блаженством вдохнула терпкий аромат.
– От одного аромата проснешься!
– Вот и хорошо, – съехидничал Вася. – Возможно, когда-нибудь тебе будет достаточно одного только запаха. Запахи тоже насыщают. Кстати, и это установили ученые из твоей любимой Силиконовой долины, – поддел он.
– Ладно, продолжай, – миролюбиво сказала Анна. – Я тебя слушаю, и внимательно.
– Еще бы! Это же входит в твои обязанности. Итак, что мы имеем?
Анна вздернула выше голову и наморщила лоб, что, по ее мнению, символизировало высшую степень сосредоточенности и внимания.
– Мы имеем Николая Гумилева, который посетил Африку пять раз. О его первой поездке в Египет в тысяча девятьсот седьмом году известно очень мало, практически ничего…
– Как ты думаешь, почему? – перебил ее Вася. – Некоторые исследователи даже высказывают сомнения: была ли эта поездка. По какой причине она была такой таинственной? Какие у тебя есть объяснения?
– Ну… Я… – Анна растерянно замолчала.
– Все ясно. Нулевая стадия мыслительного процесса, – усмехнулся Вася. – Учись, на старших глядя…
– Ты старше меня всего на несколько лет, это не считается! – запротестовала Анна.
– Еще как считается! В нашем историческом деле год идет за пять. Знания обновляются стремительно, и важно поспевать за потоком информации. Ну не будем спорить.
– А что ты сам думаешь по поводу этой его поездки?
– На мой взгляд, поездка тысяча девятьсот седьмого года была для Николая Гумилева сугубо личной в том смысле, что он хотел непосредственно получить боевое крещение прямо на месте. Он учился во Франции, поступил в Сорбонну, послушал курс Папюса о магии. Причем магии в высшем смысле этого слова – сокровенной, восходящей к знаниям египетских жрецов. Я тебе, по-моему, как-то говорил, что Папюс – фигура знаковая? Непосредственно перед тем как Распутин стал врачевателем царской семьи, Романовы принимали других оккультных персонажей – в частности, месье Филиппа, а потом и самого Папюса. Папюс был оккультистом незаурядным, собирал вокруг себя многих приверженцев и неофитов. Он издал несколько трудов по магии, которые переиздаются до сих пор и считаются в своем роде классикой оккультной литературы. И Гумилев учился у Папюса. Вполне вероятно, что после прослушивания курса ему захотелось поехать в Египет и соприкоснуться с тайными знаниями на месте. В Египте никогда не прерывались традиции оккультизма, хотя, конечно, они текли тайно, подспудно. Ты читала прелюбопытнейший роман Лоренса Даррелла «Александрийский квартет»?
– Не читала, – призналась Анна.
– Жаль, советую прочитать. Да и написано произведение очень интересно. Но не буду спойлерить. Если решишься осилить сей труд – сама поймешь, что я тебе рекомендовал его не зря. Так вот, там говорится о кружке оккультистов, который существовал в Александрии в двадцатых – тридцатых годах прошлого века. Так что традиции магии в Египте никогда и не прерывались. Думаю, Гумилев поехал, чтобы получить посвящение и войти в круг оккультистов.
– А вторая поездка в Египет, что состоялась в девятьсот восьмом году? – спросила Анна.
– Стоп! – поднял Вася руку.
Затем он подошел к книжной полке и достал какую-то книгу. Он любил, чтобы вся нужная литература была под рукой, и постоянно пополнял библиотеку. Электронным версиям Вася не доверял, так как любил делать на полях книги пометки карандашом, рисовать всякие галочки и стрелочки, и вообще он говорил, что бумага успокаивает и способствует интенсивному мыслительному процессу, тогда как электронный вариант – напротив, годится только для механического прочтения.
Анна не спорила. Она тоже предпочитала бумажные варианты книг, хотя беллетристику читала на планшете, чтобы не засорять квартиру лишними книгами на один раз.
– Сохранилось письмо Гумилева к Брюсову, в котором Николай Степанович пишет. – Вася стал зачитывать вслух: – «Мне не удается поехать в глубь страны, как я мечтал. Посмотрю сфинкса, полежу на камнях Мемфиса, а потом поеду не знаю куда, но только не в Рим. Может быть, в Палестину или Малую Азию…» И здесь – внимание! – Вася снова поднял вверх палец. – Ключевые слова здесь какие?
– Сфинкс и Мемфис? – предположила Анна.
– Тебе явно требуется помощь зала, – скептически поморщился Курочкин.
– Спасибо, что не сказал – «психиатрическая помощь», – обиженно отозвалась Анна.
– Не сердись, Рыжикова, я же любя…
– Любя! – подхватила Анна. – Знаем, слышали… Продолжай!
– Ключевые слова здесь – Палестина и Малая Азия. И знаешь почему? Почему именно Палестина и Малая Азия стали такими популярными направлениями в начале века?
– Это связано с британскими протекторатами. В дальнейшем на этой территории образовалось государство Израиль, – ответила Анна.
– Умница! А почему сначала были протектораты?
– Под видом протекторатов разведывались и делались дела, выгодные Британской империи.
– Именно! В том числе шла разведка нефтяных промыслов в странах Ближнего Востока. И в это время была сделана «дорожная карта» населения и глубоко изучены национальные особенности и психология народов, населяющих эти земли. То есть закладывались возможности работы с ними. И настоящая разведдеятельность велась под видом археологических раскопок. Особенно активизировались британские археологи. Прости, увлекся. – Вася улыбнулся. – Вернемся к Гумилеву.
– Третья его поездка состоялась в девятьсот девятом году, – прочла Анна в своих записях. – В конце ноября. Маршрут был таков: из Одессы морем в Варну, затем Константинополь и Александрия. Потом – Каир, Порт-Саид, Джедда, Джибути. Из Джибути Гумилев выехал на мулах в Харар.
– Минуту! Еще цитата. – Вася снова раскрыл книгу. – В письме Вячеславу Иванову Гумилев писал: «Я прекрасно доехал до Джибути и завтра еду дальше. Постараюсь попасть в Аддис-Абебу, устраивая по дороге эскапады. Здесь уже настоящая Африка. Жара, голые негры, ручные обезьяны».
– Но до Аддис-Абебы Гумилев ведь в тот раз так и не добрался?
– Да, из Харара он отправился в обратный путь.
– А какие стихи были им написаны! – горячо воскликнула Анна.
Восемь дней от Харара
я вел караван
Сквозь Черчерские дикие горы
И седых на деревьях
стрелял обезьян,
Засыпал средь корней сикоморы.
На девятую ночь я увидел
с горы —
Этот миг никогда не забуду —
Там внизу,
в отдаленной равнине, костры,
Точно красные звезды, повсюду…
Вася улыбнулся.
– Ты становишься знатоком поэзии Гумилева.
Василий рассказывал о поездке Гумилева во французское Сомали еще полчаса. После чего отпустил Анну, а сам собирался еще с часок поработать.
Анна вышла из офиса и ахнула. Было уже совсем темно. Она поспешила домой, но всю дорогу ее терзало странное чувство, что она упустила нечто важное, когда готовила материалы по Гумилеву.
Петербург. 1909 год
Моменты, которые кардинально меняют жизнь, начинаются обычно буднично и просто – без фанфар и потрясений. Момент, который изменил его судьбу, тоже начался обычно.
В то утро Николая вызвали в одно заведение, где на страже у крыльца стояли львы – насмешливо и равнодушно взирая на проходивших мимо. Нужный кабинет находился на втором этаже. Хозяин кабинета был ему знаком, хоть не близко, был знаком и второй человек. Николай поздоровался в легком недоумении, терзаясь вопросом: зачем его пригласили? Но напустил на себя равнодушный вид.
Никто не торопился заговорить первым. Несколько минут, пока длилось молчание, Николай ловил на себе цепкие внимательные взгляды. Наконец, хозяин кабинета проговорил:
– Николай Степанович, позвольте поинтересоваться, как ваши дела? Вы ведь, как мы знаем, поэт?
Гумилев отметил про себя это державное «мы», хотя, возможно, речь шла о людях или группе людей, от имени которых выступал хозяин кабинета.
Каждый раз, когда его спрашивали о стихах или интересовались, что он сейчас пишет, Николай стискивал зубы и отвечал нарочито грубо. Словно его уличали в чем-то недостойном. Никто не знал, что так он преодолевал мучительную робость. Обыватели порой доводили его до бешенства. Это позже он наденет маску известного поэта и неуверенность и робость отступят.
Но в этот раз он не мог отделаться банальным, даже если бы и хотел. Требовалось дать ответ.
– Поэт, – ответил он по-военному четко и кратко. – Пишу на разные темы. В том числе и любовные. Разбитое сердце и прочее…
Он почувствовал, что краснеет, и разозлился на себя. Только этого не хватало, краснеть, как уездная барышня. Неужели даром он воспитывал в себе сурового воина, которому все нипочем? Разве человек, который покорил себе Африку, может краснеть, вспоминая о любовных неурядицах?
Его первая поездка в Египет, скрытая почти ото всех, поездка отчаяния, для обретения нового дыхания, нового мужества… Тогда он понял, что счастье не для него, что он всегда будет одинок.
Николай хотел именно в Египет – околдованный, одурманенный древней цивилизацией, причудливыми богами, хранящими тайное знание. Озирис, плывущий в ладье через тысячелетия, странные звериные боги, послание неведомых жрецов… Франция пробудила в нем тоску по Египту. Он понял, что никогда не будет певцом Европы. Его влекло к себе варварское, первобытное, несущее печать тех времен, когда слово, смысл и дело совпадали. Все было ясно и понятно, еще не было отравлено ядом цивилизации.
Тоска по простым, еще добиблейским временам была еще и смутной тоской по единственной женщине, которую он желал. Николай знал, что ему не дано ее переделать, подчинить себе. Но как сладко было мечтать и видеть во всех этих образах и ликах ее одну. Анну. Божественную Анну. И любовь их он видел в шатре, под звездным небом – без нелепостей, капризов и ненужных объяснений.