— Я ощущаю сострадание, муж? — дразнила его я.
Его глаза расширились, а рот закрылся.
— Страх, что ты обнаружил это в себе? — спросила я через миг, не смогла скрыть свою ухмылку.
— Пять, — сказал он и притих, пока мы шли к кругу камней.
Изменения там потрясали, и даже я замолчала, пока мы смотрели на активность вокруг нас.
Фейри строили.
Они двигали камни, собирали из них большой фундамент, а сверху укладывали бревна как пол. Я еще не видела фейри за работой. Вид потряс меня, и я застыла. Хуже, я видела улыбки и добрые хлопки по плечам, когда фейри проходили мимо друг друга.
Что тут случилось?
Один из фейри отбежал от остальных к нам, и я охнула, поняв, что видела.
Это был Рокки.
Но он уже не был големом с каменным лицом. Зеленоватый, с выпирающими нижними клыками из-за губы, он был членом Сумеречного двора.
— Рокки? — поразилась я.
— Эластра Хантер, — прорычал он. — Твоя армия ждет. Мы будем биться, куда бы ты ни повела нас.
Я сглотнула, осторожно взвешивая слова.
— Вы строите тут город, Рокки?
— Пока ты не позовешь нас на Пир Воронов, Смертная охотница.
Я осторожно кивнула, но увидела эмоции в его глазах.
— Думаю, — медленно сказала я, — моя бывшая армия может хотеть покоя. Вы предпочли бы строить новые жизни, как город тут, возле Скандтона, где живут смертные.
— Мы договорились со смертными, — робко сказал Рокки, словно боялся, что я заставлю его отменить сделку.
Я с трудом сдержала смех. Я хотела бы видеть, как Рокки пришел в Скандтон и заключил сделку с Олэном. Я могла лишь представлять, какими широкими были глаза Олэна.
— Ты возвращаешься в свою деревню смертных? — Рокки прищурился с тревогой.
— Нет, — я старалась звучать уверенно. — Мое место не там. И я уже не держу вас. Я отпускаю вас наслаждаться свободой, Рокки. И я опаздываю на медовый месяц.
Что было лучше в конце истории о двух сестрах, которые без разрешения станцевали у круга камней и попали в махинации Фейвальда, чем смотреть, как круг разбирают и превращают в дом для бездомных, укрытие для тех, кто долго жил в страхе?
Скуврель был прав. Он осмелился очистить Фейвальд, хоть это многое забрало. И он был прав.
— Гордость от сбывшихся надежд? — бодро спросила я у него.
— Пять, — сказал он, и я едва могла смотреть на его улыбку, сияющую как солнце.
Глава двадцать восьмая
Я ожидала, что в медовый месяц, продуманный Скуврелем, я буду краснеть и лепетать. А его глаза будут коварно блестеть.
Это оказалось правдой, но я не думала, что мы окажемся под водой, убирая ловушку.
— Не понимаю, почему магия еще работает тут, — сказала я, глядя, как он возится с механизмом под водой в лесу.
— Я это объяснял раньше, глухой Кошмарик, — сказал Скуврель, стиснув зубы. — Магия Фейвальда осталась глубже в сердце, а этот лес почти в центре Фейвальда. Магия тут пробудет еще несколько дней, а потом растает. Это наш последний шанс!
Я закатила глаза, он снова попытался просунуть руку между костями вокруг двери дома бывшего Убийцы родни.
— И я не понимаю, зачем механическая ловушка, а не магическая.
— Не трать время на догадки, о чем думал тот гадкий Маверик. Уверена, эта мысль была слишком маленькой, чтобы беспокоить нас.
— Так ты говоришь о своем любимом авторе? — спросила я, но отвлеклась. На песке под опускной решеткой кто-то написал: «СКРОМНЫЙ ПРОЙДЕТ». Это казалось подсказкой.
— Я — свой любимый автор, — мрачно сказал Скуврель. — Точность твой друг, Кошмарик. Используй ее.
Я фыркнула, посмотрела на опускную решетку. Если я не ошибалась, на цепочке висел противовес. Это была работа смертного, а не фейри. Может, в этом был смысл. Может, эта ловушка была не от Маверика, Убийцы родни. Может, об этой ловушке говорила Анабета — ловушке для фейри. А если хотел поймать фейри, то ловушки с творениями смертных работали лучше магии, которую они могли рассеять или обхитрить. И я не могла придумать ловушки для фейри лучше этого. Это проверяло скромность, чем не обладали Маверик и Скуврель.
— Есть идея, — сказала я.
— Когда мы плясали во тьме прошлой ночью, и ты вонзила стрелу в сердце той вкусной лани, я слушался тебя, Кошмарик. Я был тенью твоего огня, дымом твоего огня, следовал за твоей стрелой.
— Я заметила, — сухо сказала я, разглядывая противовес. Было в нем что-то странное.
— Но тут, в последнем сосредоточении магии, тебе лучше идти за мной, танцевать под мою дудку, плыть за моим течением.
Можно было проверить теорию. Или мы проведем тут весь день.
Я легла на живот и проползла под дверью по песку. Я выждала, пока не заползла вся, а потом села с ухмылкой на лице.
— Муж мой, — проворковала я, — ты что-то говорил о том, кто ведет, а кто следует?
Он поднял голову от механизма, его глаза расширились.
— Кошмарик, не двигайся. Ловушка может вот-вот сработать.
— Не думаю, — рассмеялась я. — Она создана, чтобы заставить проползти на животе под дверью. За дверью ты в безопасности.
— Откуда ты знаешь? — он уставился на меня.
— Способность довеять моим мозгам в головоломках? — спросила я, вставая и стряхивая с себя воду. Это все еще было странно делать.
— Два, — сказал он.
— Желание получить третью книгу твоей трилогии? — спросила я.
— Пять! — сказал он так быстро, что я едва успела закончить вопрос.
— Тогда я увижу, как Великий Скуврель ползет на животе передо мной, — пошутила я.
Его взгляд показал, что шутку он не оценил, но он лег на песок и прополз ко мне.
— Кошмарик, — напряженно сказал он, вставая на другой стороне. — Мы не будем это обсуждать.
Я рассмеялась.
— Если хочешь моего молчания, Валет, заключи сделку.
Его хмурый вид был бесценным.
— Что ты хочешь от меня, жестокий Кошмарик?
— Право прочесть твои истории и отредактировать части обо мне.
Он надулся.
— Великим творцам не нужна критика.
— Тогда этот великий артист услышит, как я рассказываю историю о том, как он полз на животе ради последней книги в серии, которую он читал, — сухо сказала я.
— Ладно, — прошипел он.
Но я видела, что он не злился. Его глаза восторженно сияли, пока мы шли по дому бывшего Убийцы родни к шкафу с книгами.
— Где-то тут, — бодро сказал он и повернулся ко мне с улыбкой. — Хочешь напоследок ощутить магию, Кошмарик?
— Уверена, ты дал мне это, когда мы проснулись в руках друг друга этим утром, — отметила я, и хоть от моего комплимента его глаза сияли радостью, он все еще ждал. — Конечно, хочу.
Он щелкнул пальцами, и книжный шкаф, Скуврель и я тут же перенеслись в место, которое я знала — в глаз большой статуи, где Скуврель хранил книги и свое «искусство».
— Как ты… — спросила я, но он прижал палец к моим губам.
— Пусть это будет последнее ощущение Фейвальда, Кошмарик. Последнее напоминание о том, что мы потеряли, тем, что мы приобрели.
— Мы отсюда не выберемся, — возразила я. — Ты уже не можешь летать…
— В статуе есть лестница. За гобеленом. Я не говорил? — невинно спросил он.
Я открыла рот, чтобы возмутиться, но он перебил меня обжигающим поцелуем.
— Тут я буду писать «Истории Фейвальда», тут я сделал тебе ту достойную наград картину, — глаза Скувреля хитро блестели. — Желание помочь мне создать лучшее произведение искусства?
— Пять, — улыбнулась я.
— Хорошо. Я всегда считал детей маленьким чудом. Посмотрим, сможем ли мы превзойти тех, которых создали люди.
Мой рот раскрылся от шока, он использовал шанс прижаться к моим губам своими.
Но он был прав, его дети будут красивее, озорнее и умнее, чем я могла представить. Я не могла дождаться встречи с этими детьми.
Эпилог
Я подняла ногу на миг, глубоко вдохнула и начала танец, кружась и склоняясь, покачиваясь с теплым ветром среди разлетающихся семян одуванчиков.
Я давно построила тут круг камней. Так давно, что приходилось время от времени убирать траву, когда я приходила танцевать.
— Глупая затея, — говорил Скуврель, когда я шла из нашего дома сюда. Он говорил так каждый раз.
Но я все равно ходила к этому саркофагу каждую полную луну. И я убирала пыль и листья с идеального лица, вырезанного из камня, сравнивала морщины на моем лице с ее ровными чертами, гадая, были бы ее волосы все еще ярко-рыжими, когда в моих уже появилась седина. Я плела венок из цветов, опускала на свою голову, распускала косу и танцевала.
Потому что всегда была надежда.
Несмотря ни на что, я все еще не теряла надежду для своей сестры-близняшки.