В тот же день он лично заходит ко мне и за кофе рассказывает о слухах в клубе. Поговаривают, что я лишь попользовалась Вигго Ф. какое-то время и бросила, когда нужда в нем отпала. Я признаюсь Мортену, что доля правды в этом есть, но от сплетни мне всё равно больно, ведь всей подноготной никто не знает. На следующий день в «Политикен» публикуют грук:
Не снимая шляпы поэта
Перед Тове Той или Этой,
Вместе с нею радуюсь я.
Бесспорный дебют, и сколько
Больших перспектив. Лишь бы только
Невзначай не обидеть дитя.
Он, очевидно, всё еще иногда вспоминает о своей зверушке. Однако женился на владелице усадьбы и больше не появляется на встречах клуба.
Неожиданно я забываю обо всем на свете: у меня задержка на несколько дней. Я обсуждаю это с Лизе, которая советует обратиться к врачу и сдать анализ мочи. Тот обещает позвонить, как только появятся результаты, и следующие дни я почти не отхожу от телефона. Наконец-то звонок — и доктор сообщает совершенно обычным голосом: результат анализа положительный. Я беременна. Это не укладывается в голове. Маленький комочек слизи глубоко внутри меня будет увеличиваться и расти день ото дня до тех пор, пока я не стану толстой и бесформенной, как это случилось в моем детстве с Рапунцель. Эббе далеко не так счастлив, как я. Нам придется пожениться, говорит он, а мне — рассказать об этом матери. Я спрашиваю, не против ли он нашей свадьбы, и он отвечает, что нет. Правда, мы еще так молоды и у нас ни кола ни двора. При мысли о грядущих переменах в его глазах появляется выражение беспомощности, и я целую его мягкие красивые губы. Кажется, что теперь у меня сил на троих. Вдруг я вспоминаю, что не разведена, и пишу вежливое сообщение Вигго Ф. с просьбой о разводе, потому что я беременна. Он обиженно отвечает: «Мне нечего сказать, кроме: вот тебе и на! Иди к адвокату и разберись с этим как можно быстрее». Я показываю письмо Эббе, и тот говорит: до чего же он смешон, и что ты только в нем нашла?
После этого Эббе часто приходит ко мне пьяным. Он наматывает шарф резкими движениями, и, когда пытается что-то сказать, выходит сплошная бессмыслица. Я тебя не достоин, говорит он, ты заслужила лучшего мужчину. Матери я так и не сообщил. Наконец он берет себя в руки и обо всем ей рассказывает. Та плачет, словно случилось горе, и заявляет, что смысла в жизни у нее больше нет. Лизе считает, что Эббе не выносит слез и упреков. Она полагает, что человек он хороший, но слабый и заправлять делами в семье придется мне. И хотя меня это не заботит — слышать ничего подобного я тоже не желаю. Кроме того, по утрам меня мутит и рвет. Надя ходит ко мне и еще откровеннее называет вещи своими именами. Эббе — пьянчуга, утверждает она, он и пальцем лишний раз не пошевелит. Пусть он и милый, но, боюсь, тебе придется его содержать.
6
Мы поселяемся у матери Эббе, в одной из комнат в ее доме, пока не разберемся с разводом, потому что хотим проводить всё время вместе. До обеда Эббе — в Управлении ценообразования, куда многие студенты приходят убить время и подзаработать на карманные расходы. Он сидит рядом с другим студентом-экономистом по имени Виктор. У Эббе друзей как звезд на небе — мне никогда со всеми не перезнакомиться. Когда утром он и Виктор идут в управление, они поют псалмы из духовного песенника, который потом пускают на самокрутки. Табак найти очень сложно, и иногда они сворачивают сигареты из эрзац-чая. Я же тем временем пишу новый роман. Только что сдала рукопись поэтического сборника «Малый мир». Название придумал Эббе, который очень вовлечен в мою работу. Он и сам хотел заниматься литературой, но его отец, скончавшийся два года назад, убеждал, что этим увлечением на хлеб не заработаешь, поэтому Эббе изучает народное хозяйство, которое ему совершенно не интересно. Он обожает литературу и в свободное от наших бесед время постоянно читает романы. Благодаря ему я узнаю о книгах, о которых раньше и не слышала. И каждый день после работы он просит посмотреть, что я написала, и если он и высказывает критику, в ней всегда есть доля истины — я к его словам прислушиваюсь. Собственную семью я в последнее время почти не вижу. Брат живет с разведенной женщиной, у которой есть трехлетний ребенок. Вместе с Эббе я навещаю их, но мужчинам не о чем поговорить. Эббе — мальчик из провинциального высшего класса, Эдвин — ученик маляра из Копенгагена, который от безысходности каждый день травит целлюлозным лаком ослабленные легкие. Точно так же и мир моих родителей очень далек от мира семьи Эббе. Он беседует с моим отцом о книгах так же, как Вигго Ф. когда-то беседовал с моей мамой обо мне. Только вот Эббе не проявляет ни капли снисходительности к моим родителям. После ужина с его семьей мы с Эббе лежим и говорим о будущем, о нашем ребенке, о жизни, о времени до знакомства. Эббе нравятся темы, на которые можно рассуждать бесконечно. Например, у него есть теории, почему у черных людей темная кожа и почему у евреев нос с горбинкой. Однажды он приподнимается, опершись на локоть, и всматривается в мое лицо — его близко посаженные глаза наполняются глубоко нравственным выражением. Может быть, произносит он серьезно, стоит присоединиться к освободительному движению. Франция пала — дела теперь плохи. Я отвечаю, что лучше оставить это людям, у которых нет жены и детей, и он обо всем забывает. В этот период у меня всё хорошо: скоро выйду замуж, жду ребенка, рядом человек, которого я люблю, и скоро у нас появится свой собственный дом. Я обещаю Эббе никогда с ним не расставаться и объясняю, что не переношу, когда жизнь становится такой сложной, как было недавно. Он берет меня за подбородок и целует. Может быть, произносит он, ты и сама сложная, поэтому и жизнь твоя такая же.
Наконец развод получен, и мы снимаем квартиру на улице Тартинисвай, рядом с Лизе и Оле и матерью Эббе. Сюдхавнен сидит в конце длинной Энгхавевай словно ноготь на пальце. Этот район еще называют «музыкальным городком», потому что там все улицы названы в честь композиторов. Дома невысокие, перед большинством из них — маленький сад с травой и деревьями. Между последним переулком и пустырем — свалка, при определенном направлении ветра квартиры наполняются такой вонью, что невозможно открыть окна. Напротив здания, где живут Лизе и Оле, на Вагнерсвай стоят летние домики с садовым участками, многие заняты круглый год. Одна из жительниц такого домика убирается у Лизе, в обмен та по субботам берет ее пятерых детей к себе и трет и скребет их так, что весь дом наполняется затяжным детским воем. Это Лизе делает как само собой разумеющееся, чем сильно напоминает Надю. Надя съехалась с каким-то моряком, коммунистом, и теперь от нее можно услышать только коммунистические высказывания, хотя во времена Пита она придерживалась очень даже правых взглядов. О подобных вещах я узнаю от Эббе, потому что сама перестала гулять по вечерам из-за беременности — к восьми часам вечера просто валюсь с ног.
У нас квартира-полуторка, и полкомнаты занимает двуспальная кровать — она досталась нам от матери Эббе. В другой комнате стоит письменный стол его отца, подержанный обеденный стол, четыре стула с прямой спинкой, полученные от Лизе, и у одной из стен — диван. Он застелен коричневым покрывалом, и в момент вдохновения Эббе вешает другое коричневое покрывало на стену над ним. Лизе отдает ему кусок красного фетра, из которого он вырезает сердечко. Эббе приклеивает его на покрывало на стене и отходит в сторону, чтобы полюбоваться своим произведением. В нашем доме, произносит он с гордостью, не будет ни одной пьянки. Из уважения к его матери сюда мы не переедем до свадьбы. Иначе наши грехи покажутся ей слишком явными.
Мы женимся в начале августа. В ратушу отправляемся на велосипедах, держась за руки. Приезжаем слишком рано и заходим в ресторан «Фраскати» выпить кофе. Я рассматриваю лицо Эббе и нахожу в нем нечто нежное и невинное, нечто беззащитное — настолько, что хочется его оберегать. Неожиданно я произношу: какая же у тебя длинная верхняя губа. Ничего плохого я в виду не имею, но он задиристо смотрит на меня и отвечает: не длиннее твоей. Моя — вовсе не длинная, говорю я обиженно, а вот твоя растянулась почти во всё лицо. Он краснеет от злости. Не придирайся к моей внешности, в гимназии девушки сходили по мне с ума. Лизе взяла Оле только потому, что я не захотел ее брать. Ну ты и заносчивый, произношу я раздраженно, и в голове мелькает мысль: мы ссоримся, раньше этого никогда с нами не случалось. Эббе молча расплачивается с официантом. Пиджак длинноват в рукавах: костюм он одолжил у брата. На встречи «Фонарного кружка» одеваются плохо не только из бедности, но и потому, что франтовство воспринимается как смехотворная нелепость. Эббе проводит указательным пальцем по накрахмаленному воротничку, тоже великоватому, и размашисто шагает вперед. До ратуши мы идем в полном безмолвии, и вдруг он останавливается и движением головы отбрасывает волосы назад. Если ты не возьмешь, угрожающе произносит он, свои слова о верхней губе обратно, я на тебе не женюсь. Я хохочу. Нет, отвечаю я, это так по-ребячески. Мы серьезно станем врагами из-за спора, чья губа длиннее? Пусть будет моя. Я натягиваю верхнюю губу на нижнюю и таращу глаза, чтобы ее увидеть. Длиной в километр, говорю я, ну прекращай уже. Мы всё равно поженимся.
Так и происходит. Мы переезжаем в отдельную квартиру и берем домработницу, потому что я начала много зарабатывать. Ее зовут фру Хансен, и когда она приходит наниматься, Эббе сразу же спрашивает: а натирать морковь вы умеете? Та отвечает, что умеет и возьмет это на себя. Морковь — очень полезна, объясняет он, особенно сейчас, когда многое другое в дефиците. С тех пор она всё время потешается, вспоминая об этом случае: в нашем доме она ни разу не видела ни одной морковки. Дни проносятся, словно барабанная дробь перед соло. Я читаю книги о беременности, материнстве и уходе за младенцем и не осознаю, что Эббе не испытывает к этому такого же интереса, как я. Он признаётся: до сих пор поверить не может, что станет отцом. Точно так же он не верит своим глазам, когда видит мое имя в газете. Он не понимает, что женат на известной личности, и не знает, рад ли этому. По вечерам он решает уравнения, наматывая волосы на пальцы. Он радуется, когда ответ сходится, и твердит, что на самом деле стоило бы стать математиком. Я говорю ему, как Геерт Йёргенсен однажды сказал, что я вряд ли привлеку хоть одного нормального мужчину. А кто нормален? — спрашивает Эббе и хлопает по карманам, пытаясь найти то ли записную книжку, то ли кисет, то ли ключи. Он ужасно рассеянный и постоянно забывает свои вещи. Он всегда ходит, слегка запрокинув голову и задрав нос, словно хочет усмирить свой взгляд, отчего нередко спотыкается на у