– Ближе к нашей теме, – поморщился Вася. – Как это связано с поездками в Африку?
– Попробую объяснить. Для начала вкратце о четвертом путешествии. Оно состоялось осенью десятого года. Целью был Аддис-Абеба, в этот город Гумилев не попал в прошлый раз и планировал его посетить. Двенадцатого октября он прибыл в Каир, но до Аддис-Абебы добрался только в конце ноября. Там он познакомился и подружился с русским миссионером Борисом Александровичем Черемзиным и местным поэтом ато-Иосифом. Вместе с последним он собирал абиссинские песни и предметы быта. Но в этой экспедиции Гумилев серьезно заболел, он вернулся домой с африканской лихорадкой.
– Анна, не тяни время! Все это, конечно, очень интересно, но какое отношение это имеет к нашему исследованию?
– Самое прямое! – горячо воскликнула Анна. – Его путешествия – не просто путешествия. Они имели важное политическое значение! Да, последняя его поездка была согласована с Академией наук, и целью ее являлось собрать этнографические и зоологические коллекции. Но я уверена, что на Гумилева была возложена и другая миссия – секретная. В Хараре Гумилев встречается с будущим императором Абиссинии Хайле Селассие Первым, который правил страной целых сорок четыре года. Русский поэт был первым человеком, описавшим будущего императора. Его, между прочим, считали потомком царя Соломона и царицы Савской. Затем экспедиция отправилась в селение Шейх-Гуссейн где у Гумилева завязывается дружба с местным вождем.
– Кажется, я понимаю, что ты хочешь сказать, – улыбнулся Вася. – Выражаясь современным языком, Гумилев разведал политическую обстановку и фигуры, которые можно вывести на политическую арену. То есть делал то, чем занимаются современные политологи.
– У меня есть предположение, что те силы, которые отправили Гумилева в это путешествие, в дальнейшем и обеспечили продвижение тех фигур. Абиссиния была одной из ключевых стран Африки. Но самое главное – Николай Гумилев искал в своих экспедициях легендарный Ковчег Завета. Ведь, по одной из версий, Ковчег Завета хранится в Эфиопии, – торжественно произнесла Анна.
– Величайшую святыню иудейского народа? – уточнил Вася. – Тот самый Ковчег Завета, где хранятся скрижали с нанесенными на них десятью заповедями, данными Богом Моисею?
– Да. Ковчег представляет собой ларец с херувимами на крышке. Для хранения Ковчега Завета царем Соломоном был построен специальный храм. В пятьсот восемьдесят шестом году до нашей эры храм разрушил вавилонский царь Навуходоносор, завоевавший Иудею. Но накануне разрушения храма Ковчег таинственным образом исчез. Дальнейшая его история теряется в глубине веков.
– Да-да, – поддержал Вася. – Его поисками занимались многие… Одна из версий гласит, что Ковчег спрятан под Храмовой горой в Иерусалиме. Кстати, крестовый поход рыцарей-крестоносцев связан в том числе и с поиском Ковчега Завета.
– Но нас интересует версия, согласно которой Ковчег находится в Эфиопии, – перебила его Анна. – Некоторые исследователи утверждают, что он был вывезен туда сыном царя Соломона и царицы Савской – Менеликом. По легенде, хранится Ковчег в городе Аксуме, в соборе Святейшей Девы Марии Сион. Святилище было воздвигнуто в четвертом веке, однако много раз перестраивалось. Церковь, которая сохранилась до сих пор, построена в пятидесятых годах девятнадцатого века. На территории этой церкви есть маленькая часовня, где и хранится Ковчег. Его пожизненно охраняет монах-Хранитель, кроме которого, никто не имеет права видеть реликвию. Когда будет возведен Третий Храм, Ковчег перенесут туда.
– Ковчег Завета представляет собой ценность не только для иудеев, но и для христиан и мусульман, – заметил Вася. – Ведь через него идет откровение Божье. Обретение Ковчега по пророчествам связано с приходом Мессии…
– Возможно, силы, стоявшие за Гумилевым, решили «посадить» на трон своего «кандидата» из так называемой «соломоновой династии» или по крайней мере заручиться его лояльностью, чтобы обеспечить почву для будущих раскопок… – высказала свою теорию Анна.
– Да. – Вася задумчиво кивнул. – Мы с тобой уже говорили, что это было время ведения широкомасштабных археологических раскопок. Ковчег Завета – один из ключевых артефактов в истории человечества, и время от времени возобновляются его поиски в надежде обрести утраченную легенду.
– Это путешествие примечательно еще и тем, что в его процессе Гумилев вел дневник, который так и называется «Африканский Дневник Гумилева», – продолжила Анна. – Он считался утерянным, но был обнаружен у его родственников и впервые увидел свет на страницах журнала «Огонек» в восемьдесят восьмом году. Но мне кажется, что этот дневник – отвлекающий маневр. Он фиксирует дорожную карту, чтобы скрыть то, что являлось подлинной целью путешествия. Если бы спросили: что русская экспедиция делает в Африке, – ему есть что предъявить миру. Ну, как тебе моя версия? – робко спросила она у Васи.
– Рыжикова, ты – гений! – с чувством воскликнул Вася. – Слов нет, можно только аплодировать.
Анна польщенно улыбнулась и опустила глаза. Похвала начальника всегда приятна, а уж похвала от Васи Курочкина – такого строгого и дотошного во всем – и вовсе бесценна.
– Тогда получается, что Ариадне Бориславской Гумилев завещал свою миссию, связанную с Ковчегом Завета? – Вася забарабанил пальцами по столу. – Интересно, он все-таки нашел его или нет?
– Увы, история об этом умалчивает.
– Будем говорить о своем открытии Марии Бориславской или пока нет? – рассуждал вслух Вася. – Но пока у нас только догадки, сведений мало. Давай поработаем над всем этим еще. Копай по биографии Гумилева дальше.
Петроград – Лондон. 1917 год
Николай часто вспоминал, как ему была предложена эта поездка в Англию и Европу. Его новая миссия. Как он взволнованно слушал детали. Он искренне верил, что Россия сможет вырваться из того ада, в котором очутилась. И радовался, что в этом будет его вклад, его деяния…
Когда Анна пришла его проводить на вокзал, он был оживленным и веселым, он шутил, смеялся, как будто бы все происходило в другое время и в другом месте. Словно он вернулся в молодость и не было их болезненного расставания, а все впереди – любовь, стихи, признание и долгая удивительная жизнь вдвоем…
На долю секунды Николай и сам поверил этому. И когда смотрел на Анну, видел сквозь нее другую Анну – почти девочку, сияющую, окрыленную. И тогда он подумал, что в его миссии поэта есть гигантская иллюзия. Самообман, который единственно и придает силы жить, потому что преображает убогую действительность, в которой мало радости и счастья. Он расцвечивал жизнь, как мог, как умел, – и все эти путешествия, дикие львы, жирафы, экзотические страны были, по сути, бегством от самого себя – от своей жизни. От несчастной любви, растоптанного счастья и кровавого будущего России.
Он сказал Анне, что из Салоник непременно заедет в Африку, и, увидев ее изумленный взгляд, был доволен произведенным впечатлением. Что ему еще осталось, кроме как изумлять бывшую жену? Любви уже нет, так пусть остается хотя бы уважение и восхищение, что она потеряла необыкновенного человека. Так ему хотелось думать…
Наверное, если бы у Николая был другой характер, он бы с радостью уцепился за любую возможность уехать из страны и осесть где-то в тихом месте, в той же любимой Африке, но его понятия о чести мешали этому замыслу. Он не мог предать самого себя и людей, которые в него верили… Он знал, что вернется из этого путешествия.
В Лондоне туманов не было, и он огорчился как мальчишка. Но потом, когда зажглись мутные фонари и легкий пар окутал город, Николай ощутил знакомое волнение. Это волнение было смутным восторгом перед жизнью, ее чудесами и краткостью. Поэзия как бабочка – присела на цветок и улетела. Попробуй – поймай! Он вдруг понял, что сколько бы он ни прожил жизней, сколько бы лет ни вместилось в его земное существование – он всегда будет восторженно относиться к самой жизни, ее непознаваемости и тайне.
Николаю предстояло провести вечер с ведущими интеллектуалами Англии, и он понимал, что это неспроста, более того, понимал и всю значимость предстоящей встречи. Он должен был не ударить лицом в грязь, показать, что и русские тоже способны на многое. Несмотря на то что сейчас страна в упадке, везде царит раздрай, Россия все же обладает подлинным величием, за которым стоят триумфальные победы и грозное прошлое…
Николай заготовил вступительную речь, но когда вышел к Темзе, растерялся. Он вдруг понял или, вернее, ощутил, что здесь все другое, что Англия – это традиции, которые неизменны и которые не сдадутся без боя ни под каким напором – ни времени, ни противника. Ему вдруг стало горько, что его страна, его Россия так легко отреклась от царя и ринулась в неизвестное будущее с восторгом, который не пристал стране с великой историей. В этой лихорадке, в этой жажде нового было что-то непристойное и вызывающее отвращение.
Тусклые воды Темзы отражали блеск фонарей и, казалось, застыли без всякого движения. Глядя в глубины Темзы, он вспомнил лицо императора – бледное, взволнованное. И его охватило чувство стыда, что он, боевой офицер и человек чести, ничем не может помочь своему царю.
Но скорбеть сейчас некогда, от его миссии зависело многое, и он должен был оправдать те надежды, которые на него возлагались.
Район Мейфэр, куда Николай направлялся, считался в Лондоне одним из самых аристократических. Николай немного робел перед людьми, с которыми ему предстояло провести вечер, но он быстро прогнал это чувство, прошептав себе: «Конквистадор». В памяти всплыли чеканные сухие строки: «Я конквистадор в панцире железном…»
Он любил свои стихи и помнил их наизусть. Некоторые поэты забывали написанное, чтобы поскорее увлечься новыми строчками и новым вдохновением. В этом плане Николай был, как и во всем, ужасающе старомоден. Он был приверженцем традиции в самом ее исконном смысле слова. Любил всю жизнь единственную женщину – свою первую жену. Любил свою страну, и поэтому сама мысль об эмиграции не приходила ему в голову. Любил и помнил свои стихи. Он и был конквистадором: железным, несокрушимым, упрямым воином.