Вот только час шел за часом, а меня всё никак не забирали. К тому же начало ощутимо поддавливать мочевой пузырь. Не выдержав, я поднялся и позвал, — Начальница, мне бы в уборную!
Вот только прапорщица лишь бросила на меня короткий взгляд и снова принялась заниматься своими делами.
Эй-эй, я так не играю!
— Начальница! Ну будь человеком!
И вновь только недовольные глаза, да хмурое бурчание, — Не положено.
— Не положено?! — возопил я, а затем, рассердившись окончательно, осмотрел камеру, и подойдя к дальнему углу, расстегнул штаны и молча принялся делать своё мокрое дело, обильно орошая стену на уровне пояса.
Когда родниковое журчание дошло до тонкого женского слуха, от былого равнодушия не осталось и следа. Подлетев к клетке, прапорщица заорала, — Ты что делаешь, урод!
— Ссу — как можно более спокойно ответил ей, повернув голову, — раз туалета нет, значит здесь схожу.
— Ах ты гад!
Не успел я застегнуть штаны, как меня уже выволокли наружу и крайне чувствительно приложили по почкам.
— Ай, ой, уй!
— Что, не нравиться?! Сейчас возьмешь ведро с шваброй и будешь убирать!
— А если я не хочу!
Хрясь!
— Хочу-хочу!
В общем, когда за мной таки пришли, я хмуро шваброй домывал пол в камере, под неусыпным взором постукивающей по ладони дубинкой, прапорщицы.
— И что тут у нас, — ухмыльнулась давешняя иэсбэшница.
— Ссыкун мелкий, — фыркнула моя надзирательница, — решил характер показать.
— Ладно, потом домоет, ему еще тут долго куковать.
Заведя руки за спину и надев на меня наручники снова, как будто в этом был какой-то смысл, она повела меня по коридору, пристроившись за спиной и только командуя: «направо, налево, вперед», и так далее. Наконец, попетляв по лестницам и коридорам, мы добрались до кабинета с номером триста восемь, и открыв дверь, иэсбэшница грубо втолкнула меня внутрь, после чего, зайдя следом, с треком захлопнула дверь, оставляя нас втроем. Втроем потому, что еще одна сотрудница уже присутствовала внутри, сидя за одним из двух расположенных друг напротив друга столов.
— Петр Иванов, — протянула та, что сидела, — ну садись, чего встал.
— Сесть я всегда успею, — буркнул аккуратно присаживаясь на стул сбоку.
— Даже так… — официры переглянулись между собой. А затем, та, что стояла сзади, схватила меня за скованные запястья и с силой дернув вверх, почти выворачивая мне руки, заставляя вскрикнуть и согнуться, резко прижала мою голову к столешнице.
— Петя, — зашипела она мне в ухо, — ты не понял что-ли, куда попал? Нам тебя раздавить, только пальцами щелкнуть.
— Я буду жаловаться!
— Кому? — коротко и зло хохотнула первая.
Но если они думали, что я начну как дурачок вопить бессвязные угрозы, то ошиблись, сев на место и зло зыркнув на садистку сзади, я максимально спокойно произнес, — Заявление на незаконное задержание и превышение полномочий будет направлено на имя начальницы вашего управления, с копией, в канцелярию ЕИВ, а также подан будет рапорт начальнице академии курсатой которой я являюсь, и направлено письмо боярыне Златолесской так как я её воя.
— Ух, я аж прям испугалась, — раздалось сзади, а та, что сидела за столом, внезапно улыбнулась и произнесла:
— Малыш, ты у нас тут по обвинению в участии в террористической деятельности. Так что можешь писать хоть куда, пока мы с тобой не закончим, никто и ничто нам помешать не сможет.
И такой уверенный был у неё тон, да и сам взгляд, что я невольно поежился, представив перспективы. Была слабая надежда, что они таки разберутся, что никакой я не террорист, но слишком уж они уверенно говорили. Мда, дела…
— Я не террорист.
— Ну да, а кто тут речи о превосходстве мужчин двигал?
— Так вы слышали, — обрадовался я.
— Конечно слышали, — хмыкнула иэсбэшница.
— Ну тогда вы точно должны понимать, что я не террорист.
— Все не так просто, Петя, — тут женщина достала сигареты и, закурив, выдохнула струю дыма мне в лицо, заставив поморщится. — Есть ведь разные виды террора. Есть активный, какой любит твой дружок Кентавр, убить кого-нибудь, что-нибудь взорвать. А есть пассивный, когда вот такими речами, медленно но верно подрывают общественные устои, нормы морали, ставят под сомнение само государственное устройство.
— Я не ставил, — вякнул было я, попытавшись влезть в монолог, но только получил подзатыльник и замолк, прикусив язык.
— Ставил, ставил. Кто высказывал сомнение в абсолютности руководящей роли женщин? Это можно как покушение на императорскую власть расценить.
— Да я не в том смысле, — не на шутку перепугавшись, быстро, пока дали возможность, заговорил, — вы не так поняли, я лишь хотел сказать, что мужчины тоже вполне могут работать и быть руководителями не хуже женщин.
— Эх, Петя-Петя, значит ты утверждаешь, что к террористам и деятельности незаконной организации — «Мужской освободительной армии», не относишься?
— Не отношусь, конечно, — закивал я, — И кто такой Кентавр, знать не знаю.
— Да ну? — деланно изумилась иэсбэшница, — неужели? А вот это фото видишь? — Она достала из папки на столе крупный снимок, на котором я узнал пляж на озере под Екатеринбургом где на меня было совершено покушение. Слегка размытый, он всё-таки позволял разглядеть мою фигуру у ограждения, фургон с распахнутыми дверцами и фигуру человека возле него с протянутой в мою сторону рукой.
— Вот это как раз и есть Кентавр, если ты действительно не знал, — ткнула она пальцем в мужчину на снимке.
— Но ведь определились, что они хотели меня убить, — произнес я, а затем попытался подмазаться, — и только благодаря вашему спецназу им это не удалось.
— Ну, официальная версия именно такая, — подтвердила оперша, возвращая снимок себе, — вот только какая незадача, есть запись с камеры наблюдения, на которой видно, что Кентавр был рядом с тобой двадцать две секунды. А это, поверь мне, на двадцать одну с половиной секунду больше чем ему требовалось, чтобы тебя убить. Нет, ты ему нужен был живым.
— А как же потом, выстрел из винтовки, что чуть меня не убил?
— А с ним много непонятно, — женщина затянулась еще раз. В воздухе всё крепчала сигаретная вонь, которую я терпеть не мог, и приходилось сосредотачиваться, чтобы обдумывать сказанное и планировать ответы. — Во первых, зачем? С какой стороны не посмотри, но Кентавр не маньяк и не психопат, это очень расчетливый и умный мудак, который весьма печется о своей репутации защитника мужчин, так что ему это было совсем не выгодно. К тому же, выстрелов было два, первым убили другого фаворита вашей боярыни — Лифариуса, который Кентавра не интересовал совершенно. Жаль, нельзя все это благородное грязное бельё наружу вытащить, но даже так, не трудно догадаться, что это кто-то из недругов рода постарался. Опять же, мне и самой плевать на ваши внутренние разборки, вот только мне совершенно не нравится, когда они проходят в черте города, у себя за забором резвитесь как хотите, но, мы отошли от темы.
Затушив почти до фильтра вызженную сигарету она взяла новую, тут же без перерыва закуривая снова.
— Так вот, расскажи ка мне, Петя, — она наклонилась ко мне, замерев буквально на расстоянии десятка сантиметров, — чем же ты так Кентавра заинтересовал, что он наплевав на всё, вылез так в открытую?
— Не знаю, — быстро сказал я.
— Врешь! — ответила иэсбешница, приблизив своё лицо почти вплотную, так что оно начало расплываться переставая фокусироваться зрением. Не знаю, зачем, но чувствуя переполнявшую её самоуверенность и наглость, с которой она пыталась на меня давить, я не выдержал и попытался заехать ей лбом в переносицу. Зря конечно. Скорость реакции то у нее выше, да к тому же она явно была той еще тренированной сукой. Резко отшатнувшись, так что я лишь бестолку боднул воздух, она с хищной улыбкой выплюнула, — Ах ты так?! — а затем меня вместе со стулом унесло могучим ударом к двери. Хорошо ещё ладошкой приложила, но и то, почудилось, что машиной сбило, такой силы был удар.
Я закашлялся, завозившись на полу, а вторая иэсбешница подошла, подняла за воротник, второй рукой прихватывая стул и вернув его на место, усадила обратно, приговаривая, — Не надо резких движений, Петя, хуже будет.
— Так зачем ты был ему нужен? — повторила вопрос первая и я понял, что этот ответ они, возникнет необходимость, без всякого зазрения совести из меня выбьют. Слишком им нужен был этот чертов Кентавр.
Вот только нас внезапно прервали, и в кабинет зашла еще одна суровая иэсбешница с непроницаемым лицом. В отличии от одетых в штатское моих допросительниц, на этой был строгий темный мундир, правда, в силу сидячего положения, звезды на погонах, а значит и звание, не разглядел. Впрочем в неведении я оставался не долго, потому что сидевшая за столом сотрудница немедленно вскочила, — Госпожа генерала!
«О, — подумал я, — целая генерала ИСБ, солидно!»
Оглядев кабинет, та чуть кивнула в мою сторону, затем уточнила, — Пётр Иванов?
— Так точно, — бодро заявила оперша, — ведем допрос относительно террористической деятельности…
— Я его забираю, — перебила ту генерала, не став дослушивать.
— Но… — опешившая от такого иэсбешница даже не сразу нашлась, что сказать, — госпожа генерала, допрос еще не окончен.
— Не важно, — отрезала хмуро большая начальница (а кем она еще могла быть), — дело Иванова забирает, как и его самого, канцелярия ЕИВ.
— Но…
— Капитана, — снова оборвала ту генерала, — это дело больше не ваше, поэтому допрос окончен. Вещи все при нем?
— Так точно, — уже тише ответствовала, резко потерявшая пыл и задор женщина.
— Тогда за мной, — рыкнула генерала уже мне, — и наручники с него снимите.
— Погодите, — подал голос я, — а пальто?
— Там осталось твоё пальто, — скривившись, махнула куда-то в сторону оперша и я понял, что оно так и висит в том самом подвале, где сам себя перехитривший Рубинштейн организовал тайный мужской клуб. Если конечно его давно не прибрали к рукам какие-нибудь бомжи.