В одном месте помятый контейнер треснул, из трещины вырывалась струя холодного воздуха. Сняв перчатку скафандра, я подставил под струю руку. Возможно, сам контейнер заморозил ганглий Флейта, сохранив его, а возможно, я опоздал. Всмотревшись сквозь щитостеклянное оконце, я различил внутри лишь случайные отблески. Но что-то там определенно работало. Я попытался связаться с Флейтом через форс, но искаженные коды исчезли, раздавалось только жалобное шипение. Возможно, сломалось встроенное в контейнер радио. И существовал лишь один способ проверить.
Пошарив по поверхности ящика, я нашел крышку небольшого люка, попытался открыть, но контейнер так перекосило, что пришлось воспользоваться осколком кермета, чтобы поддеть крышку. Внутри, к моему облегчению, я увидел неповрежденные кольца смотанного оптического кабеля. Развернув его, я воткнул конец в гнездо своего форса.
– …прости… – произнес Флейт.
– Пилот, – приказал я, – отчет о состоянии.
– Я… умираю, – ответил Флейт. – Системные порты… с первого по сто двадцать пятый… отсоединены. Ведется… диагностика. Внутренний заряд… восемь процентов. Система охлаждения… повреждена… органика… разлагается. Статус У-расчетов… нулевой…
– Конец отчета, – перебил я, с болью вспомнив о том времени, когда только что купил Флейта у «моллюска» Брита. – Бсектил?
– Помощь на подходе, – ответил первенец через форс.
Помощь прибыла в виде бронированного вторинца, нагруженного инструментами. В сознание резко ворвалось воспоминание: государственный отряд готовится захватить аналогично снаряженного прадора, и на этот раз отделаться от чужих ощущений оказалось труднее. Я поспешно посторонился и стал смотреть, как вторинец разматывает силовой кабель и вставляет его в контейнер. На корпусе замигали огоньки, и прадор, подсоединив к клешне головку резца, начал разбирать ящик. Я скорчился, борясь с приливом воспоминаний, с гомоном наседавших на границы моего сознания разумов. Что сейчас? И почему сейчас?
Внезапно я почувствовал, что шип наконец полностью погрузился в змеиное тело – и соединение установилось. А потом из общей массы вырвалось что-то новое, потеснив воспоминания солдата. Я ощутил сознание совсем иного рода, чуждое сознание, которое слишком трудно вместить. И вдруг я стал дроном-убийцей Рисс – новорожденной, готовой к бою, только что появившейся в Цехе 101.
Война людей и прадоров: Рисс
Сознание дрона пробудилось. Он знал лишь свой индекс, ДУП‑200, и быстро начал подсоединять все системы, инстинктивно проводить диагностику и становиться собой. Дроном-убийцей, созданным в виде прадорского паразита. Он походил на земную кобру, но с яйцекладом в хвосте, маленькими конечностями под капюшоном и тремя глазами. Из-за яйцеклада и смутной связи с земной биологией дрон отнес себя к женскому полу. Внутри у нее находились гравимотор, электромагнитные индукторы для проникновения в компьютерные системы, электромускулы, термоядерный блок для снабжения энергией и много-много компьютерных схем. Информация, ставшая доступной, ознакомила ее с историей и наукой человечества и ИИ. Но в центре всего стояла война. ДУП‑200 ненавидела прадоров. И нескольких секунд не прошло, как она уже осознала свое назначение и стремилась начать работать. Только потом включились ощущения, и она принялась изучать окружающую обстановку.
Зона сборки представляла собой длинную трубу, переполненную роботами-монтажниками – вихрь множества серебряных конечностей и инструментов трудился над четырьмя родичами ДУП‑200. Они висели, поддерживаемые силовыми полями, – все на разных стадиях сборки. Позади обнаружилась ее копия, только без внешней кожи – змеиный скелет, заполненный комплектующими и перевитый электромышцами. У следующего скелета отсутствовали и мускулы, и масса необходимых деталей – и пока ДУП‑200 смотрела, заготовка вдруг начала корчиться. Силовое поле тут же переместило ее в сторону, на извивавшемся теле сомкнулась клешня робота – и вышвырнула недоделанного дрона в боковой люк. Послав запрос субразуму станционного ИИ, управляющему этим цехом, ДУП‑200 узнала, что в кристалле двести второй выявилось слишком много дефектов. И ее проще было отправить в ближайшую печь на переплавку, чем переделать.
От маленького помещения в конце трубы тянулись туннели, ведущие в разные трюмы и доки завода-станции Цеха 101. Предшественницы двухсотой там отсутствовали, зато было полно дыма. Включив гравимотор, ДУП‑200 переместилась в центр комнаты, вызвала в памяти карту завода и обратилась к субразуму за деталями назначения. И вдруг вся станция содрогнулась, а двухсотая ощутила повсюду приливы и отливы энергии.
– Следуй в пункт ожидания Бета-Шесть, дитя мое, – отозвался субразум.
«Дитя мое?»
– Я отправлена в резерв?
– У нас тут ситуация, и поручить тебе задачу немедленно не получится.
За словами субразума что-то скрывалось, и поскольку дрон создавалась способной на эмоции, она уловила глубокое сожаление и горе. Если бы субразум умел, он бы сейчас плакал.
ДУП‑200 распахнула черный глаз и проверила данные. Канал был перекрыт, но потом блокирующая энергия как бы рассеялась, дрон получила доступ к компьютерам и сенсорам станции – и сразу поняла, в чем состоит ситуация. На Цех 101 напал прадорский флот, противник обстреливал военный завод. ИИ остановили выпуск всего, что сочли в данный момент не первостепенным. Роботы даже сворачивали некоторые сборочные линии, пуская материалы на производство тут же бросаемых в бой ударных кораблей. Дрон сразу поняла, что ее сестры никогда не родятся, ведь их цех точно закроют – хотя приказ на демонтаж еще не поступил.
Дрон видела, как отключили конвейер, и почувствовала облегчение: она буквально на волосок разминулась с гибелью. Затем направилась к туннелю, ведущему к пункту Бета-Шесть.
– Можешь выбрать себе имя из списка, – сообщил субразум с напряженной небрежностью.
Отыскав в сознании список, дрон быстро просмотрела его. Другие уже разобрали все хорошие имена вроде Каа или Шипящего Сида, но одно приличное все-таки осталось.
– Я выбираю Рисс, – сказала она.
– Прекрасное решение, – одобрил субразум. – Удачи в жизни.
Рисс почувствовала, как болезненная тьма сомкнулась вокруг субразума – а потом он рассыпался, разлетелся с воем. Дрон поняла, что стала свидетелем того, как станционный ИИ, вместо того чтобы перенести свой субразум в какую-нибудь другую категорию, просто уничтожил его. Было ли это обязательно?
«Военная необходимость», – подумала Рисс и тут же ощутила нечто совершенно неправильное в этой фразе. Соединившись с компьютерами станции, она обнаружила участки, где логика отступила, вытесненная цифровыми эмоциями; а на заднем плане звучал постоянный электронный плач.
Быстро лавируя по переходящим друг в друга туннелям, Рисс почувствовала, что температура внутри станции постепенно растет. Свернув в коридор, предназначенный для крупных дронов и людей, она обнаружила двух женщин и мужчину – на полу. Прозондировав их сенсорным датчиком черного глаза, она отметила, что двое, распростертые на горячей палубе, без сознания, а привалившаяся спиной к стене женщина – нет. Все были в обычной спецодежде, что, в соответствии со знаниями Рисс, никак не годилось для защиты от перегревания.
– Привет… дрон, – прохрипела женщина.
Рисс скользнула к одному из лежавших. Эта женщина умирала, и Рисс должна была что-то сделать. Подключившись к локальным системам, она быстро описала ситуацию. Но единственным ответом стал глухой смех, перешедший во всхлипывания.
– Вам всем нужны термокостюмы, – сказала Рисс женщине.
– Ах… если бы да кабы… во рту… росли… грибы…
Рисс не поняла, но она осознавала, что, хотя и обладает подробными сведениями о человечестве, сведения эти могут быть далеко не полны. Вероятно, женщина просто использовала какое-то разговорное выражение.
– У меня не получается добиться внятного ответа от Цеха Сто один или его субразумов, – сказала дрон.
– Это потому, – пробормотала женщина, – что Цех… слетел с катушек… больше часа назад.
– Не понимаю.
– Мы в дерьме… по уши.
Состояние другой лежавшей женщины достигло критической точки, сердце ее споткнулось – и остановилось. Рисс опять попыталась вызвать помощь, потом активировала свой индуктор, чтобы запустить сердце женщины, зависла над ней на гравимоторе и начала массаж грудной клетки.
– Не возись, – выдохнула вторая. – Она приняла… кураре-двенадцать.
Рисс провела сканирование, получила подтверждение – и перестала нагнетать воздух в легкие умершей. Двенадцатая производная названного органического яда лишала объект сознания, затем вызывала паралич нервной системы и быстро убивала. Дрон посмотрела на мужчину. Он принял тот же препарат и умер, пока Рисс сканировала его. Но женщина у стены ничего не принимала – и погибала от одного только жара.
– Им повезло, – сказала женщина, – у них… мемпланты.
– Не понимаю, – повторила Рисс.
– Поймешь, – ответила женщина.
Она подняла то, что держала в руке, и сунула себе под подбородок. Пульсар трижды быстро хлопнул – и у женщины исчез затылок, а мозги расплескались по стене – и тут же задымились.
Рисс застыла, пытаясь впитать то, что только что произошло. Просканировав женщину глубже, дрон обнаружила внутренние физические усилители, помогавшие той оставаться в живых, ведь температура давно уже превысила пределы, которые способен вытерпеть обычный человек. Оценив качество усилителей, Рисс поняла, что женщина испытывала боль, которая лишь возрастала бы – до тех пор, пока усилители не отказали бы вовсе. И тогда несчастная прочувствовала бы сполна каждый градус, она все равно что шагнула бы в раскаленную духовку.
Рисс добралась до конца коридора, скользнула в шлюз, оказалась в новом коридоре, свернула в трубу поменьше и достигла наконец пункта Бета-Шесть. В большом помещении сновали только боевые дроны. На одной из стен висели четыре штуковины, напоминавшие гигантских стальных пылевых клещей. Рядом слонялся огромный богомол. Рисс приблизилась к нему, опознав подобное себе оружие устрашения.