Там было что-то написано, вырезано в коре так глубоко, что даже время не стерло слова. Я прищурилась, глядя туда, и слова, как по магии, стали понятными для меня:
Слезы любви, слезы отчаяния кормят древо, питают ручей.
Они связывают и исцеляют, меняют то, что время несет.
Но если заплатишь и примешь в грудь боль.
Ничего не даётся из ничего, ни исцеление, ни покой.
Произнеси имя в сердце, его раскрой,
Рискни любовью жизни и будущим.
Или сиди пять лет в тишине под этим древом.
Или мы примем боль за то, чем ты хочешь быть.
Но есть лишь один шанс, чтобы решить.
Сделай выбор и путем насладись.
— Это не загадка, — сухо сказала я. — Тут четко говорится, что тут можно получить, а что нужно отдать.
— Там просят отдать корону? — королева Анабета выжимала мокрое платье. Оно свисало вокруг нее, как старая штора.
— У меня нет короны, — едко сказала я. У меня не было и пяти лет. У меня едва были пять минут.
— Там предлагают свободу? — спросила она, ее голос был почти слабым.
— Едва ли, — я взглянула на отца.
Мама сказала, что его разум был ключом. Обе цены были высокими. Я не могла отдать пять лет жизни. Скуврель был в беде, моя армия слепо шла по миру смертных, и сестра была где-то там, скорее всего, искала свою армию. С другой стороны, если я произнесу имя Скувреля вслух, я рисковала им, его волей и жизнью. Потому что королева Анабета услышит это. И кто-то еще мог услышать.
— Тогда, — сказала Анабета, — это очевидно. У дерева разное послание для каждого, и загадка пытается найти лазейку.
— Там нет лазейки, — я снова прочла слова. Только одно имя было в моем сердце.
Я сглотнула. Я могла лишь надеяться, что освобожу королеву Анабету раньше, чем она услышит имя. Но она могла напасть на меня раньше, чем я исцелю разум отца.
Я потянулась к клетке, она сказала:
— Ты не можешь ничего делать, пока не ответишь на загадку. Иначе упустишь шанс. Нужно действовать прямо.
— Что? — сказала я.
Она звучала отчаянно:
— Если хочешь утопить меня, не надо. Если куда-то уйдешь или что-то сделаешь, потеряешь шанс. А он лишь один. Ты же прочла ту часть? У нас не будет другого шанса, если ты что-нибудь сделаешь.
— Я собиралась тебя освободить, — сказала я.
Она закрыла глаза, словно принимала решение. Это был и ее шанс.
Я сглотнула и посмотрела на дерево. Мне нужно было вернуть разум отца. Я обещала матери. И я любила его. Мне не нравилось, что он был таким. Но осмелюсь ли я произнести имя Скувреля вслух? При враге?
— Скуврель, — сказала я, надеясь, что этого хватит.
Анабета рассмеялась в клетке.
Холодный пот выступил на мне. Отец застонал, поднялся на четвереньки.
— Генда, — взмолился он. — Прошу, не уходи.
Глаза жгло, я перевела взгляд с фейри в клетке на дерево, потом на отца.
Нужно было рискнуть, — прошептала я.
— Финмарк Торн, — прошептала я.
Анабета засмеялась, а потом сказала быстро, будто ударила хлыстом:
— Хуланна Хантер.
Свет засверкал лиловой вспышкой.
Я моргнула, потерла глаза, сердце сжалось.
Я не должна была делать этого. Не должна была.
Когда я смогла видеть, Анабета пропала.
Нет! Нет! Нет!
Время было на исходе. Если Анабета пропала, она отправилась к своей армии. И если Хуланна не была мертва, то она шла к своей армии. Это означало, что мне нужно было в мир смертных, чтобы остановить их, пока не поздно.
И если она найдет Скувреля по пути, то она сможет управлять им, заставить его делать все, что она хочет.
Холодный пот выступил на лбу, желудок сжимался до боли. Я не должна была произносить его имя вслух. Это была не моя тайна.
Я взяла пустую клетку дрожащими руками, привязала к поясу и подняла голову. Отец посмотрел мне в глаза с ужасом.
— Элли? — спросил он. — Это правда ты?
Глава седьмая
— Отец! — сдавленно вскрикнула я, потянулась к нему. Его объятия были теплыми и крепкими — объятия отца, защитника. — Это ты.
Он отодвинулся, провел нервно ладонью по моим волосам.
— Я вернулся в это место. Мне это не нравится, Элли.
Его ладонь потянулась к плечу, где была рана от того, как Хуланна прибила его к дереву. Она уже не кровоточила, но он поежился от прикосновения.
— Ты знаешь, кто я, — поразилась я.
— Конечно, — он был обижен этим. Он нахмурился, глядя на меня. — Ты — моя Элли. Моя дочь. Хотя у тебя теперь глаза двух цветов — зеленый и карий, и на карей стороне веснушки стали белыми на загорелой коже.
Да? Я все сильнее становилась Равновесием с каждым днем.
— Но что еще ты знаешь? — тихо спросила я. Слезы грозили пролиться. Если я должна рассказать ему о Хуланне… о маме…
Морщины появились на его лбу. А потом осознание. Я знала, что он вспомнил маму, его лицо исказилось.
В этот раз я обняла его, глупо утешала, неловко хлопала его по спине.
— Ее на самом деле нет? — его голос звучал пусто.
— Да.
— Это ощущается ненастоящим. Словно я не был там.
— Ты там и не был. Они украли твой разум.
— Если бы я мог просто… — он покачал головой. Он не мог закончить предложение.
Мы стояли там долгие минуты — слишком долго. Время было слишком ценным, даже для этого.
— Нужно идти, — мягко сказала я. — Моя армия ждет боя с фейри… и людьми.
Он нахмурился от этого. Мне нужно было объяснить многое.
— И мне нужно кое-кого спасти, — я кашлянула.
— Нам нужно уйти отсюда, Элли, — сказал отец. — Я не могу защитить тебя тут.
Я замешкалась. Но он был теперь в своем разуме, и было неправильно оставлять его беззащитным. Я осторожно сняла колчан и лук. Я потеряла стрелы, когда он толкнул меня в воду. Осталось около шести.
— Стрелы, выпущенные из этого лука, пронзают только злые сердца, — я отдала лук ему.
Он покачал головой.
— Это твое, дочь.
— У меня есть меч, — я кивнула на него. Это было глупо, ведь мы оба знали, что я не умела использовать меч, но моя сила была не в способности сражаться. Моя сила была в моей роли и армии, которую я собрала. Она была в моем уме в сделках и моих союзниках.
Я протянула ему колчан, и он забрал и повесил его на плечо.
— Что теперь, Элли? Признаюсь, я помню лишь отрывки. Я пытаюсь, но части возвращаются медленно. Я помню, как потерял твою маму — звезды, почему она так оставила меня? Думаю, я должен знать, почему, но это не вернулось, — он неловко сглотнул.
— Мне нужно спасти моего мужа, — твердо сказала я. — Этой ночью.
— Муж? Ты еще юна для этого, — прорычал отец. — Я порву того, кто женился на тебе без моего разрешения!
— Тем не менее, — я неловко отвела взгляд. — Ты поможешь мне?
— А у меня есть выбор?
— Нет, если ты хочешь остаться со мной, — твердо сказала я. Я не буду спорить об этом. Мое сердце будто пронзала раскаленная кочерга, когда я думала о Скувреле в беспощадных руках Убийцы родни. — А потом мы вернемся в мир людей и спасем Скандтон и смертных там и… все.
Он тепло улыбнулся.
— Это план.
— Надеюсь, ты вернешь всю память, и тогда ты будешь знать, как нам это сделать. Мама думала, что ответ был в твоих воспоминаниях.
Он кивнул теперь с серьезным видом. Те воспоминания не давались ему, как мне — план. Я не знала, как найти этот Спектакль. А он произойдет ночью.
Мне нужно было рискнуть с мечом. Я не могла найти путь, шагая по Фейвальду. Я не знала, куда идти. Я не знала, как попасть туда через Ночнотени, у меня не было крыльев или коня. Я надеялась на удачу. Я пройду в мир смертных, а потом сюда, надеясь, что это будет достаточно быстро, и я не потеряю слишком много времени.
— Может, тебе стоит сначала отправиться к армии, а потом к мужу? — сказал отец, и я поняла, что уже вытащила меч и долго смотрела на него.
Наверное, стоило. Если я уйду сейчас к армии, я смогу остановить Анабету и Хуланну раньше, чем они усугубят войну. Это была моя ответственность.
Но…
Я не могла бросить Скувреля его судьбе. Когда я нуждалась в нем, он делал все, чтобы быть рядом.
Я сглотнула и взмахнула мечом.
— Сначала муж, потом армия.
Позже в Фейвальде…
— Завоеватель летела по Фейвальду, как луч солнца по земле. Она заставила Малентрик преклониться, поймала ее и украла ее волю. Она пугала цветы. Она остановила Дикую Охоту. Она побывала у Ручья Слез, билась с тысячей врагов и своим отцом. Она встала и спасла всех нас.
Она была Охотницей, и как сокол, падающий с неба, она охотилась ради правильного.
Валет ждал, не желая разрушать чары, пока она не прибудет, ведь он хотел исполнить свой роскошный план и не хотел медлить. Его ждало худшее испытание… испытание на терпение. Но он был самым терпеливым из них, самым красивым во всем Фейвальде.
— Истории Фейвальда
Глава восьмая
Меч рассек воздух. Я оглянулась на отца, пытаясь передать решимость и надежду, которые мне нужно было ощущать. Его мрачной улыбки хватило. Я кивнула, подняла повязку — хотела видеть людей и фейри, ведь не знала, где мы выйдем. Я подавила головокружение, прошла в брешь в воздухе… и попала в хаос.
Я вышла на грязь, которую месило столько ног, что я не могла понять, был тут раньше ручей, трава или даже лес. Стрелы валялись на земле, часть торчала, часть утонула в грязи. Деревца были сломаны и разбиты. И между стрелами и обломками торчали другие вещи — я не осмеливалась приглядываться. Воняло смертью и фекалиями. Я закашлялась, но пришлось шагнуть вперед, чтобы освободить место для отца.
Раздался рев, и я повернулась в сумерках. С одной стороны от меня ряд мужчин сжимали факелы. Их лица были грязными и в крови. Некоторые держали оружие, другие — обломки оружия. За ними кто-то пел — ужасно, горестно и мимо нот. Они стояли плотной группой, тяжело дышали, на их лицах была почти паника — страх, смешанный с решимостью и удивлением от моего появления. Их оружие в дрожащих руках уже было в темных пятнах.