Я поцеловала быстро отца в щеку. Отпустив его руку, я забралась на сцену. Он был скрыт цветной тканью. Он был в безопасности, пока я не вернусь.
Убийца родни засмеялся. Медленно, а потом все громче и громче, его низкий баритон разносился над толпой, и фейри присоединились к нему. Толпа просто смеялась, это не был эмоциональный ответ. Это звучало натужно даже для моих смертных ушей. Скуврель попал метко.
Я кралась по сцене, подняв высоко рукоять топора, двигалась к колесу между мной и толпой.
— Я люблю, когда жертва умоляет, — прогудел Убийца родни, шипы на его коже, казалось, пульсировали, он сделал голос громче. — Еще больше я люблю, когда их мольбы скрыты ложной бравадой. Никто не верит, что ты такой легкомысленный со своей судьбой, Валет. Да?
Толпа смеялась и вопила, ее поддерживала уверенность лидера. Они все были мусором. Фейри-мусором. Всем, что презирали мои предки.
Я могла сотворить добро, стерев их вид с карты.
Я обошла колесо, встала рядом со Скуврелем, Убийца родни снова заговорил. Я его не слушала. Он заводил толпу, чтобы они предложили следующую пытку.
Было хуже находиться близко к Скуврелю, когда я могла коснуться горячей крови, текущей из его ран, видела красные волдыри вокруг железных гвоздей, ощущала его тяжелое дыхание кожей.
— Муж мой, — шепнула я ему на ухо.
— Мой Кошмарик, — он почти обмяк от облегчения, уголок его рта приподнялся в злой ухмылке, но он не смотрел мне в глаза, ведь я была невидима для него. Он смотрел вдаль. — Ты слышишь ее?
— Кого? — шепнула я, схватила один из гвоздей и попыталась вырвать его.
— Смерть, мой Кошмарик. Она поет песнь сирены, зовет меня к себе.
— Скажи ей петь другому, — сказала я. — Ты — мой муж, а не ее.
— Есть разница? — вздохнул он. — Ее объятия, как твои — холодные и твердые.
— Вижу, они не повредили твой льстивый язык, — съязвила я, но я переживала. У меня не было прогресса, и я услышала, как Убийца родни за мной ударил хлыстом.
— Начнем игру! — закричал Убийца родни.
— Иди, Кошмарик, — прошептал Скуврель. — Я умру с твоим именем на губах. И я буду думать о тебе.
— Конечно, — сказала я. — Но это будет не скоро.
Я повернулась и убрала рукоять топора за пояс.
Толпа охнула, моя невидимость пропала. Пора было рискнуть.
— Я пришла восстановить Равновесие, — заявила я.
Глава девятая
Раздался вопль — но радостный. Фейри обожали драму. И я им это давала. Даже Убийца рода радостно вдохнул, а потом нахмурился, и его глаза расширились.
— Ты, — выдохнул он. — Дочь.
— Я — многое, — бодро сказала я. — И дочь в том числе.
Я не ощущала себя бодро. Я была в ярости. Их радовала боль моего мужа, они планировали его смерть. Теперь я заставлю их платить за это. Это должно быть просто. Они уже нарушили порядок, и, как Равновесие, я могла его вернуть, да? Так работала моя магия.
— Ты ворвалась в мой дом и отпустила моих бабочек, — сказал Убийца родни.
— В следующий раз прибивай кого-то своего размера.
— Я так и сделал, — он показал все зубы, указывая на Скувреля. — Найти тебе еще одно колесо? Я не бросаю игры. Даже ради дочери смертной, которую я заманил сюда на целый день. Даже ради девушки, которая может быть моей кровью.
— Я — дочь Хантера, не твоя, — спокойно сказала я. Если мама так говорила, это было правдой. Я тянулась к Равновесию, но магии не было. Ничего. Я сглотнула, вдруг ощутив пустоту. Что со мной случилось? Деревянная платформа двигалась, я опустила взгляд, лозы росли вокруг моих ног из досок.
Они не помогали. Мне нужна была магия, не украшения.
— Это она тебе сказала? Так соврала? — сказал он низким голосом. В толпе был гул восторга, они следили за нами.
— Это правда, — мрачно сказала я. — А теперь я требую налог.
Так было правильно. Последний Равновесие брал с них налоги.
Убийца родни застыл, склонил голову.
— Какой?
— Болью. За каждые четыре раны моего мужа ты получишь одну.
— Мужа? — рассмеялся Убийца родни. — Твой брак завершен?
Я посмотрела на Скувреля, один из гвоздей выпал из его ладони. Я заговорила быстро и громко, чтобы скрыть стук гвоздя по сцене.
— Мы женаты.
Смех Убийцы родни был зловещим.
— Тогда ты не можешь собирать за него налог, Равновесие. Разве не чувствуешь, что силы нет? Он уязвим, несмотря на твои обвинения. Ты можешь убить нас за всех фейри, которым мы насолили, кроме него. Потому что если делаешь это ради любимого, это не справедливость. Это месть.
Я услышала за собой стук. Мне нужно было отвлекать их внимание на себя.
— Если это месть, то это я и сделаю, — я вытащила ржавый меч. Мне нужно было выглядеть драматично. Мне нужны были их взгляды. За мной раздался стон, я подняла меч выше и заявила. — Кто будет биться со мной за его жизнь?
— Ржавым мечом? — фыркнул Убийца родни. — Я надеялся на лучшее от своей дочери. Но если у тебя только это, я буду рад тебя убить.
Его хлыст ударил над моей головой, и я услышала, как Скуврель упал на землю за мной.
Лицо Убийцы родни побелело, кинжал полетел по воздуху к нему из-за меня. Я не ждала, чтобы увидеть, кто его бросил. Я рассекла воздух мечом, открывая проход в мир людей.
Я оглянулась, увидела шатающегося бледного Скувреля, кровь лилась из ран, он держался за живот. Он не мог так стоять. Не мог бежать.
Отец вышел из-за колеса и поднял Скувреля одним рывком, его лицо было мрачным и опасным.
Я потянула за край бреши, Убийца родни ударил хлыстом снова, поймал мой меч краем хлыста. Я потянула, не хотела терять магический меч, но враг был слишком силен.
Меч вырвался из моих рук, улетел в толпу, отец пронесся мимо меня в брешь со Скуврелем в руках. Я посмотрела на море злобных лиц и сглотнула. Я не могла вернуть меч. Я потеряла его. А с ним и большое преимущество.
Подавляя ругательство, я прыгнула за ними в брешь в мире.
Мы хотя бы вернули Скувреля, если он выживет.
Глава десятая
Мы попали в мир смертных, во тьму и ливень. Я подняла повязку, чтобы видеть, но тут же опустила половину. Мне нужно было видеть Скувреля, и было слишком темно. Отец опустил его на землю, и он сжался вокруг живота, фыркал и стонал. Он был смертельно ранен. Я была в этом уверена.
— Мы поговорим. Сейчас. Ты замужем за этим фейри? — отец недовольно вдохнул. Ночь была такой темной, что я не видела его лицо. — Тебе всего шестнадцать!
— Уже семнадцать, и дело не в этом, — рассеянно сказала я. — Мы с тобой потеряли десять лет в Фейвальде, и неизвестно, сколько времени после этого. Тебе теперь за сорок, хотя ты выглядишь за тридцать.
Хоть я говорила с ним, я не смотрела на него. Я разглядывала Скувреля, искала раны, которые могла пропустить.
— А Генда? Твоя сестра? Мои воспоминания — правда?
— Зависит от того, что ты помнишь, — сказала я, водя ладонями над Скуврелем. Он вздрогнул от ран на плечах, когда я осторожно отодвинула камзол. Раны свободно истекали кровью, в них белели кости. Я подавила волну тошноты, стараясь посмотреть на рану в его животе. Он покачал головой, сильнее прижал там ладонь.
— Верни меня в Фейвальд, Кошмарик. Мне нужно исцелиться, а твой мир ужасен для этого. Ужасен.
— Я потеряла меч, муж мой, — сдавленно сказала я. — И без него я застряла тут, как все смертные.
Все во мне было натянуто, как тетива. Голова гудела от мыслей. Я не хотела, чтобы он умирал. Нет. Я знала, что такое могло произойти, но то, как будет без него — это было как плохая история. То, что не могло быть правдой.
Умереть. Я могла едва думать о слове, потому что каждый раз при этом видела, как моя мать бежит в те двери.
Голова болела. Во рту пересохло. Я вот-вот потеряю сознание.
Хватит, Элли. Дело не в тебе. Дело в Скувреле. Нужно исцелить его.
— Я помню безумие. Помню, что твоя сестра делала со мной — ужасные вещи, — голос отца был испуганным. — Я помню слова твоей матери. И она оставила нас у той двери, — он кашлянул, словно скрывал эмоции. — Мы можем отнести твоего мужа к кругу камней.
Он пытался утешить меня.
— Не в такой дождь, — я смаргивала воду с глаз. — Я не знаю, где мы, и в темноте мы навредим ему, споткнувшись об корни. Или мы заблудимся и выйдем к врагам.
— О чем ты думала, взмахивая мечом, Кошмарик? — напряженно спросил Скуврель.
— Я думала только о побеге, — сказала я.
Так он умрет. У него не было сил бороться с ранами без помощи, а все, что у меня было, промокло, и тут не было укрытия. Я не могла развести огонь под ливнем.
— Точнее, — выдавил он.
— Я… — я пыталась думать. — Я вспомнила оленя, которого мы спугнули, выйдя из дома Рыбака. Как его хвост развевался как белый флаг. Я хотела пропасть за миг, как олень.
— Дом, — выдавил Скуврель.
— О чем он? — спросил отец.
— Меч обычно переносил меня близко к тому, куда я хотела попасть. Он надеется, что мы возле дома.
Но я не надеялась. Мои мысли были рассеяны и бесполезны. А в этой темноте мы могли быть в паре шагов от него и не знать.
— Постой, — выдавила я. — Я забыла.
У меня была рукоять топора в руке. В шоке от возвращения я забыла о ней. Я взмахнула ею. Я видела неподалеку от нас берег реки, и рядом был летний домик Рыбака. Он был маленьким, и крыша была изо мха, но это должно было защитить от дождя.
— Ты можешь поднять его снова? — спросила я у отца.
— Да, но я не могу так идти. Я ничего не вижу. Даже его.
— Я тебя поведу, — сказала я. — Я вижу духовным зрением, и факел освещает путь.
— Я думал, это делало тебя невидимым, — сказал отец, я направила его руки, и он снова поднял Скувреля. Мой муж застонал, и я старалась не вздрагивать, хотя он все равно не увидел бы. Он закрыл глаза от боли.