Церковные колокола прозвонили полдень. Она смотрела на большие тяжелые двери храма, в который не заходила уже несколько лет, и думала о сыне Бога. О том, что этот щуплый, мягкий, всепрощающий человек на кресте казался таким слабым, странным, по-детски наивным. Зачем он верил всем подряд? Для чего слепо любил? В чем заключались его страдания?
Намного понятнее был Иуда. Его история привлекала. Как-то она даже залезла в интернет узнать про детство главного грешника. От Иуды отказались родители, выкинули его на ковчеге в реку, и, выжив, он рос один. Преданный, отвергнутый, никому не нужный. Наверное, потерянный, наверняка озлобленный. И после, что кажется вполне закономерным, родителям он стал мстить. Он совершал страшные грехи. Он каялся и отмаливал их так, как никто. Он очень хотел стать другим, светлым и чистым. Мог ли? Выбирал ли, каким быть? А потом еще вся эта история с Иисусом… Это предательство за 30 сребреников. Сумма-то смешная. Не за деньги он отрекся. Скорее, Иуда опять не справился, не выдержал свой внутренний ад, предал в первую очередь себя и свою веру в свет внутри, а уж потом Иисуса.
И то, что происходило внутри Иуды, вся его ненависть и любовь, боль и прилежание, страх и невозможность быть верным, вина и покаяние – вот это намного больше подходило под слово «страдание». У него ад – выворачивающий, сжигающий, рвущий с мясом на части, приносящий страшные муки – был внутри… Иуда больше был похож на обычного человека, он был сложнее и живее Иисуса. Не нужно выдерживать любовь и благость, а ты попробуй выдержать собственный ад…
И если предатель и трус Иуда был ей понятнее и ближе, то для сына Бога, живущего в этом храме и смотрящего своими грустными, слишком большими глазами с десятков икон, она автоматически оказывалась чужой, иной, нелюбимой, грешной, неправильной.
Она встала со скамейки, стряхнула с пальто нападавшие хлопья снега, запихнула мерзнущие руки поглубже в карманы и пошла в сторону от храма, оставляя темные следы на безлюдной, запорошенной снегом улице.
Шла и думала о том, что без Иуды не было бы и святости Иисуса. Что последнего должен был кто-то предать, чтобы ему было что прощать, о чем страдать. Должен быть грешник, чтобы был святой. Только плохость одного оттеняет хорошесть другого. Они связаны и нужны друг другу. Их нет друг без друга… И она давно знала, какая роль ей отведена в отношениях. Кто грешник, а кто святой. Кто причина всех бед, а кто терпит и спасает заблудшую душу.
Все роли давным-давно были розданы, обмену и возврату не подлежали, сценарий прописан, и исход очевиден. Один на кресте, а второй под крестом. Под крестом. Под крестом. Под крестом. Пусть так. Она вытащила руку из кармана и открыла дверь магазина с винным отделом…
Зависимость – семейная болезнь. Болен не только зависимый, больна вся система, а значит, и созависимый тоже.
Есть идея, что зависимый и созависимый – это абсолютно противоположные характеры, черты личности, отношения к миру. Так ли это?
У зависимости, как у любого хронического заболевания, есть стадии формирования. У созависимости есть точно такие же стадии формирования зависимости, только не от вещества, а от другого человека. Ровно так же, начиная от первого знакомства, через тревогу о несовместности до невозможности быть без.
У зависимого возможны как ремиссия, так и срывы. У созависимого также возможны как ремиссия, так и срывы.
У зависимого вещество – способ справляться со сложными чувствами. У созависимого контроль другого человека – точно такой же способ справляться с собственными сложными чувствами.
У зависимого большое расщепление ожиданий от себя и реального себя, отсюда – много вины и стыда. У созависимого точно такая же внутренняя структура, постоянно сообщающая ожидание собственного всесилия, и невозможность признать ограничения, бессилие.
У зависимого глубоко внутри живет депрессия. У созависимого глубоко внутри тоже живет депрессия.
Зависимый чаще открытый нарцисс. Созависимый чаще нарцисс скрытый. Но бывает и наоборот.
У зависимого (чаще) много агрессии. У созависимого агрессии ровно столько же (в системе агрессии вообще всегда поровну), но она выражается пассивно. Зависимый не умеет контролировать свои импульсы. Созависимый умеет контролировать только чужие. Собственные он либо не слышит, либо точно так же не особо контролирует (спонтанные покупки, неумение обращаться с деньгами, пищевая зависимость, вспышки гнева по отношению к детям и т. д.).
Внутри каждого из них живут очень одинаковые внутренние дети, вышедшие из сильно похожих семейных систем. Испуганные, потерянные, не чувствующие своей ценности.
Они две половинки целого, однажды влюбившиеся в недостающие части самих себя. (К примеру, она почувствовала себя безопасно рядом с его агрессией, а он почувствовал себя нужным рядом с ее опекой, или наоборот.) Вот только за его агрессией оказалось много страха и неуверенности в себе, неумения показывать свою уязвимость, непринятия собственных ограничений. И ровно то же самое заставило ее усиливать контроль, чувствовать и сообщать вину, постепенно терять свою отдельность.
Ирония в том, что однажды они прижались друг к другу, как испуганные котята в поисках теплой мамы. Но постепенно начали отчаянно биться за то, кто кому должен быть этой самой мамой.
И если убрать ежедневную драму – останется горькая история двух недолюбленных детей в телах взрослых людей, которые очень старались быть хорошими и заслужить наконец любовь.
Какая же помощь нужна созависимому? Самое короткое определение пути выздоровления от созависимости – «возвращение к себе». Выставив с зависимым жесткие границы, созависимому придется возвращаться в собственную жизнь (если удастся не переключиться на детей) и встретить свое личное «меня нет». Встретить неумение брать ответственность за свои выборы (а не за другого), забытое или никогда не случившееся умение хотеть и реализовывать собственные потребности, а главное – встретить свои глубоко спрятанные внутри сложные чувства. Свое отношение к себе. Низкую самооценку. Возможно, давно уже нежелание жить.
А так как человеческий мозг отвечает за выживание и продолжение рода, а совсем не за то, чтобы сделать его обладателя счастливым, а путь к обретению себя, в свою очередь, лежит через боль, то потребуется большой ресурс и готовность узнавать себя и иметь дело со сложными чувствами. Либо, если такого ресурса нет, очень быстро уйти в следующие отношения, где можно слиться с партнером в привычной дисфункции.
Но если у этих двоих, зависимого и созависимого, через кризис, спровоцированный проблемами с зависимостью, получается каждому заняться собой, признать свой вклад в происходящее, увидеть и принять то, от чего каждый бежал все эти годы, и благодаря всему этому повзрослеть, то получаются крепкие пары с настоящей близостью. Более осознанные и в чем-то более здоровые, чем те, кому не пришлось вместе проходить через сложное.
Так ли страшна зависимость? Зависимость может привести к смерти (человека, отношений). Ровно настолько же, насколько она может послужить поводом рождения бытия настоящими – самими собой.
Глава 13. Психоз
Люди, побывавшие на той стороне, за границей контролируемой действительности, там, где начинается безумие, сумасшествие, хорошо знают, насколько иллюзия может быть поглощающей и всеобъемлющей, насколько мозг, пытаясь интерпретировать состояния, может рисовать несуществующую картину мира в поисках объяснения происходящего, насколько человеческие представления хрупки и какой силы может быть этот «сон разума».
Там нет красной линии или пограничных столбов, нет ощущения перехода или изменения, просто несколько дней алкогольной агонии и метаний, несколько дней бега с места на место, несколько дней от употребления в сон и обратно. Тысячи слов, шагов, глотков, и на тысяча первый шаг все становится на свои места. Приходит алкогольный психоз, в котором кажется, что реальность наконец раскрывается ответами, поворачивается той стороной, где все становится на свои места и есть обо что опереться.
На пятый, а может, десятый день страшного, беспросветного запоя, когда пространство и время давно скомкались в черный хаос, ей пришло сбивающее с ног озарение – она находится в телешоу. И в этот момент впервые за долгое время, за многие годы, все наконец встало на свои места. Просто везде камеры, как в «Шоу Трумана», просто есть задания, которые нужно выполнить. Как она так долго не понимала этого! Всего лишь правильно выполнить, и все наконец закончится. Ее жизнь распутается и наладится. Как же здорово, что она догадалась. Она снова контролирует и понимает. Она снова может все исправить и изменить. Снова не погибнет, не захлебнется невозможностью происходящего.
Она не видела камер, но теперь знала наверняка, что они есть. Зачем-то приехала на Московский вокзал и разговаривала на темной ночной платформе с проводником поезда, уверенная, что это полгода назад умерший отец одного знакомого. Проводник отвечал, что она хороший человек, но он не узнает ее. Она кивала и хитро улыбалась, показывая свое понимание того, что не узнавать было частью его роли. Вспышка. Она уже на Невском проспекте. Долго шла по морозу, заглядывая в окна ночных кафе. В одном из них увидела за стеклянными витринами мужа. Он должен был быть дома с детьми, но, вероятно, по правилам шоу, чтобы она могла выполнить все задания, его привезли сюда. Он сидел там в тепле, в мягком приглушенном свете ламп и пил кофе с ее подругой. Остановилась. Натянула на околевшие от мороза кисти рукава свитера. Ей было туда нельзя, пока не выполнит все задания. Это очевидно. Но однажды она сможет зайти внутрь и сесть рядом. И ей тоже будет тепло, и ей тоже нальют кофе, и с ней тоже будут мило болтать, улыбаться, восхищаться ее победой. Теперь это был только вопрос времени. Теперь она знала, как там оказаться, как все исправить. Вспышка. По правилам шоу нужно зайти во двор, к черному входу кафе, и найти что-то в мусорных баках. Она радостно нырнула в арку, нашла груду картонных коробок, начала их разбрасывать в поисках неизвестного чего-то. Напугала вышедших покурить официанток. Попыталась им все объяснить, но они почему-то быстро зашли в здание и закрыли за собой стеклянную дверь. Вспышка. Она стучит им в дверь и пытается объяснить, что все нормально. Испуганные лица девушек. Вероятно, они не знают о камерах и могут вызвать полицию. Вспышка…