счастье, что на таком удалении от камня находок стало существенно меньше. Но всё равно, приходилось тщательно очищать каждый черепок, каждую косточку и обрывок ткани.
Слой за слоем я снимал землю — не лопатой, а небольшим железным совком! Словно ребёнок, который заигрался в песочнице.
Оля и Севка, глядя на меня, тоже увлеклись работой. Севка даже ворчать перестал, сосредоточенно вглядываясь в землю.
Этим и привлекательна работа археолога — ты словно ищешь давно спрятанный клад. И иногда находишь.
Время уже подходило к обеду, когда я добрался до крошечного пятна в стене раскопа. Под этим незаметным пятном скрывалась ямка, в которую я спрятал медальон.
Ещё несколько осторожных движений, и совок задел твёрдое. Я отбросил его в сторону и взялся за кисточку.
— Кажется, тут что-то есть… Точно. Похоже на медальон!
Я запустил пальцы в рыхлую землю. Всё повторяется. И вот я снова держу на ладони перепачканное землёй янтарное солнце!
Глава 21
Поезд катился, покачиваясь на стыках рельсов. Что-то странное было в этом звуке. Я пару минут прислушивался, а потом догадался — колёса стучали равномерно и непрерывно.
Лет через десять советская промышленность научится выпускать рельсы длиною чуть ли не в километр. И вот тогда колёса будут стучать только в местах их соединений, а в остальное время будут катиться бесшумно.
Но пока вся бесконечная железнодорожная линия была собрана из звеньев длиной в двадцать пять метров, и колёса исправно обозначали звонким ударом каждый стык.
— Хватит курить, Севка! Дышать невозможно!
Севка торопливо докурил сигарету и затушил окурок в продолговатой алюминиевой пепельнице, которая висела на поручнях вагонной двери.
— Да всё уже!
— На кой чёрт тебе эта дурацкая привычка?
— Не знаю.
Севка виновато пожал плечами.
— Как-то само получилось.
— И как только Оля терпит твоё курево?
— Да она сначала ругалась, а теперь привыкла.
Я потянул на себя дверь тамбура и с облегчением нырнул в вагон. Здесь тоже запахи такие, что с ног валят. Но хотя бы не табачный дым!
Зачем я попёрся с Севкой в тамбур? Да просто за компанию! Делать в поезде всё равно нечего — разве что лежать на полке и разглядывать проплывающие за окном пейзажи.
Через два купе от нас ребята играли на гитаре и пели что-то романтично-походное. Не то, чтобы я не любил бардовские песни. Просто в прошлой жизни наслушался их столько, что приобрёл иммунитет.
— Саша, — сказал Оля, когда мы с Севкой вернулись на свои места. — Тебя Валентин Иванович искал.
Валентин Иванович ехал отдельно от основной группы — в купейном вагоне. Ничего удивительного в этом не было. Наверняка походная романтика опостылела декану не меньше, чем мне. Да к тому же, в купе у него была возможность поработать.
— Спасибо, Оля!
Я прошёл по коридору, уворачиваясь от босых ног, которые торчали с верхних полок. Миновал туалет, вышел в другой тамбур — в нём курить запрещалось, и можно было свободно дышать.
Я осторожно потянул ручку внешней двери вагона, и она поддалась. Надо же! Благословенные времена, когда проводницы ещё забывают запирать все двери, рассчитывая на сознательность пассажиров!
Я открыл дверь до конца — так, чтобы её придержала специальная защёлка — ухватился за перила и стал с наслаждением вдыхать прохладный воздух, который врывался в тамбур.
Хорошо-то как!
За спиной открылась и хлопнула дверь.
— Эй! Ты куда собрался, парашютист? Сейчас же закрой дверь!
Я обернулся — на меня смотрела рассерженная проводница.
— Вывалишься, а мне потом отвечать за тебя?
Я послушно закрыл дверь, и проводница немедленно заперла её ключом, который достала из кармана.
Вот так. Из-за таких несознательных пассажиров, как я, двери и начали запирать.
Я примирительно улыбнулся проводнице и прошёл в следующий вагон. Здесь было куда тише, чем в нашем, плацкартном. По полу узкого коридора тянулась вытертая ковровая дорожка. В самом коридоре никого не было.
Я постучал в дверь шестого купе.
— Войдите! А, это ты, Саша?
— Здравствуйте! — сказал я, обращаясь сразу ко всем пассажирам. — Валентин Иванович, мне передали, что вы меня искали.
— Да, проходи! Вы позволите?
Валентин Иванович, как и положено интеллигентному человеку, обратился к своим попутчикам.
Попутчики ему попались под стать. Один с чёрной кудрявой бородой, которая выдавала в нём не то полярника, не то инженера в каком-нибудь НИИ. Второй — полный и лысоватый — дружелюбно сверкнул на меня стёклышками круглых очков.
— А не сходить ли нам в вагон-ресторан? — спросил очкарик у бородатого. — Путь коллеги пока побеседуют без помех.
— Запросто! — согласился бородатый. — Присаживайтесь, юноша!
Я сел на край нижней полки, и оба попутчика Валентина Ивановича протиснулись мимо меня в коридор.
— Так вот, относительно эффекта сверхпроводимости я вам скажу… — услышал я обрывок их разговора.
Затем дверь купе мягко закрылась.
— Вы хотели со мной поговорить, Валентин Иванович? — спросил я декана.
— Да, Саша. Чаю хочешь?
— Не дожидаясь моего ответа, он вышел в коридор и через пять минут вернулся с двумя стаканами в металлических подстаканниках. В стаканах плескался горячий, но жидковатый чай.
— Вот здесь печенье и конфеты. Не стесняйся!
Я не стал спорить и взял печенье. Оно было с кофейным вкусом и почти свежее — так и таяло во рту.
— Я хотел поговорить с тобой о дальнейшей работе над результатами раскопок в Приморске, — сказал Валентин Иванович.
— Слушаю вас, — ответил я, с трудом удерживаясь от того, чтобы взять ещё одно печенье.
— Александр, — торжественно произнёс Валентин Иванович, — ты проделал огромную работу! Самостоятельно установил местонахождение священной рощи пруссов! Нашёл медальон прусских вождей. Одно это тянет на полноценную монографию, а что говорить о других находках? Я предлагал тебе совместную работу и соавторство, но теперь передумал. По моему мнению, ты должен писать монографию самостоятельно. Я же выступлю только в роли редактора.
Ничего себе!
— Спасибо, Валентин Иванович! — сумел ответить я.
— Пустяки! — великодушно отмахнулся декан. — Мне кажется, мы ещё не один раз поработаем вместе. Что ты думаешь по поводу ключа?
Так вот, в чём дело! Валентин Иванович настроился на долгое сотрудничество. Теперь понятно, почему он решил бескорыстно продвинуть меня на научном поприще. В КГБ это ему зачтётся в любом случае.
Впрочем, ничего плохого в предложении декана не было. А мне так и вовсе — одна сплошная польза.
— Пока ничего не могу сказать, Валентин Иванович, — не моргнув глазом, соврал я. — Я изучил материалы, но версий пока нет.
Версия у меня была. Даже больше, чем версия. Я был почти уверен, что после смерти князя Александра ключ вернулся в Новгород. Кроме того, благодаря заграничной поездке в прошлой жизни, я точно знал, что ключ не затерялся в веках. Значит, он и сейчас дожидается меня в Новгороде — вот только понять бы, где именно.
Но говорить об этом Валентину Ивановичу я не хотел.
Во-первых, в этом случае меня могут отстранить от поисков и провести их самостоятельно. Во-вторых — лучше рассказать версию непосредственно Андрею Сергеевичу. Ведь это он привлёк меня к поискам ключа, ему и версии выслушивать.
Впрочем, я видел, что Валентин Иванович не расстроен. Ключ — это дело будущего! Сейчас же он возвращался в Ленинград победителем. Ведь мы нашли медальон!
— Если что-нибудь надумаете, Саша — немедленно приходите ко мне. Поразмыслим над вашей версией вместе.
— Непременно, Валентин Иванович! — пообещал я.
Затем взял со столика ещё одно печенье и вышел из купе.
А через неделю началась учёба. И это тоже было странно.
Я, конечно, помнил прошлый учебный год. Но он всплывал в памяти тускло, словно сквозь толщу многих прожитых лет. А теперь я снова сидел на лекциях, и даже прилежно вёл конспекты.
Кстати, надо сказать, что и конспекты за первый курс у меня были в полном порядке. И это давало мне первый шанс подзаработать.
Не мудрствуя лукаво, я подкараулил в коридоре стайку первокурсников, которые обалдели от начала учебного года. И предложил им полный набор конспектов за первый курс по пятнадцать рублей за предмет.
Предварительно я потратил несколько дней, чтобы переписать одну из тетрадей красивым разборчивым почерком. И теперь продемонстрировал её в качестве рекламного образца.
— А откуда мы знаем, что это не липа? — подозрительно спросил меня плотный кучерявый парень с тёмным пушком на верхней губе.
— Так я здесь же учусь, — мирно улыбнулся я, — и живу в общаге. Проблем не будет, я честно зарабатываю.
Ребята уже успели хватить горя на лекциях. Поэтому к концу перемены у меня набралось заказов на полторы сотни. Точнее, на сто шестьдесят пять рублей. Это означало, что мне в срочном порядке нужно аккуратно заполнить одиннадцать тетрадей.
Впрочем, большой проблемы это не представляло. Я знал, кого можно привлечь к делу.
На следующей перемене я отозвал в сторонку Олю и Мишаню. Севка, естественно, увязался за нами.
Я познакомил ребят со своим планом и предложил им поучаствовать в нём на равных. И деньги тоже разделить поровну.