Эмико показывает наверх.
– Чудесная у вас недвижимость. Мы с удовольствием бы отужинали с вами сегодня вечером. Если чеширы вам не по вкусу, то и рыбы отведаем с радостью.
Она неуверенно пожимает плечами. Ей одиноко, а старик с девушкой на вид безобидны.
Темнеет. Костер из мебели разводят на балконе ее квартиры и жарят рыбу. В прорехи облаков выглядывают звезды. Под ними лежит темный лабиринт города. Когда с ужином покончено, гайдзин придвигает свое израненное тело к огню, а девушка ему помогает.
– Вот объясните, что тут делает пружинщица?
– Меня бросили.
– Нас тоже. – Старик с помощницей обмениваются улыбками. – Впрочем, полагаю, этот отпуск скоро подойдет к концу и меня вновь будут ждать прелести генетических войн и интриг вокруг калорий, поскольку, надо думать, белые кители опять найдут мне применение, – заканчивает он уже со смехом.
– Вы генхакер?
– Надеюсь, больше чем просто взломщик генов.
– Вы говорили, что знакомы с моей… моделью.
Ухмыльнувшись, старик подзывает помощницу, как ни в чем не бывало проводит ей ладонью по ноге снизу вверх и при этом не сводит глаз с Эмико, которая видит, что та одновременно и девушка, и мужчина. Кип, угадав ее мысли, улыбается.
– Я читал о таких, как вы. О генах, о воспитании… Встать! – внезапно рявкает он.
Не успев ничего понять, Эмико уже стоит на ногах, дрожит от страха и непреодолимого желания подчиняться.
Старик качает головой:
– Жестоко с тобой обошлись.
– А еще сделали сильной. Я могу причинить вам боль. – Пружинщица кипит от злости.
– Верно, можешь. Создатели спрямили некоторые углы, обходные пути есть, хотя и скрыты воспитанием. Взять это ваше желание повиноваться – откуда его взяли, не знаю. Может быть, от лабрадоров. Но почти во всем остальном вы превосходите людей. Быстрее, умнее. Лучше видите и слышите. Вы покорны, зато не боитесь болезней вроде тех, что у меня. – Он показывает на исполосованные шрамами гноящиеся ноги. – Вам везет.
– Так вы один из моих создателей?
– Не совсем, но что-то вроде того. Мне знакомы ваши секреты – так же как секреты мегадонтов и пшеницы «Тотал Нутриент». – Старик кивком указывает на тушки чеширов: – Вот об этих кошках я знаю все. Если бы захотел, заложил бы в них генетическую бомбу, которая уничтожит их маскировку – несколько поколений, и они опять станут своей предыдущей, менее успешной версией.
– Вы действительно бы так поступили?
– Нет, – смеется старик. – Такими они мне симпатичнее.
– Ненавижу людей вроде вас.
– Потому что тебя создали мне подобные? – Он снова хохочет. – Надо радоваться, что встретила меня. Ближе к богу быть невозможно. Ну же, разве тебе не о чем просить бога?
Эмико хмуро кивает на чеширов:
– Будь вы моим богом, первыми сделали бы Новых людей.
Эта мысль веселит старого гайдзина.
– Я бы с удовольствием.
– Мы бы тогда взяли над вами верх – вот как чеширы.
– Вы и сейчас можете – ни пузырчатой ржи, ни цибискоза не боитесь.
– Не можем. Мы не способны размножаться, и в этом зависим от вас. – Она шевелит рукой, показывая прерывистые марионеточные движения. – Я помечена. Мы всегда помечены и заметны не хуже десятируких или мегадонтов.
– Ерунда. Эти ваши движения не принципиальны. Нет особой причины, почему их нельзя устранить. А вот стерильность… Ограничения снять можно, их устроили ради безопасности, и на то были причины, но необходимости в них нет, хотя из-за некоторых создавать вас труднее. Все в вас поправимо. – Гайдзин улыбается. – Когда-нибудь все станут Новыми людьми. Вы еще будете смотреть на нас, как мы на бедных неандертальцев.
Эмико молчит. Потрескивает костер. Потом она спрашивает:
– Вы знаете, как это сделать? Можете дать мне такую же способность к размножению, как у чеширов?
Старик и Кип переглядываются.
– Так можете или нет?
– Твое нынешнее устройство мне не изменить. У тебя даже яичников нет. Ты способна дать приплод не больше, чем твоя кожа.
Эмико подавленно замолкает.
Старик снова хохочет:
– Выше нос! Женские яйцеклетки как источник генетического материала мне и так никогда особо не нравились. Пряди волос вполне хватит. Тебя уже не изменить, а вот твоих детей – в генетическом, не в физическом смысле – их можно сделать фертильными. Они станут частью естественной природы.
У Эмико сердце из груди выпрыгивает.
– Вы действительно можете это сделать?
– Да. Конечно, могу. – Мыслями гайдзин уже где-то далеко. На его губах играет улыбка. – Могу и это, и много чего еще.
От автора
Без поддержки моих многочисленных помощников «Заводная» получилась бы куда слабее. От всего сердца выражаю свою благодарность Келли Бюлер и Дэниелу Спектору за гостеприимство, экскурсии и крышу над головой в Чиангмае, пока я занимался исследованиями; Ричарду Фоссу за маховые колеса, Йену Чаи за любезные исправления явных недочетов, связанных с персонажем Тань Хок Сеном; Джеймсу Фану, автору «Пылающей земли», за консультации и разъяснение экологических проблем Таиланда; банде из «Блю Хевен» – в особенности моим первым читателям Тобиасу Бакелу и Биллу Шанну, а также Полу Мелко, Грегу ван Ээкхута, Саре Принеас, Сандре Макдоналд, Хизер Шоу, Холли Макдауэлл, Йену Трегиллису, Рэю Карсону и Чарли Финлею. Сомневаюсь, что без их мудрых советов я придумал бы концовку для книги. Я также хочу поблагодарить своего редактора Джулиет Ульман, которая помогала находить неувязки в сюжете и преодолевать их, когда я оказывался в тупике. Особых слов заслуживает Билл Таффин: когда книга пребывала еще в зачаточном состоянии, мне посчастливилось встретить этого человека, который стал для меня щедрым источником знаний о культуре Юго-Восточной Азии и добрым другом. И наконец, я хочу поблагодарить мою жену Анджулу за неизменную поддержку в течение многих лет, за ее невероятное терпение и веру. Все эти люди помогали книге стать лучше, однако только я в ответе за имеющиеся в ней ошибки, упущения и недостатки.
Я хотел бы особо заметить, что действие книги происходит в Таиланде будущего, и по ней не следует судить ни о нынешнем королевстве, ни о его населении. Тем, кто хочет по-настоящему познакомиться с богатой и разнообразной жизнью Таиланда, я с удовольствием рекомендую почитать таких авторов, как Чарт Корбджитти, С.П. Сомтоу, Пхра Питер Паннападипо, Ботан, отец Джо Мейер, Кукрит Прамой, Санех Сангсук и Кампун Бунтави.
Желтобилетник
Мачете блестели на полу склада, отражая красное сияние джута, тамаринда и энергетических пружин. Теперь они кишели повсюду – люди в зеленых головных повязках, с их боевыми кличами и влажными, влажными лезвиями. Их крики эхом разносились по складу и улице. Сын номер один уже ушел. Нефритовый Цветок он найти не мог, сколько бы ни набирал номер ее телефона. Лица его дочерей были рассечены, точно пораженный пузырчатой ржой дуриан.
Пожары неудержимо множились. Вокруг клубами вздымался черный дым. Он бежал через офисы своего склада, мимо компьютеров в футлярах из тикового дерева с железными педалями, мимо груд пепла, где его клерки ночью сжигали папки с документацией, уничтожая имена людей, которые помогали «Трем выгодным возможностям».
Он бежал, задыхаясь от жара и дыма. В своем собственном чудесном кабинете бросился к окну и торопливо затеребил медные задвижки. Он вновь и вновь бил плечом в синие жалюзи, а склад горел, мужчины с коричневой кожей врывались в двери и размахивали влажными алыми мачете…
Трэн, задыхаясь, проснулся.
Острый бетонный выступ больно упирался в позвоночник, чье-то влажное солоноватое бедро прижималось к лицу. Он отпихнул чужую ногу. В темноте мерцала блестящая от пота кожа, окружавшие его тела сверкали, точно фигуры на полотне импрессиониста. Они пукали, стонали, метались в душном кошмаре, плоть к плоти, кость к кости, живые и жаркие тела мертвецов – все вместе, все вперемежку.
Мужчина закашлялся, и в лицо Трэна полетели слюна и ошметки легких. Его спина и живот прилипли к потной плоти прижимавшихся к нему со всех сторон незнакомцев, и это вызвало приступ клаустрофобии. Он с трудом подавил ее, заставив себя лежать неподвижно, дышать медленно и глубоко, не обращая внимания на жару. Вкус знойной темноты мешался с паранойей человека, спасшегося от верной смерти. Он проснулся, пока остальные спали. Он жив, в то время как другие давно мертвы. Он не шевелился и слушал.
Звякали велосипедные звонки. Далеко внизу, на десятки тысяч тел ниже, в другой жизни, были слышны велосипедные звонки. Он с трудом выбрался из клубка обнаженных тел, прихватив с собой пеньковую сумку, где хранились все его вещи. Он опоздал. Из всех возможных опозданий это было самым скверным. Трэн закинул сумку на костлявое плечо и начал на ощупь, наступая на спящих, спускаться по лестнице. Он ступал между телами целых семей, любовников и сидевших на корточках голодных призраков и молился, чтобы не поскользнуться и не сломать стариковские кости. Шаг, осторожное ощупывание, шаг, ощупывание.
Из человеческой массы доносились проклятия. Тела вздымались и меняли свое положение. Трэн чуть задержался на площадке, где люди получили привилегию на собственное место, и медленно двинулся дальше. Вниз, упорно следуя вниз, по пролетам бесконечной лестницы, через живой ковер своих соплеменников. Шаг, ощупывание, шаг, ощупывание. Новый поворот. Снизу просачивался серый свет. Свежий воздух прильнул поцелуем к лицу, остудил лаской тело. Водопад анонимной плоти распался на отдельные тела, мужчины и женщины лежали вперемежку – на жестком бетоне, на ступеньках уходящих вниз глухих лестничных пролетов. Серый свет превратился в золотой. Велосипедные звонки зазвучали громче, чисто и пронзительно, точно колокольчики, сообщавшие о цибискозе.
Трэн выбрался из высотного дома и оказался в толпе продавцов рисовой каши, ткачей пеньки и бесчисленных тележек с картофелем. Он оперся ладонями о колени и принялся с наслаждением вдыхать запах пыли и уличного мусора, благодаря Бога за каждый вдох, чувствуя, как пот струится по телу. Соленые самоцветы падали с кончика носа и разбивались о красный камень тротуара. Жара убивает людей. Убивает стариков. Но сейчас он выбрался из душегубки; его сварят снова, несмотря на палящий жар и сухой сезон.