– Галя с опаской поглядывала на высоченные, метров шесть, потолки. «Как же они ремонт делают?»
Но сегодня Гале хотелось порадовать, произвести эффект на родителя, хотя бы одного. Разве это не событие – ребенок заговорил?! Чудо воспитания. Галя чувствовала в себе необыкновенный педагогический талант. Разве можно это не оценить?
Антона все не было. Галя отвлекалась, прислушивалась. Тихо. Обычно она выключала свет, как только слышала шум машины под окнами. Но никто не приезжал. Вот всегда так – как начнешь чего-то ждать, время тянется, тянется… На несколько минут, быть может, она задремала, а проснувшись, решила проверить, не пропустила ли хозяина. Встала, тихо вышла в коридор и бросила взгляд вниз.
Такого ни Галя, ни вы, читатель, боюсь, еще не видели.
Внизу в рассеянном слабом свете ночника Антон с кем-то обнимался. Приглядевшись, Галя поняла, что этот кто-то – тоже мужчина. Такой же рослый, крепкий, только лысый. «Разве лысые бывают голубыми?» – первое, что подумала Галя.
Антон ее заметил или ощутил спиной. Он резко отпрянул:
–Какого черта?!
–Кто это?– спросил его возлюбленный.
–Няня. Пошла вон!– крикнул он наверх.
Галя попыталась оправдаться:
–Мне нужно сказать вам что-то очень важное.
–Что, у нас будет ребенок?– передразнил ее сериальной фразой Антон.
–Ну, в общем, да,– зло ответила Галя и ушла к себе.
«Сам пошел к черту. В конце концов, мне нельзя волноваться!»
Антон совершенно напрасно крикнул ей предупреждающе:
–Вылетишь с работы как пробка, если кому скажешь хоть слово!
Галя не собиралась больше задерживаться здесь ни минуты. Она стала активно паковать вещи. «Нужно бежать из этого дурдома»,– была ее первая мысль и первый импульс.
Набрала Надин номер:
–Надя, приезжай. Сема заговорил.
–И что? Из-за этого ты звонишь ночью?
«Вот сволочь, она еще будет предъявлять претензии, потому что теперь с сыном придется разговаривать!»
–Срочно. Мне нужно лететь домой.
И бросила трубку.
Конечно, она не могла оставить мальчика одного. Стала ходить по комнате туда-сюда, туда-сюда, злая, как тигрица… Позвонила Маркину:
–Леша, ты не спишь? Тут произошла не очень приятная история. Хозяйка прилетит только завтра-послезавтра, а я не могу здесь находиться. Противно. Потом расскажу. Мы можем с Семеном у тебя днем побыть, во второй половине? Думаю, вечером они приедут за ребенком.
–Я заеду за вами. Хочешь, сейчас?
–Да нет, наверное, подождем до утра. Сема спит, и я тоже прилягу. Спасибо тебе, Маркин, ты еще лучше, чем я думала.
Она была благодарна Алексею за то, что не задавал лишних вопросов. Тепло и уютно стало оттого, что о ней кто-то заботится, что вот так легко и естественно можно попросить о помощи. Успокоившись, села писать письмо Поле, пусть повеселится, а Галка спустит пар. Говорить с Надей не хотелось. Она ведь все знает, наверняка знает, а живет и не сопротивляется.
Утром, когда Антон уехал, как всегда, будто бы ничего не случилось, Галина решила набрать побольше продуктов из холодильника. Кто знает, расплатятся с ней окончательно за работу или нет. А ей еще у Маркина нужно будет что-то есть. Да и американцев подкормить нужно. Принципиальность не мешала ей быть прагматичной – крестьянская привычка не забывать о еде ни при каких обстоятельствах.
Сема весело помогал, приговаривая:
–Well done.
Красть и убегать – старинная детская забава, страсть беспризорников.
В процессе угощались вкусненьким. Радость от предстоящего приключения переполняла их обоих. Галя представляла, как вечером Антон обнаружит пустой дом и записку. Что же ему написать?
«Семен уже все понимает, и обо всем может рассказать», «Если с вами не разговаривает ваш сын, это не значит, что он совсем не говорит!» Логика была такая: пусть теперь боится своего ребенка, ему-то рот не заткнуть.
Довольно нагло. Гале хотелось ударить Антона побольней, наказать его за всех мужчин, которым наплевать на своих детей. Есть ли другие, она не знала, но в глубине души была уверена, что есть, и немало…
В ожидании Маркина заглянула в электронный ящик и обнаружила там такое же агрессивное, но совсем противоположного свойства письмо от Полины:
«Галя, непонятно, почему ты свое возмущение вылила на Антона. Няня или психолог – это не те люди, которые могут диктовать, кому кого и как любить.Скорее тебя задело, что они не беспокоятся о сыне. Мать улетела отдыхать с любовником. Откровенно развлекается и отец. Но я вынуждена напомнить, что ты там без права на работу и прочих прав. В чужой монастырь со своим уставом. Слабая позиция. Что ты можешь сделать? Ты и так сильно повлияла на Сему, помогла ему заговорить. Но это их ребенок. Не хочешь же ты, чтобы его отобрали у родителей? Тогда и Светочку можно отнять у вас с Сергеем, если уж на то пошло: мама непонятно чем занимается в Америке, а папа делает вид, что ребенок его не касается…»
Галю это письмо и отрезвило, и задело. Поля становится кусачей…
Поразмыслив, решила, что лучше написать записку Наде:
«Надя, мы с Семой у моих знакомых. Извини, с Антоном под одной крышей не могу. Сема скучает по маме. Говорит по-английски! Это главное. Звони».
Вот так будет лучше. Сами пускай разбираются.
Она восприняла укор Поли как призыв вернуться домой. Да, нужно возвращаться. Вот отдаст Сему родителям и вернется в Москву, ни с чем, но хоть ребенок не будет страдать, да и с беременностью легче дома разобраться.
А напоследок сделала еще один звонок:
–Стив, я хочу на океан. Пожалуйста…
Может она себе позволить хотя бы это? Пусть будет такая история в ее жизни: она полетела на другой конец Земли, чтобы посмотреть на океан. Грандиозно! Смыть лавину недавних впечатлений мог только океан.
Маркин заехал раньше, взволнованный и торжественный. Как будто его позвали на церемонию вручения «Оскара». Щегольски одет, с шейным платком, гладко выбритый, волосы уложены – как в Голливуде. Он старался быть неотразимым и галантным. И производил впечатление.
Всю дорогу молчали. Вызвав раздражение подруги, Галя не хотела портить настроение еще и Алексею, который, сам того не понимая, всем своим видом наводил на мысль о гомосексуализме. Галя только косилась на его платок. Она ничего не знала об этой области мужской жизни и предполагала, что изнанка еще хуже лицевой стороны.
В мастерской Сему усадили рисовать, но даже получив кисти, краски и бумагу, мальчик продолжал озираться по сторонам.
–Почему он оглядывается? Боится?– Алексей хотел, чтобы его гости чувствовали себя как дома.
–Он ищет телевизор. Привык смотреть. А люди для него – фон. Обычно бывает наоборот. Сема перепутал фигуру и фон. Мне моя подруга-психолог объяснила,– сообщила Галя, раскладывая добычу в холодильнике.
–Первый раз вижу такого ребенка,– не отрывал художник глаз от мальчика, будто хорошо разбирался в детях, и добавил сочувственно: – Я его понимаю. Мне кажется, я и сам был таким. Вернее, не таким, как все. Это ад.
–А ты мог бы с ним заниматься иногда? Я больше не могу быть его няней, но оставлять Сему без занятий нельзя. Я тебя научу психологическим приемам, как лучше с ним разговаривать.– Галя набралась у Полины речевых оборотов.– Одно плохо – ты по-английски не говоришь.
–А ты? Ты что будешь делать? Что происходит?
–Я поссорилась с его отцом.
Маркин побелел и процедил:
–Понятно.
–Он – голубой,– продолжила Галя.
Алексей ощетинился.
Она спохватилась, обняла по-дружески за плечи и прошептала, чтобы Сема не слышал:
–Дурак ты, Маркин. Я это знаю не потому, что я к нему приставала, а он отказал. Он целовался с мужчиной, а я их застукала. Собственно, все равно с кем. Не с женой. Да и вообще… Это неприятно. Шок, наверное. Если бы меня предупредили…
Она запуталась. Поля права – какая разница, кто с кем… Но Галку уже задела эта история. Ее трясло от воспоминаний.
–Знаешь, чужая любовь как-то очень дергает, мучает. Как зубная боль. Что это – зависть? Может, я просто завидую тем, кто любит так, как в голову взбредет?– пыталась она объяснить свою реакцию, протест, бегство.
–Может, это ревность к чужой жизни?– предложил он свою версию.
–Всем хочется любви. Хоть какой-то, хоть капельку…– согласилась Галя.
–По-моему, всем хочется невозможного. Иначе почему же то, что рядом, не ценится, и нужно лететь через океаны, чтобы искать там своего человека?– Маркин хотел получить от Гали ответ на волнующий его вопрос: кто она в его жизни?
–Хочется чего-то особенного,– оправдывалась она.
–Сумасшествие – это не любовь.–Художник стал резать салат, потому что намеревался кормить беглецов на свой лад.
–Ты считаешь меня сумасшедшей?– удивилась Галя. Вот уж кто бы говорил. Да она самая здоровая женщина во всей Америке!
–Конечно,– заверил он ее.
–Женщине нужно иногда совершать путешествие, прыжок через голову, чтобы потренировать, проверить свои инстинкты. Иначе мы одичаем в городах, потеряем нюх и не сможем рожать и воспитывать детей,– вот такой манифест современной женщины.
–Ты все же решила родить?– спросил Алексей. Он отправил в рот целую ложку салата, чтобы попробовать, и, кажется, с таким же аппетитом готов был смаковать и саму Галю, и ее интимную жизнь.
–Не знаю. Мне пока не было ответа.– Она знала, что решение должно вызреть, а на это нужно время и определенная череда действий и размышлений.
–От кого же ты ждешь ответа?– Маркин не мог прямо спросить, но все-таки его интересовал настоящий отец ребенка.
–От бабушки,– засмеялась Галя.– Так ты побудешь с Семой?
Хитрая, интригует, знает, что он не сможет ей отказать. А сама не колется.
Побыть с мальчиком один день Алексей согласился. Еды хватит, терпения тоже. Видно было, что этот ребенок занимал его ум. А Галя пообещала, что вечером, скорее всего, приедет Надя и заберет сына.
Леша еще не знал, что придется провести с чужим ребенком не один день, а целую в