— Задуши ее шарфом, — сказала тихо Анабета. — Оборви голос пророка.
Моя сестра обвила золотой вуалью шею Истины, туго затянула его и выбила ноги из-под Истины. Та упала на колени, царапая шею. Моя сестра уперлась ногой между ее лопаток и толкала, пока тянула за шарф. Толпа молчала, они смотрели на жуткую сцену, а потом женщина, которая была Истиной, обмякла, и Хуланна сбросила ее с края сцены пинком. Бывшая Истина полетела ко дну каньона, крутясь, как лист на осеннем ветру. Когда она рухнула на землю, вопли толпы заглушили все звуки. Радостные крики заполнили воздух, словно убийство опьянило их восторгом.
Над моей сестрой в небе вспыхнул ослепительный белый свет с грохотом. Белые искры падали, стали рисунком головы оленя и улетели к толпе.
Она теперь была Истиной. Одной из четырех. Я не могла ее убить, даже если бы не была привязана. Это делало ее теперь фейри-крестной? Она будет ужасной в этой роли.
Но в глазах Хуланны не было торжества. Только ужас.
— Стой, Хуланна Арникалла Хантер. Стой на месте. Ты слушаешься только моих приказов. Через миг, — спокойно сказала королева Анабета, — мы избавимся от Истины и Валета. А потом вы поймете, что я — высшая королева Фейвальда, и никто не может встать на моем пути. Убийца родни не совершит суд. Равновесие не уравняет. Валет не испортит планы великих. Истина не заставит дрожать в страхе перед будущим. Будут только я и мое правление. Навеки. Мир без конца.
Я подавляла страх, радость толпы отражалась эхом от стен ущелья, звук дрожал и становился громче. Я понимала, почему Анабета созвала всех сюда. Это был ее миг победы, и она этим привяжет коварные сердца Фейвальда к себе.
— Я заставлю Двор Смертных приползти к нашим ногам, и я спутаю их нашей магией, и мы уже не будем полагаться на каменных слуг. Мы получим смертных слуг.
Я дрогнула, и цепь звякнула. Моя рука пылала. Я едва могла держать ее наверху. Я не ощущала пальцы. Держись, Элли. Не двигайся. Не вздрагивай.
Я сглотнула.
Я должна была мочь что-нибудь сделать, если бы только придумала…
— Хуланна Арникалла Хантер. Финмарк Торн. Готовьте кинжалы, — заявила королева Анабета, вручила моей сестре схожий кинжал с золотой рукоятью.
Укол ужаса пронзил меня. Я пыталась подавить его и не реагировать, чтобы не упасть с перекладины.
Весь Фейвальд знал теперь имя Скувреля. Он не сможет сбежать, даже если выживет тут. Любой мог управлять им. Это осознание и боль проступили на его каменном лице и отразились в моем сердце.
— Смотри, Фейвальд, как они слушаются меня! Знайте, что я — ваша королева!
Будто эпичная баллада пошла не в ту сторону, и злую фейри-королеву не убили, а она все забрала, оставив кровавый след.
Постойте.
Баллада.
Песня.
Почему я не подумала об этом раньше?
Голос Анабеты гремел над каньоном.
— Хуланна Арникалла Хантер. Финмарк Торн. Поднимите кинжалы! По моему приказу вы вонзите их в свое сердце. Подождите. Еще миг…
Я плохо пела. Но это не было важно. Особенно в каньоне, где тихий голос мог долететь до уха каждого.
Я запела, мой голос сам нашел колыбельную, которую мне раньше пела мама.
— Спи, кроха, хоть настали беды,
Отдыхай от забот, не спеши, не беги.
Они застыли. Анабета стояла, раскинув руки, словно управляла хором, мой муж и моя сестра по бокам от нее сжимали кинжалы над своими сердцами, толпа внизу — все замерли с остекленевшими глазами.
— Веки опускаются от усталости дней,
Видения счастья приходят скорей.
Я не осмеливалась переставать петь, но что дальше? Я не могла освободиться, и как только я перестану петь, они продолжат двигаться, и Скуврель… убьет себя. От одной мысли дрожь пробежала по спине.
Я не могла допустить такое. Я должна была петь и думать о способе решить это.
— Спи в бархатной тьме ночи,
Спи в ярком свете дня.
Если бы только фейри могли уснуть навеки. Но если я желала, почему не желать счастливого конца? В Фейвальде не было счастливых концов, он не ждал и меня.
— Спи утром в тепле одеяла.
Сладко спи, дитя.
Скуврель дрогнул.
О, нет! Моя песня не работала!
Но никто больше не двигался. Только он.
— Твои сны утешат тебя,
Так что спи, летнее дитя.
Его руки опустились, он потрясенно огляделся, а потом посмотрел в мои глаза.
— Я присмотрю, защищу тебя и согрею,
О, я защищу тебя и согрею.
Он склонился за королевой Анабетой и поднял что-то с земли. Меч? Он спрыгнул с камня, его крылья раскрылись, и солнце пропало из виду, последние лучи угасли.
— Спи, дитя, спи и расти,
Сердцем ночью отдохни.
Он опустился на мою платформу, отцепил мою ладонь от цепи, и мерцающий огонь костров вокруг меня озарил его пылающий глаза, глядящие в мои, пока я пела.
Он улыбнулся, и это была только наша улыбка.
— Я тебя обниму, ты в порядке со мной,
Моя пташка, моя пчелка.
Как только он отцепил мою ладонь от цепи, он разрезал золотым кинжалом путы на моем другом запястье. Я упала с перекладины в его руки, и он охнул.
— Спи, сладкий, отдыхай.
Он прижал меня к себе, другая рука взмахнула мечом.
Моим мечом, кстати.
— Голову мне на грудь опусти, о, опусти.
— О, это я сделаю, — он подмигнул и прошел в брешь в мире со мной на руках.
Глава двадцать третья
— Кошмарик, мой чарующий Кошмарик, ужас моих снов, — шептал Скуврель, жарко обнимая меня.
Я держала его робко, боясь задеть раны, но он прижал мою ладонь к своей липкой щеке, смотрел в мои глаза.
— Рада снова меня видеть?
— Пять, — прошептала я, но едва могла поверить в произошедшее.
Я отошла и огляделась. Мы стояли на Кровокамне у Дверей Жути. Мое сердце забилось быстрее, руки дрожали. Почему меч перенес нас сюда? И как Скуврель избежал действия моего пения?
— Правда или ложь? Ты теперь уязвим для всего Фейвальда. На тебя охотятся. И любой может управлять тобой.
— Правда, — сказал он, здоровый глаз недовольно пылал, справляясь с передачей эмоций и за тот, что не открывался.
Я поддалась импульсу и подняла повязку.
Я охнула.
Скуврель, мой Валет, мой муж, был не таким запутанным, как раньше, сияние в нем выглядело не так злобно.
— Что с тобой случилось? — спросила я.
— Правда или ложь? Ты сказала завоевать тебя верностью и добрыми поступками.
— Правда, — выдохнула я. — На тебя не подействовало мое пение, потому что ты творил добро. Это начало исцелять твои запутанные края.
— Ложь, — хрипло прошептал он. — Всех моих добрых поступков не хватит, чтобы спасти мою обреченную душу.
— Но их хватило, чтобы спасти тебя от моего морока, — я улыбнулась. Хоть раз я знала то, чего не знал он.
— Возможно, — его улыбка была юношеской и заразительной. Я дала себе на миг отвлечься на это.
Он выждал миг и посерьезнел.
— Правда или ложь? Это сказывается и на тебе. Твое сердце больше влечет ко мне, хотя меня ужасно испортили мои враги.
— Думаю, мне нравятся твои волосы такими.
— Коварная лгунья. Скажи правду.
Я сглотнула и посмотрела вместо этого на Дверь Жути. Он привел меня сюда, потому что пришло время забрать мою жизнь?
Он вздохнул и рассек мечом воздух.
— Идем, моя Завоевательница. Я не хотел вести нас в это место.
Он взял меня за руку, посмотрел на меня с огнем желания. Он притянул меня ближе и поцеловал в макушку, а потом повел в брешь в воздухе… и мы вернулись к Двери Жути.
Мое сердце сжалось, пока я озиралась.
— Что за…
Скуврель вздохнул и взмахнул снова, провел меня еще раз в брешь, и мы вернулись к Двери Жути.
Он горько рассмеялся.
— Все всегда идет к этому, да? Последний враг всегда смерть.
Я сглотнула.
— Не думаю, что мы сможем уйти.
Он кивнул, понурил голову. Я смотрела на него, побитого и сломленного, и видела мальчика, которого забрали у любящей семьи больше сотни лет назад. Он страдал от рук других и вырос запутанным от этой боли. Он даже сейчас надеялся, что я спасу его. Я неловко провела рукой по волосам, а потом прижала ладонь к его раненой щеке.
Он посмотрел мне в глаза, и впервые с нашей встречи я верила тому, что видела там. Уязвимость и тепло в его взгляде были сильнее жестокости и цинизма. Я подавила эмоции, поднимающиеся во мне.
Я хотела дать ему все. Я хотела вытереть все его слезы и сделать его завтра счастливыми.
— Я сделаю это, — выпалила я.
Это не удивляло. Если бы я хотела это избежать, я ушла бы с отцом, когда он предложил побег. Я не пошла с ним, потому что всегда знала, что до этого дойдет — что я не откажу ему и приду сюда умирать.
— Я убью себя на Кровокамне или пройду в дверь, как сделала мама, — отчаянно выпалила я. — Я позволю ужасу забрать меня, если это может тебя спасти. Я бы сказала, что делаю это ради всех — ради Фейвальда и смертных за кругом камней — но это ложь. Это не правда, — ком подступил к горлу, и я подавила его. — Я делаю это только ради тебя, потому что хочу, чтобы у тебя было то, о чем ты меня просил. Чтобы ты был целым. Я хочу, чтобы все твои завтра были полными надежды, а действия — полными радости, потому что я… люблю тебя, Финмарк Торн, — я теперь плакала. Я пыталась сморгнуть предательские слезы. — И я отдам последнее дыхание, последние удары сердца для тебя. Они все равно твои.
Обжигающая надежда проступила на его лице, началась со света в глазах. Надежда и боль смешались в ядовитый настой — агония и радость, желание и отчаяние, бессилие и пыл. И я ощущала это с ним. И за него.
— Я думал, что могу просить тебя об этом, милый Кошмарик, — он вытер мою слезу большим пальцем.
— Тебе не нужно просить. Это уже твое, — моя голова кружилась от эмоций, от отчаяния хотелось радоваться каждому оставшемуся мигу. Я не хотела влюбляться. Это все усложняло.