ю всех умерших – восстановить их будет невозможно. А теперь ты говоришь, что это не так, что они ушли навсегда, безнадежно.
– Это не так. – Дрон покачала головой. – Недавно капитан Блайт прибыл к Авиа и потребовал вознаграждение за нечто, переданное ему Пенни Роялом.
– За его модифицированный генератор силового поля?
– Нет, он потребовал стандартную награду, предлагаемую за возвращение Государству мемплантов. Их у него было больше тысячи. – Рисс помедлила секунду, потом добавила: – Жертв Пенни Рояла.
Я молча смотрел на Рисс – и тут смысл ее слов обрушился на меня. Все эти жизни и все эти смерти, все эти мучения в некотором роде стерты со счетов. Пенни Роял сделал хороший шаг к искуплению – только его недостаточно. А как же те, кого ИИ убил, но не записал? Как же те тысячи, кто страдал или умер в результате действий Пенни Рояла?
– Панархия? – выдавил я.
– Нет, ты единственный воскрешенный оттуда.
Тем не менее я почувствовал, как чуть разжались тиски, сдавившие грудь, а тяжесть упала с плеч. Я вновь повернулся к шипу. Вот свидетельство; вот коллекция смертей. Нет у меня больше причин хранить их, и, если я пересилю страх того, что может случиться со мной, я волен швырнуть эту штуку в любое солнце. Я снова коснулся шипа, и теперь толчок оказался куда слабее.
– Все равно нам нужно найти Пенни Рояла, – отрезал я и отвернулся.
Глава 7
Капитан Блайт
Электросна оказалось недостаточно, и, выходя из каюты, Блайт чувствовал себя усталым и раздраженным. «Роза» приближалась к границе, Грир и Бронд ждали его в рубке. Конечно, говорить о том, что ты возле границы в реале, когда находишься в У-пространстве, по идее, бессмысленно, поскольку расстояния и относительные положения – концепции, в данном случае неприменимые, ведь тут действуют энергетические векторы, механизмы пятого измерения и прочие факторы, которые можно описать только математически. Но для Блайта все равно это звучало бы тарабарщиной. Он представлял себе, что реальное пространство – морская гладь, и нырок вниз, в У-пространство всего лишь позволял двигаться быстрее относительно поверхности. А враги могли и подбросить в это море мины, чтобы заставить суда вроде «Розы» вынырнуть…
– Полагаю, скоро выяснится, сможем ли мы перейти границу, – сказал он, садясь на свое место. – Сколько еще, Левен?
– В вашем исчислении – несколько минут, – ответил корабельный разум-голем.
– Хорошо.
Блайт не собирался позволять Левену вовлечь себя в дискуссию по поводу относительности времени в подобных ситуациях. Он пристегнулся, взглянул на Грир и Бронда и убедился, что они сделали то же самое.
– А если государственный наблюдательный пост вышибет нас из У-пространства? – спросила Грир. – Что тогда?
– Вы только выполняли мои приказы.
– Думаешь, это на что-то повлияет?
– Возможно.
– Но у нас есть силовое поле… – напомнил Бронд.
– Есть, конечно, – усмехнулся Блайт. – И мы, думаю, можем сидеть в нем, пока в реакторе не кончится топливо или пока у нас не кончатся запасы воздуха и еды.
Бронд мрачно кивнул. Действительно, если ближайший пост или государственное судно применят ПИПы, У-пространственные мины или ракеты, то им крышка. Пограничники вытащат их наружу и отправят обратно на Авиа – под тем предлогом, что они должны ответить за причиненный станции ущерб, но тут-то их и приберет в своим манипуляторам аналитический ИИ, раскапывающий информацию о Пенни Рояле.
– А может, мы… – начала Грир, но корабль вдруг содрогнулся.
– Черт, – рявкнул Блайт.
На людей навалилась тяжесть, все вокруг Блайта скрутилось, переключаясь с призрачного восприятия на суровую действительность. Корабль вздрогнул снова, и в машинном отсеке что-то пронзительно взвизгнуло, точно протестующий гигантский сверчок, согнанный со своего шестка. Блайт охарактеризовал бы этот звук как предсмертный хрип. Запахло горелым, по экрану побежал красный текст, сообщавший о системных ошибках. Блайт нажал кнопку, поднимая створки иллюминаторов, за которыми чернел усыпанный звездами вакуум.
– Двигатель? – на удивление спокойно спросил он.
– Сгорел, – ответил Левен. – Он немного сбоил, но работал, а У-пространственная мина его прикончила.
На одних рулевых движках высокой скорости не развить… Диагностический тест на экране вдруг пошел рябью и исчез, сменившись изображением корабля – гигантского синего с серебром ромба, утыканного сенсорами, орудийными стволами и прочими приспособлениями. Блайт уставился на какой-то выступ, «украшенный» тарелками, формой и, наверное, размером сравнимый с Эйфелевой башней. И таких антенн на этом великане было много. Блайт узнал модель – устаревший сопряженный дредноут, использовавшийся Государством во время войны.
– Капитан Хабитус с государственного дредноута «Рык» желает говорить с нами, – устало произнес Левен, разворачивая «Розу» так, чтобы чужой корабль был виден на главном щитостеклянном экране.
«Гм, а о чем говорить-то?»
– Ладно, давай его послушаем.
В открывшемся на экране окошке возник лысый мертвенно-бледный мужчина с белыми глазами, пересеченными линиями сетки. На нем было что-то вроде полушлема-усилителя, с которого свисали оптические кабели и трубочки для перекачки жидкостей. Другие провода и трубки спускались по шее к бронированному нагруднику, испещренному бугорками высокотехнологичных приборов.
– «Рык» озадачен вашей попыткой пройти здесь, – сообщил сопряженный капитан.
– Я думал, ИИ разумны, – ответил Блайт.
– Он рассчитал с девяностопроцентной вероятностью, что вы намерены перейти границу, после чего вероятность сразу упала ниже десяти процентов, поскольку вы наверняка должны быть осведомлены о том, что мы совершили данные расчеты.
– Иногда монета, упав, встает на ребро, – прошептал другой голос.
– Появилось еще что-то, – доложил Левен. – И быстро приближается.
– Ты. – Хабитус чуть повернул голову, будто глядя на второй экран своими слепыми глазами.
– Разве моего предупреждения было недостаточно? – вновь прошептал новый гость.
Что-то вспыхнуло, часть обшивки дредноута вздулась – и с грохотом взорвалась. Разинув рот, Блайт смотрел, как та самая «Эйфелева башня» летит, кувыркаясь, в открытый космос. Последовал еще один взрыв, и из дыры в корпусе корабля выплеснулся огонь. Потом возле судна-гиганта появилось что-то длинное и черное. На экране Хабитус сжимал рукой тянувшиеся к его черепу трубки, изображение стало мутным, будто рубка дредноута наполнилась дымом.
– Последнее предупреждение, – произнес голос.
– Мы не знали, – пробормотал Хабитус.
Ему вторило эхо, словно говорил не один человек, а двое, немного не в такт.
– Они мои, – заявил безжалостный голос из черного корабля.
Он уже развернулся и несся к «Розе», но по мере приближения как бы расщеплялся, раскрывался, немыслимым образом перестраивался на лету, превращаясь в гигантскую черную голову кольчатого червя. Секунда – и червь врезался в корабль Блайта. Хотя капитан, к счастью, заблаговременно пристегнулся, удар чуть не вырвал из пола кресло, и страшно подумать, что стало с «Розой». Очухавшись, растирая ладонью потянутую шею и надеясь, что эта боль – не последнее ощущение в его жизни, Блайт увидел за щитостеклом темную кристаллическую массу, шевелившуюся, менявшуюся, будто картинка в калейдоскопе. Вдруг резкое ускорение вдавило капитана в кресло, затем последовал легкий виток и ощущение «неправильности», показывавшее, что они вошли в У-пространство.
– Я думал, ты с нами закончил, – сказал Блайт.
– Но ты же не закончил со мной, да, капитан? – ответил Пенни Роял.
Трент
Древнее выражение «из огня да в полымя» было слишком простым, чтобы описать обстоятельства его жизни в последний год. Трент неплохо – и вполне безопасно – чувствовал себя в качестве помощника Сатоми, но после ее превращения в капюшонника все изменилось. Он оказался наедине с чудовищем, пытавшимся удержаться и не сожрать его. Потом его захватил в плен и пытал босс мафии с Литорали, потом он торчал в корабле Изабель, ринувшейся на безнадежный, заранее обреченный штурм Масады. Он едва спасся после крушения судна, падавшего с орбиты, оказался в лапах аналитического ИИ – который, в сущности, разобрал его на мелкие части. Трент содрогнулся.
На борту этой яхты он вроде вздохнул свободно – и тут же обнаружил присутствие голема Пенни Рояла. И вот теперь его корабль входит в док прадорского дредноута. «Бывают в жизнь огорчения» – тоже старое выражение и вполне подходящее, только недостаточно сильное.
– Этому прадору, Свёрлу, нужна Изабель, – сказал он. – Зачем же я здесь?
Он боялся задать этот вопрос, так как не был уверен, что хочет узнать ответ. За время короткого путешествия к дредноуту Трент выяснил, что Пенни Роял передал управление големом отцу-капитану Свёрлу. Очевидно, голем, требующий, чтобы его величали «мистер Грей», сейчас свободен, но чего-то хочет от Свёрла и заплатит за это серьгой из кармана Трента. Собель подозревал, что его предназначение – «подсластить» процесс дарения, напомнить, так сказать, прадору вкус старых времен. Трента снова пробрал ужас.
– Не знаю, – откликнулся мистер Грей, – но ни одной деталью в игре нельзя пренебречь.
Посадка вышла не из мягких, гидравлика взвыла, а механизм стыковки задрожал, как умирающая, все-таки сдавшаяся жертва. Грей махнул рукой, отсылая Трента в конец рубки, но тот остался на своем месте.
– Я подожду здесь, – заявил он.
Теперь рука скелета потянулась к нему:
– Тогда отдай Изабель.
Трент сунул ладонь в карман и сжал в кулаке фиолетовый сапфир. Он по-прежнему оставался для него неразрывно связан с сестрой. Изначальный драгоценный камень был разбит и собран вновь, чтобы вместить все, что представляла собой Изабель Сатоми. Странно, но связь Трента с украшением от этого не ослабла, а даже упрочилась. Он не мог вот так просто отдать сережку. Трент встал.