Юноша кивнул, в его светло-голубых, подернутых пеленой глазах не промелькнуло ни единой мысли.
– Не хочу показаться невежливой, – Варя проводила Пьера внимательным взглядом. – Но, господин Сумароков, нам очень нужна помощь…
– Елисей Кручинин удивил меня, – старик будто не услышал Вариных слов. – Признаться, когда он пришел ко мне, я никак не ожидал, что у него все-таки получится.
Варя округлила глаза:
– Пришел? К вам? Вы знакомы с моим отцом?
– О да, мы знакомы, – белесые глаза Сумарокова вперились в Варю цепким, изучающим взглядом. – И теперь я вижу сам. Ему удалось. А ведь Кручинин – даже не Мастер.
Мыслям становилось тесно в Вариной голове. Ее папа приходил к этому старику – зачем? Что может их связывать?
Скрипнула дверь, и в гостиной появилась бледная девушка, одетая в старомодное розовое платье и чепец с пожелтевшими от времени кружевами. Она несла поднос с дымящимся чайником, чашками и вазочкой печенья. Глядя прямо перед собой мутными глазами, девушка заскользила по комнате – словно катилась на скрытых под платьем колесах. За хрупкими плечами громоздился клокочущий паровой котел. Но грудь, стянутая корсетом, вздымалась в такт дыханию, а на тонких запястьях едва заметно пульсировали голубоватые жилки. Как только горничная оказалась рядом с Варей и Захаром, в глазах у них защипало от резкого удушливого запаха.
– Пахнет как в анатомическом театре, – шепнул мальчишка. – Я был однажды.
Горничная, не моргнув глазом, подняла горячий чайник и наполнила чашки золотистым напитком.
– Благодарю, Жюли, – проговорил Сумароков, укоризненно глядя на гостей.
– Спасибо, – спохватилась Варя. Есть ей не хотелось, но, чтобы не обидеть хозяина, она отхлебнула из тяжелой чашки со сколотым краем. Захар сделал то же самое – пусть старик увидит, что он не какой-нибудь неотесанный «заурядец» и тоже понимает толк в этикете. На вкус чай оказался отвратительным – Варя не на шутку испугалась, что сейчас ее вывернет наизнанку.
– Тухлятина какая-то, – пробормотал Захар и вернул чашку на стол. Ему захотелось взять печенье, чтобы перебить гадкое послевкусие, но кто знает – вдруг сладости окажутся такими же неаппетитными.
Сумароков, кажется, ничего не заметил. Перед ним снова появился Пьер – на этот раз с письменными принадлежностями. На подлокотники кресла он водрузил переносной столик, аккуратно разложил перед стариком пожелтевшие листы бумаги и подал ему заправленное перо. Раскрытую пневмокапсулу юноша оставил у себя, выжидая, пока Сумароков закончит с письмом.
Сердце у Вари застучало быстрее – она нашла глазами пневмопровод и вспомнила о Полозове с его угрозами. Вдруг этот престарелый Мастер, вместо того чтобы помочь, отправит письмо Блюстителям? Или даже самому Магистру. В который раз в голове у Вари промелькнула мысль о том, что нужно попрощаться с Сумароковым и выбираться из его странного дома.
– Вы так побледнели, милая! Неудивительно – вам пришлось пережить столько предательства… Но я на вашей стороне. Это сообщение – для Гильдии. Я прошу их как можно скорее явиться сюда, чтобы перенести вас в Вышеград.
– Куда? – одновременно переспросили Варя и Захар.
– Бедное дитя… Вам совсем ничего не сказали. Просто бросили здесь одну, без всякой помощи. Вышеград – это город Мастеров, можно сказать, наша столица. Там вы будете в безопасности.
– Но где он находится? – О столице Мастеров Варе еще не приходилось слышать.
– Довольно далеко отсюда.
– И Магистр о нем не знает? – с подозрением спросил Захар.
– Разумеется, знает, – Сумароков растянул губы в неприятной усмешке.
– Тогда как же…
– Вышеград недосягаем для… Кхм, тех, кто не посвящен в его тайны.
В своем воображении Захар нарисовал мрачный город, погруженный глубоко под землю. Даже глубже, чем исторгают жар подземные сталеплавильни и ползут вагоны, груженные углем и рудой. А Варе, наоборот, представился сказочный замок, затерянный в глухом непроходимом лесу где-нибудь за Большим Хребтом.
– А почему, – проговорил Захар, глядя, как Дементий волочит по бумаге немощную руку с зажатым в ней пером. – Почему вы не используете какие-нибудь особенные мастерские приспособления? Я думал…
– Вы думали, что я взмахну рукой, и перо само забегает по бумаге? – холодно улыбнулся старик. – Может быть, в другой раз я порадую вас этим скучным фокусом. А сейчас я порядком устал от Мастерства и хочу закончить письмо так, как считаю нужным. Вы позволите?
Захар смутился. Он и правда надеялся, что увидит в доме Сумарокова чудесные механизмы и предметы, сотворенные из воздуха. Но, не считая Пьера и Жюли, с которых мальчишка не спускал глаз, жилище старика выглядело непримечательным, если не сказать унылым.
Стараясь унять волнение, Варя принялась разглядывать потемневшие от времени картины и корешки книг, спрятанные под толстым слоем пыли. Она задержалась взглядом на большом портрете в тяжелой позолоченной раме. Сквозь разрушенные слои краски проступало узкое бледное лицо – чужое и одновременно смутно знакомое.
– Но, если мы с Захаром уедем в Вышеград… что же будет с папой? Мастера смогут его спасти?
– Вы с Захаром? – Старик дрожащими пальцами уложил исписанный лист в капсулу и передал ее Пьеру. – Ах да, конечно. Заурядец тоже поедет, если вы настаиваете. Хотя обычно это не допускается.
Захар насупился.
– Настаиваю. – Варя не сводила встревоженного взгляда с капсулы. Пневмоприемник мгновенно проглотил послание, и по стеклянной трубе оно с шипением унеслось под пол. – Только мой папа…
– Сударыня, вы собираетесь присутствовать на балу?
– На балу? – опешила Варя.
– Он же совсем из ума выжил, – прошептал Захар.
– Механический оперный бал в Грандъ-театре. Сейчас же только и разговоров, что о нем. Ну и о вас, моя милая, – старик попытался улыбнуться.
– Господин Сумароков, – осторожно проговорила Варя. – Меня ищут по всему Цареграду. Как я могу пойти на бал? И зачем…
– Это ведь бал-маскарад… – сказал старик. – Но, впрочем, вы правы. Балы – не место для юных неискушенных особ. Там их подстерегает столько соблазнов! Забавно, правда? Женщина способна стать изобретательницей или литейщицей, но при этом по-прежнему не может распоряжаться своей честью. Жюли очень хотела пойти, но я запретил ей, как она ни просила.
Жюли стояла возле кресла Сумарокова, сложив руки на поясе. Ни одна мысль не всколыхнулась в водянистых глазах девушки. Сложно было поверить, что ее волнует поход на бал. Что ее вообще хоть что-нибудь волнует.
– Я могу ее понять… Там будет весь цвет Цареграда. Все эти безмозглые напыщенные заурядцы, которые считают себя выдающимися изобретателями. Члены Альянса и Ложи Хранителей. Начальник казематов. Как его там? Спесивцев.
– Начальник казематов? – встрепенулась Варя.
– Поговаривают, что появится сам Магистр со своей пассией. И королевская чета. И господин Н. – куда же без этой стальной крысы… Кстати, – Сумароков посмотрел на Варю, в его тусклых старческих глазах снова появилось осмысленное выражение. – Вы ведь знаете, милая, что князя Кручинина переводят из казематов?
– Куда?! – Варя приподнялась с места.
– В подземелья Башни Советника, я полагаю. А может, в Оплот. Я знаю только, что он пошел на сделку с Магистром.
– На сделку?! – прошептала девушка. – Зачем?
– Чтобы спасти вас. Зачем же еще?
Варя прикрыла глаза и несколько раз глубоко вздохнула. Мысли кружились в ее голове в такт серебряным шестерням и поршням.
Пьер вновь возник возле старика. Он неуклюже опустился на одно колено, наклонил голову и убрал светлые волосы, обнажая худую шею. Прежде чем Варя и Захар успели как следует удивиться, юноша протянул Сумарокову внушительный стеклянный шприц, заполненный зеленой студенистой жидкостью.
– Ах да, мальчик мой. Я совсем позабыл. Разум все чаще покидает меня… Жюли! Здесь слишком темно. Мне нужно больше света.
Горничная заскользила по комнате, расставляя газовые светильники на столиках и полках. Один из них Жюли водрузила на столик перед Сумароковым. Старик прицелился и быстрым, удивительно точным движением вонзил длинную иглу между шейными позвонками Пьера. Варя вздрогнула, словно сама ощутила укол. Что-то внутри нее встрепенулось, задрожало. Тревога ползала под кожей сотней назойливых букашек. Хотелось вскочить и мерить шагами комнату. Взбежать по темной лестнице и, толкнув дверь, вырваться в переулок, чтобы глотнуть ночного воздуха. Все что угодно – лишь бы не видеть, как опускается поршень шприца, и мерцающая жидкость исчезает в теле юноши.
Когда все было закончено, Пьер как ни в чем не бывало поднялся на ноги и, забрав у старика пустой шприц, прошагал в соседнюю комнату. Его впалые щеки подернулись легким румянцем.
– Не смотрите так, милая, – Сумароков снова откинулся на подушки. – Да, моя версия Эссенции Вита несовершенна, Пьер чувствует себя не так хорошо, как вы… Но, я надеюсь, мне удастся это исправить.
Эссенция Вита? Варя старалась унять дробный перестук механического сердца.
Жюли, не торопясь, поставила последний светильник на пыльную каминную полку. Призрачный свет коснулся старого портрета в золоченой раме. Сырость и время не успели до конца уничтожить картину, и теперь из темноты на Варю взглянуло красивое узкое лицо, обрамленное белокурыми локонами. Лицо Пьера.
Варя прикрыла рот ладонью, чтобы не крикнуть. Портрет провисел здесь много лет, но юноша будто совсем не изменился. Даже голубой камзол и рубашка с пышным жабо остались теми же. Только на портрете в ярко-синих глазах юноши плясали веселые искорки, а уголки губ застыли в лукавой полуулыбке. Он выглядел радостным и таким… живым.
Варя скосила глаза на Захара. Мальчишка впился пальцами в колени и не отрывал взгляда от портрета.
– Господин Сумароков, – девушка облизнула пересохшие губы. – Мы очень благодарны вам, но думаю, нам пора идти. Не хотим злоупотреблять вашим гостеприимством…
– Ничего подобного! – отмахнулся старик. – Оставайтесь – здесь вы будете в хорошей компании.