Я почувствовал, как сильнее начало биться сердце в груди, и дело было даже не в толпе журналистов, и не в том, что мне сейчас придется врать им всем, в конце концов не я это придумал, а скорее от осознания того, что нежданно не гаданно свалившийся титул только что махом перечеркнул все мои планы и я совершенно не представлял, как теперь будет складываться моя жизнь. Что будет с боярыней, с моим фаворитством, статусом вои, курсантством и будущей военной службой? С Иланой, Мариной, девчонками взвода, и да, я сейчас в первую очередь думал о сексе. Можно ли мне это будет, в новом статусе? Или же выясниться, что я теперь, как верный сын великой княгини и племянник императрицы должен себя хранить для той единственной которую мне в жены определят новоиспечённые родители?
«А может ну их всех нафиг? — мелкнула заполошная мысль, — свалить куда-нибудь, сбежать от всех этих сомнительных почестей?», — но тут же её перебила вторая мысль, — «А куда я, собственно, пойду? Это же не мелкие лавочники. За мной все спецслужбы империи охотится будут. А затем прикопают где-нибудь, что бы и дальше без вести пропавшим числился, не разболтав лишнего кому ненароком».
Вот под такие мысли я и сидел, мандражируя как девственница перед первой брачной ночью. Не зная как себя вести и куда подушку подкладывать.
Внезапно, в противоположном конце комнаты, скрипнула дверь, что вела в коридор и обернувшись, я с удивлением увидел проскользнувшую внутрь Арину, уже не в форме, а в застегнутом на все пуговицы, сугубо гражданском длинном драповом пальто.
— Ты? — я подскочил, рефлекторно сделав пару шагов ей навстречу, но остановился, видя, что она замерла в дверях, пристально меня разглядывая. Легкое чувство вины снова царапнуло где-то внутри, всё-таки из-за меня её выгнали из академии и неловко улыбнувшись, я сбивчиво произнес, — Как ты? Ты прости, что так вышло, я правда не хотел, чтобы тебя выгоняли.
— Я нормально, — спокойно ответила девушка, на чьем лице не дернулся ни один мускул. (И куда только делась вечно стесняющаяся и неуверенная особа?) — Завела новых друзей, пересмотрела своё отношение к некоторым вещам, можно сказать, начала жизнь с нового листа.
— Это отлично, — заулыбался я шире, — рад, что ты не унываешь. Пусть закрылась одна дверь, но всегда откроется другая, главное её найти.
Арина, продолжая стоять у порога, только кивнула, подтверждая мои слова, а затем добавила, — Самое главное, что я поняла, что дело вовсе не во мне.
— Правильно — поддержал я девушку, — главное, в первую очередь, любить себя.
— Дело не в моей магии, — словно не слыша меня, продолжила та, — не в том, что я не могу её контролировать и не в том, что она почти бесполезна…
Её пальцы коснулись пуговиц на пальто, начиная их медленно расстегивать, а мои брови медленно поползли вверх.
— Арина, ты что? — первой мыслью, мелькнувшей в голове, было, что она хочет сделать то, что они тогда так и не сделали, то есть трахнуть меня. И даже, на короткий миг, захотелось дать бедной девочке то что она хочет. Но только на миг, потому что расстегнув пальто до половины, она нырнула рукой куда-то туда, за отворот, замерла, а затем, глядя мне в глаза, добавила:
— Дело в вас, мужчинах. Всё, что происходит, происходит из-за вас. Вы, причина всех женских бед. Вы и ваше неуёмное желание лезть туда где вам совершенно не место.
— Погоди, — произнес я, отшатываясь назад, но она уже доставала на свет странный компактный пистолет с длинным толстым стволом.
«Глушитель, — внезапно понял я, завороженно смотря в черный зрачок вороненого ствола, — неужели она…»
Пистолет дернулся в её руке с сухим треском сломанной ветки, а я почувствовал тупой удар в грудь. Неверяще посмотрел вниз, касаясь пальцами кителя, чувствуя как намокает рубашка под ним и медленно но верно от места удара в стороны начинает распространяться жар.
Еще треск и новый удар, на слабеющих ногах я сделал один или два шага, но колени подогнулись и я со стуком рухнул на них, кое как удерживая себя вертикально и пытаясь мутнеющим взором найти лицо моей убийцы, но пистолет чуть двинулся в девичьей руке, смотря, казалось, прямо мне в лоб, а затем резко наступила тьма.
К середине ночи академию покинули последние официры имперской безопасности и белая как покрытая извёсткой стена в коридоре, Седова, сорвав нестерпимо дущащий галстук, жадно отпила из графина на столе и буквально рухнув в родное кресло, с тоской и безнадёгой посмотрела на подругу. Россиянова, впрочем, была не лучше, стрельба в академии, тяжело раненный курсата Иванов, оказавшийся великим князем Петром Алексеевичем, и убийца, бывшая курсата, отчисленная как раз накануне, так, к слову, пока и не пойманная — что называется, полный набор, хуже не придумаешь. Чем это обернется для них обеих, сказать было сложно, но что ничего хорошего, можно было не гадать.
— Что с ним? — устало поинтересовалась генерал-майора.
Прекрасно поняв о ком она, полковница, пока еще полковница, но что-то ей подсказывало, что это ненадолго, хмуро ответила, — пока в реанимации, два пулевых ранения в грудь, и касательное в голову. Череп не пробило, только кожу сорвало и залило кровью. Явно контрольный выстрел, но не проверила, по неопытности и не добила…
— Как эта, Арина как её…
— Каплан, Арина Родионовна, — подсказала Россиянова.
— Да, Каплан, вообще проникла на территорию, у неё же забрали пропуск?
— Не успели список по отчисленым и исключенным номерам пропусков на вахту передать, а прапорщице на КПП она наплела, что забыла пропуск в общежитии.
Разразившись потоком площадной брани, генерала долго и витиевато поминала всех и Иванова, и Каплан, и прапорщицу, чемпионат по шарострелу, тупоголовых курсат, идиоток преподавал, а затем и саму себя.
Наконец выдохшись окончательно, Седова прикрыла глаза, откинувшись и мерно покачиваясь в кресле, напоследок произнеся безжизненным голосом, — Это точно конец. — И в этот раз подруга по воспитательной была с ней полностью согласна.
Поднявшись с капитанского кресла, я чуть улыбнулся, уступая место моей первой помощнице — Сарарин. Мы уже вышли из гипера возле родного мира Аллари и теперь нужно было спокойно пройти все кордоны, чтобы добраться до верховной матери космоэльфиек.
— Господин, почему вы скрываетесь? — эльфийка остановилась, не решаясь принять на себя пусть фиктивную, но всё-же роль временной корабельной матери, — Стоит нашим сестрам услышать ваш прекрасный голос и заглянуть в бездонный космос ваших глаз, как нас тут же пропустят.
— Ну да, — хмыкнул я, скептически. Всё-таки, секс со мной их не только делал беззаветно преданными, но и отшибал им критическое восприятие реальности. Поэтому приходилось выдумывать на ходу различные причины. Вот и сейчас, я не стал с старпомой спорить, а только заметил, — Верная моя Сарарин, все так, но увидев меня они непременно захотят со мной встретиться, а это сильно отдалит меня от нашей главной цели — знакомства с великой матерью. Неужели ты позволишь великую мать ждать ещё дольше?
— Вы правы, господин, — склонила голову эльфийка, — как всегда. Я приложу все свои скромные силы чтобы не задерживать вас ещё.
А затем, приняв серьезный и властный вид, она уселась в капитанское кресло и потребовала связать её с ближайщей боевой станцией, а я отошел чуть в сторону, чтобы не мешать и, сложив руки на груди, приготовился ждать. Оставалось совсем немного, совсем чуть-чуть времени, до того момента как этот эльфийский мир станет полностью и безраздельно моим. И пусть я буду лишь тенью за спиной великой матери, серым кардиналом, но говорить она будет моим голосом и ничьим иным.
Через три дня
— Кто ты? — великая мать народа Аллари поднялась с трона, глядя грозно и властно на меня, застывшего у подножия широкой лестницы, до поры закутанного в балахон и прячущего лицо.
— Я? — откинув капюшон, улыбаясь и с превосходством смотря ей в глаза, ответил, — твой личный сорт героина!
— Чужак?! Как ты проник сюда? — она сощурила свои прекрасные большие миндалевидные глаза, делая шаг вперед, — впрочем неважно, я сама тебя уничтожу.
— Не уничтожишь, — я продолжал смеяться, рассматривая прекрасную в своём искреннем гневе эльфийку, спускающуюся ко мне, — ты уже страстно желаешь меня, просто этого ещё не поняла.
— Нет, пожалуй не буду уничтожать, я буду тебя пытать… — прошипела она, яростно хватаясь за парадный меч на бедре, подходя всё ближе. Вот только рука на эфесе, чем ближе эльфийка была ко мне, тем слабее держала рукоять, а голос великой матери стал предательски меняться.
Остановившись на предпоследней ступеньке, не в силах сделать больше ни шага, она застыла дрожжа и глядя на меня полными страха и непонимания глазами, а я, распахнув балахон полностью, остался в чем мать родила и лишь нанесенное на кожу масло делало меня слегка блестящим и чрезвычайно, чрезвычайно приятно пахнущим.
— Ароматическое масло Лафрим, — пояснил я, проводя ладонью по телу, — как случайно выяснилось, вступая в контакт с моей кожей, оно выделяет в воздух очень мощный афродизиак действующий на ваш народ. Но не только, еще, отчасти, притупляет волю и вызывает чувство безотчетного доверия. Чем больше ты сейчас его вдыхаешь, тем сложнее тебе становиться сопротивляться зову.
Подойдя, я коснулся великой матери, прекрасной юной эльфийки чей возраст точно перевалил уже за тысячу лет и принялся медленно снимать с неё царственное облачение. — А когда я с тобой закончу, ты будешь хотеть только одного, чтобы я снова возлег с тобой.
Так и не покинувший ножен меч загремел эфесом по камню, а я жадно приник губами к стоявшим торчком соскам небольшой эльфийской груди, вызывая у той полный возбуждения стон. А затем, разложив на ступенях великую мать, полностью потерявшую над собой контроль, я резко и грубо вошел в нее, приговаривая, — Была у вас великая мать, а теперь будет великий бать.