— Это не чушь. — Когда Век взглянул на нее, она посмотрела на него в ответ. — И ты можешь поговорить со мной. Никаких осуждений. Больше никого, кроме меня. Если только ты не нарушил закон.
Его губы изогнулись в горькой улыбке.
— Я не сделал ничего, из-за чего меня можно арестовать. Хотя, я действительно задумывался, правда ли это в случае с Кронером в том лесу.
— Ну, если ты боишься, что похож на отца, а перед тобой настоящая кровавая баня и ты ничего не можешь вспомнить… это неудивительно.
— Я не хочу быть таким, как он. Никогда.
— Ты не такой.
— Ты меня не знаешь.
От его серьезного лица по ней пробежал холодок, хотя ноги были сухими и теплыми, а на ней была парка и перчатки. И Век был так уверен, что он для нее всего лишь незнакомец, что она задумалась, почему эта несомненная истина не остановила их вовремя прошлой ночью. Но, с другой стороны, секс и сексуальное влечение всегда заставляют чувствовать близость, когда на самом деле это лишь трение двух тел друг о друга.
Как много она действительно знала о нем? Не больше, чем было в его досье на работе.
Но в одном Рэйли была уверена: он точно не навредил тому человеку.
— Тебе нужно поговорить со специалистом, — сказала она. Несомненно, с таким отцом не обошлось без последствий для психики. — Сбрось эту ношу со своих плеч.
— В этом и проблема… она внутри меня.
Что-то в его тоне заставило тот холодок вернуться… усилившись в десятикратном размере. Только сейчас Рэйли лихорадочно думала.
— Послушай меня, тебе нужно выговориться.
Он снова обратил взгляд к ярко-голубому небу с тающими полосами облаков.
— Я почувствовал облегчение, — сказал он, спустя мгновение, — когда вчера ночью ты ушла так быстро.
Ну, это ли не пощечина по лицу, которая образумит ее.
— Рада услужить, — остро ответила она.
— Потому что я мог бы влюбиться в тебя.
Когда у нее отвисла челюсть, и она моргнула как рыба, Век стряхнул пепел и выдохнул, дым поднялся в прохладный весенний воздух.
— Я знаю, это ничему не поможет. То, что я сказал это сейчас, и то, что это правда.
Безусловно. Но она не могла закрыть тему.
— Но вчера ночью… ты сказал, что никогда не отведешь меня в свою спальню.
Век покачал головой, в отвращении изогнув верхнюю губу.
— Никогда. Там я спал с женщинами, которые не имели никакого значения. Ты же имела… имеешь. — Он ругнулся, тихо и низко. — Ты отличаешься от остальных.
Рэйли сделал глубокий вдох. И еще один.
И она знала, что сейчас подходящее время, чтобы внести ясность между ними, сказав нечто вроде «Я действительно польщена, но…»
Вместо этого она просто смотрела на него, когда Век перевернул сигарету и взглянул на маленький оранжевый кончик. Проследив резкие и красивые черты его лица, она пыталась бороться с притяжением… и сдалась. В этом уголке уединенности перед пещерой, со свищущим между глыбами ветром, солнечным светом на их лицах, шестеренки их отношений начали возвращаться на место… и Рэйли поняла, почему действительно ушла от него так быстро.
Работа лишь прикрытие — она чувствовала к нему то же самое, и это напугало ее.
— Но это упирается во все дерьмо с моим отцом.
— Прости, что? — услышала она себя.
— Отношения с тобой… они также связаны с ним. — Век посмотрел ей в глаза. — Он был влюблен в мою мать. Но, несмотря на это, резал ее на части, пока она все еще дышала, и выложил из кишечника сердце на полу рядом с ней. Я знаю это, потому что именно я нашел ее тело.
Ахнув, Рэйли поднесла руку к горлу и инстинктивно сделала шаг назад… только чтобы обнаружить, что за ней скала, и отступать некуда.
— Да… — сказал он. — Такова история моей семьи.
Прекрасный способ очаровать женщину, подумал Век, когда Рэйли побелела и попыталась отойти от него.
Сильно затянувшись, он выпустил дым в сторону.
— Мне не следовало поднимать эту тему.
Рэйли покачала головой… может, чтобы привести мысли в порядок.
— Нет… нет, я рада, что ты заговорил об этом. Я просто немного…
— Шокирована. Да. И это — только одна из причин, по которым я не обсуждаю это дерьмо.
Она убрала с глаз выбившуюся прядь волос.
— Я серьезно. Ты можешь поговорить со мной. Я хочу, чтобы ты поговорил со мной.
Век не был уверен, что ее чувства не изменятся, когда он закончит. Но, тем не менее, почему-то разинул рот.
— Моя мать стала его тринадцатой жертвой. — Черт, он завидовал парням, чьи «плохие истории» включали рассказ о пивном кальяне, порче общественной собственности, и может, замене бензина в чьем-то баке своей мочой. — В школе были летние каникулы, и я отдыхал с друзьями в арендованном домике на Кейп-Коде[106]. Была наша последняя ночь там, и я последним уезжал домой, поэтому остался один. Он принес ее в гостиную и сделал это там. После он, должно быть, поднялся наверх, проверить меня… когда я проснулся, на дверной ручке были два кровавых отпечатка. Они стали единственным намеком, что произошло нечто ужасное. Он заклеил ей рот, поэтому я ничего не слышал.
— О… Боже…
Вновь затянувшись, он произнес на выдохе:
— И знаешь, даже тогда, увидев, что было на молдинге, я первым делом посмотрел на собственные руки. Ничего не обнаружив на них, я побежал в свою ванную, проверил полотенца, одежду… какая ирония, то же самое я сделал после случая с Кронером. И потом я понял… «Черт, жертва». Я позвонил в девять-один-один и разговаривал с ними, спускаясь вниз.
— Ты нашел ее.
— Да. — Он потер глаза, прогоняя воспоминания о красной крови на дешевом голубом ковре, о сердце, выложенном из частей человеческого тела. — Да, нашел, и я знал, что это его рук дело.
Он мог не продолжать говорить, как вслух, так и про себя. Воспоминание оставалось нетронутым так долго, и Век надеялся, что оно предусмотрительно разложилось, пожалуй, принеся этим самым пользу здоровью. Но нет. Сцена, свидетелем которой он стал, до сих пор была затянута неоновыми тенями, будто паника и ужас, которые он чувствовал, смягчились и исказили все в мысленной фотографии, за исключением ее четкости.
— Я читала о твоем отце… изучала его в школе, — тихо произнесла Рэйли. — Но нигде не говорилось о…
— Мне было семнадцать, я был несовершеннолетним, мама носила другую фамилию, поэтому ты бы об этом и не узнала. Забавно, именно тогда правоохранительные органы впервые говорили с моим отцом о жертве. Разумеется, они поверили ему, когда он сказал, что убит горем… и Бог свидетель, он прекрасно играл на публику. А что до отпечатков на дверной ручке? На нем были латексные перчатки, поэтому зацепиться было не за что.
— Господи, мне так жаль.
Век замолчал, но ненадолго.
— Я не часто его видел. А когда он приходил домой, мама исчезала с ним. Она не могла им насытиться… он был ее любимым наркотиком, единственной значимой вещью, единственным, о чем она думала. Сейчас я чертовски уверен, что он провоцировал ее безумство, и обычно это меня раздражало… но потом я понял, что он такое и что у нее не было шанса. А насчет его точки зрения? Думаю, все это веселило его, но, очевидно, спустя какое-то время игра ему наскучила.
И на этом Век просто выдохся, как спринтер, который не в силах бежать дистанцию.
— В общем, именно поэтому мы никогда не будем ужинать в доме моих родителей.
Неубедительная попытка пошутить. Никто не засмеялся.
Докурив сигарету, Век потушил ее о подошву туфля… и только сейчас заметил, что его обувь не переживет эту грязевую ванну. Рэйли же, с другой стороны, умудрилась где-то раздобыть пару туристических ботинок.
Так в ее духе. Она всегда была готова…
Когда он поднял взгляд, она стояла прямо перед ним. Ее щеки порозовели от ветра и напряжения, а глаза сияли теплотой, исходившей от сердца не просто доброго, но и открытого. Выбившиеся из хвоста локоны образовывали красноватый ореол, а ее парфюм, шампунь или что бы там ни было напоминали ему о лете… нормальном лете, а не о том последнем, что он провел, будучи «ребенком».
А затем она подошла к нему вплотную, обернула вокруг него руки и просто прижала к себе.
До него не сразу дошло, что происходит, поскольку этого он ожидал в последнюю очередь. Но потом он обнял ее в ответ.
Одному Богу известно, сколько они так стояли.
— Я не привык встречаться, — хрипло сказал он.
— С коллегами? — Рэйли отстранилась и посмотрела на него.
— Вообще ни с кем. — Век пригладил ее волосы рукой. — И ты слишком хороша для меня.
Наступила небольшая пауза, после которой она слегка улыбнулась:
— Так, значит, диван остается предпочтительным местом, да.
— Зови меня Казановой.
— Что мне с тобой делать, — прошептала она, будто говорила сама с собой.
— Честно? Не знаю. Будь я твоим другом, то посоветовал бы бежать к выходу, не идти к нему.
— Они — не ты, знаешь, — сказала она. — Родители тебя не определяют.
— Не уверен. Она была без ума от психопата. Он — демон в привлекательной маске. И тут появляется ребенок в коляске. Давай признаем, до сих пор смыслом моей жизни было избежать прошлое, растрачивая впустую настоящее и отказываясь думать о будущем… потому что я ужасно боюсь, что ношу не только имя отца.
Рэйли покачала головой.
— Послушай, я всегда боялась, что родившая меня женщина вернется и заберет меня. Я очень долго была твердо уверена, что если она захочет меня вернуть, то всех официальных документов, оформленных отцом, будет недостаточно. Я не спала по ночам… меня все еще посещают эти кошмары. Более того… и ты хотел поговорить о сумасшествии… я до сих пор сплю с копией бумаг по удочерению, заверенной судом, рядом с собой на тумбочке. О чем я? Только то, что ты чего-то боишься, не дает этому сил воплотиться в жизнь. Страх не превратится в материал для документального произведения.
Снова повисла долгая тишина.