– Здравствуйте, Вероника Павловна, – поздоровалась Анна, открывая дверь.
– Добрый день, – недовольно процедила Урусова. – Опаздываете, девушка.
– Простите, задержалась на несколько минут. Семейные обстоятельства.
– Я, собственно говоря, ждала Василия…
– Василий, к сожалению, будет позже. И поэтому попросил меня…
– Но я с ним должна была обсудить один вопрос! – возмущенно прервала ее Урусова.
– Может быть, я смогу вам помочь?
– Вряд ли. Вы, девушка, вообще кто по образованию?
– Историк. Пишу кандидатскую, – устало сказала Анна. Она была уверена, что Вероника Павловна все это знала, но из вредности задает ей такие вопросы.
– Вот видите, а Василий Курочкин – уже доктор исторических наук.
– Да, Вася – талантливый ученый, которого многие знают.
В напряженном молчании Урусовой явно читалось: «А тебя, девушка, не знает никто».
Самое обидное в этой ситуации было то, что утреннее вдохновенное настроение лопнуло, как воздушный шарик. И все из-за старой перечницы! Вероники Павловны. У Анны предательски защипало в носу.
– Ну ладно, надеюсь, Василий оставил мне материалы? – спросила Урусова.
– Да, конечно. И я поясню некоторые моменты. – Анна взяла себя в руки, работа – прежде всего.
– А кофе я могу здесь получить? Или хотя бы чай. Ромашковый было бы неплохо. Но вряд ли он у вас есть.
– Представьте себе, есть, – вспыхнула Анна. – Прекрасный ромашковый чай.
Пока Анна набирала воды в чайник, она посмотрела на себя в зеркало. Лицо пошло красными пятнами, глаза блестят от слез. И чего она распсиховалась из-за этой зануды! На всех нервов не хватит.
«Надо представить, что между вами и раздражающим вас объектом непроницаемое белое или розовое облако, – вспомнила Анна советы психолога. – И никто и ничто не сможет поколебать вашего спокойствия».
Она вызвала в воображении облако и с этим облаком вернулась в приемную.
– Девушка, я вас уже второй раз спрашиваю: могу я воспользоваться телефоном?
Очевидно, Анна слишком долго находилась «в облаке» и не сразу поняла, что к ней обращаются.
– Да, конечно, звоните.
– Это конфиденциальный разговор, – сообщила, понизив голос, старая перечница.
– Нет проблем, я буду в соседней комнате, – кротко согласилась Анна, снова призвала на помощь «облако». – Когда закончите, позовите меня.
Ей почти удавалось сохранить невозмутимость и не реагировать на внешние обстоятельства.
Урусова позвала ее минут через десять.
– И где ваш прекрасный ромашковый чай?
От чая она немного подобрела и даже поинтересовалась:
– А чем вы сейчас занимаетесь, Анна?
Даже имя ее вспомнила!
– В данный момент – делом Таганцева. Очень запутанное и сложное, не каждому историку по плечу, – с некоторым злорадством ответила Анна.
– Знаю, – важно кивнула Урусова. – Мой дед был в этом замешан. Но ему удалось не попасть под арест. Он вообще никак не засветился. И такие люди были. Можно сказать, что им повезло. Так вот мой дед вел дневник. У него сохранилось много записей, которые я все собираюсь разобрать и опубликовать. Некоторые листы пропали, на других нужно разбирать почерк, некоторые места зачеркнуты… В этих записках приведен очень любопытный факт: один его друг, тоже входивший в эту сеть, рассказал моему деду, что в пятерку, которую возглавлял Гумилев, входила некая женщина, к которой поэт испытывал нежные чувства. Он берег ее, не привлекал к заданиям и не выдал…А познакомился он с ней чисто случайно на поэтическом вечере, до того, как их должны были представить друг другу… Сам Гумилев в минуту откровенности признался в этом, не упоминая ее имени.
Анна качнулась, но на ногах устояла.
Когда пришел Вася, Урусовой уже не было. Анна пребывала в прекрасном настроении и весело напевала.
– Чем-то хорошим сегодня порадуешь? – спросил Вася.
– Надеюсь. Я кое-что поняла в деле Таганцева.
– Я весь внимание. Все-таки удалось накопать что-то оригинальное?
– Да. Помнишь, мы говорили о неправомерной тяжести наказания? Почему же все-таки советская власть с такой силой обрушилась на эту организацию? Мне кажется, что я нашла ответ на этот вопрос.
– Так-так, интересно, – прищурился Вася.
– Во-первых, это была организация особого типа, которая представляла опасность для существующей власти, – проговорила Анна. – Выражаясь современным языком, она была построена по сетевому принципу и включала в себя тех людей, кого можно назвать цветом или элитой общества. Эти люди зачастую были связаны между собой дружескими или родственными узами. Семья Таганцевых знала очень многих людей из разных сфер деятельности. Николай Степанович Таганцев давал «четверги», на которых бывали главы правительства, писатели, художники. Он был руководителем «Литературного фонда», помогавшего писателям и научным деятелям. После революции организация оказывала помощь голодающим ученым. А молодая Страна Советов срочно избавлялась от тех, кто мог составить «критическую массу» и подрывать ее устои.
– Да, здесь стоит вспомнить «философский» пароход, – вставил Вася.
– Во-вторых, эта организация ставила своей целью реальные преобразования в России в случае падения власти большевиков, – продолжила Анна. – Они пытались выработать программу конкретных действий. Например, вопросы реформирования армии, Таганцев собирался привлечь к этому вопросу Тухачевского. Кто знает, может быть, арест и расстрел Тухачевского в тридцатые годы связан тонкой нитью с тем делом? А в‐третьих, у организации была разветвленная сеть за границей. Кстати, этот факт, возможно, объясняет, почему дела до сих пор засекречены. Высока вероятность, что этих людей потом использовали как агентов.
– Как по-твоему, почему Гумилев все-таки втянулся в этот заговор? – спросил Вася.
– Вряд ли мы сможем достоверно узнать его мотивы, – проговорила Анна. – Но мне кажется, это объясняется довольно просто. Он словно искал смерти, а умереть за родину – было для него честью. Он понял, что все, что он мог в этой жизни, – он сделал. Гумилев не мог пережить, что его мир рухнул. Его любимая Россия во власти варваров, а единственная женщина потеряна навсегда. Он приехал из заграничного вояжа в восемнадцатом году. Анна Ахматова попросила развод, чтобы вступить в брак с Владимиром Шилейко. Вероятно, раньше Гумилев надеялся на примирение и воссоединение семьи, но теперь понял, что эти надежды рухнули. И что большевики всерьез и надолго, он тоже понял. Он ведь был человеком выдающегося ума. Но он был поэт, и вдруг его жизнь словно разом лишилась всех красок. Все шло как бы по инерции, без прежнего запала и огня. Поэтому Гумилев и согласился вступить в эту организацию, вряд ли он надеялся на успех, он просто искал смерти на поле боя. Так все и получилось…
Возникла пауза.
– Мы будем рассказывать о наших находках в «деле Гумилева» Марии Бориславской? – спросила Анна. – Мы же хотели сообщить ей о Ковчеге Завета, что, возможно, именно с ним связана «африканская миссия» ее прабабушки.
– Нет, пока говорить не будем. На мой взгляд – преждевременно, – ответил Вася.
Едва Маша вошла в квартиру, как услышала рыдания. Она торопливо прошла в комнату. Рита лежала на диване и рыдала во весь голос. Маша кинулась к ней:
– Риточка! Что случилось? Что они сделали? Милая, не плачь, не надо. Прошу тебя. Все будет хорошо, вы же все-таки родные люди, все как-нибудь образуется, – торопливо говорила Маша, гладя подругу по голове.
– Да я не про это, – всхлипнула Рита. – То есть не только про это.
– Что-то еще случилось? Боже мой! Что?
– Я свой талисман потеряла! Картинку с изображением Иерусалима. Я с ним не расстаюсь, он всюду со мной. А здесь… потеряла.
– Когда? Где?
Со слов Риты складывалась следующая картина. Утром она решила прогуляться в ближайшем скверике, чтобы развеяться от тоскливых мыслей. Она прошлась по скверику, посидела какое-то время на скамейке, затем зашла в магазин, купила сок и фрукты, вернулась домой и обнаружила, что талисман – исчез. Она прошлась по своему маршруту еще раз, но безуспешно – ничего не нашла.
– И вот ко всем моим бедам прибавилась еще и эта! – рыдала Рита. – За что мне все эти неприятности?
– Давай еще вместе сходим, посмотрим, – предложила Маша, чтобы как-то ее отвлечь.
Дополнительные поиски ничего не дали. Но Рита перестала плакать, теперь она сидела, уставившись в одну точку.
Маша ушла на кухню, чтобы что-нибудь приготовить. В этот момент ей позвонила Анна Рыжикова.
– Мария, скажите, пожалуйста, а в другой части дневника той француженки нет никаких упоминаний о вашей родственнице?
– Вадим сказал, что нет.
Рита в комнате принялась рыдать с новой силой, и Анна встревоженно спросила:
– Мария, у вас все в порядке?
– Нет. Не в порядке.
– Может быть, я могу чем-то помочь вам?
Маша прикрыла трубку рукой и зашептала:
– Понимаете, моя подруга сегодня потеряла очень важную для нее вещь. Свой талисман. И я ума не приложу, как ее утешить.
Анна задумалась. Для многих людей талисман – это очень важно. К тому же она вспомнила, как в детстве потеряла любимую игрушку – плюшевого медведя, и как сразу ее мир потускнел, уменьшился, как будто бы в этом медведе заключалось некое очарование этого мира. Она так любила этого медведя! Спала с ним, утыкаясь в плюшевую мордочку. Иногда ей казалось, что медведь даже довольно посапывает в ответ. Она часто разговаривала со своим мишкой, таскала его с собой на прогулки, в гости, он был такой уютный, бежево-рыжий, с глазами-пуговицами… И вот игрушка потерялась, маленькая Аня долго плакала. Так что потеря талисмана или любимой вещи – всегда серьезно и печально. И вдруг она вспомнила про Матвея и его удивительный дар.
– Мария, у меня есть знакомый экстрасенс, – сказала она. – Он сейчас в отъезде, но сегодня должен вернуться. Я поговорю с ним и перезвоню вам.