Лучше всего атмосферу того времени передал в своих мемуарах Усама, представитель династии Мункизидов, правившей в Шайзаре. Мункизиды были малозначительной династией и постоянно опасались того, что их владения захватят более могущественные единоверцы. Поэтому они не возражали против того, чтобы вступить с франками в переговоры, а сам Усама провел много лет при дворах правителя Дамаска и во дворце султана в Каире, поддерживавших в тот период тесные дипломатические отношения с королем Иерусалима.
Как посланник правителей Шайзара, путешественник и любитель спорта, Усама неоднократно посещал владения франков. И хотя, судя по его сочинениям, он считал, что благочестие обречет их на вечные муки, у него было много друзей из числа франков, общение с которыми доставляло ему удовольствие. Усама был шокирован необразованностью франкских медиков, хотя они научили его лечить золотуху, и был поражен тем, насколько большую свободу франки давали своим женщинам, а предложение знакомого франка отправить его сына учиться в Западную Европу заставило Усаму по-настоящему смутиться. Он считал франков слегка грубыми и с удовольствием высмеивал их в обществе друзей из числа коренных христиан. Однако в общении с ними Усама мог достичь взаимопонимания.
Единственной помехой для дружбы были те, кто совсем недавно прибыл с Запада. Однажды, когда Усама гостил у тамплиеров в Иерусалиме и с их разрешения молился на углу бывшей мечети Аль-Акса, его оскорбил некий рыцарь, после чего другой тамплиер поспешил объяснить Усаме, что этот грубый человек только недавно прибыл с Запада и пока не очень хорошо понимает, что происходит вокруг.
Политические достижения правителей Утремера сводили на нет именно грубые выходки переселенцев, решивших сражаться во имя креста и не желавших ждать, пока им представится такая возможность. Особенно сильное влияние эти люди оказывали на церковь. Ни один из латинских патриархов Иерусалима, живших в XII в., не родился в Палестине, а из числа наиболее высокопоставленных священнослужителей в Святом городе появился на свет только архиепископ Тира Гильом, которому не позволили занять патриарший престол. Служители церкви крайне редко призывали к взаимопониманию с безбожниками, а для отношений с коренными христианами влияние католической церкви оказалось катастрофическим. Местные христиане обладали большим влиянием при дворах мусульманских правителей. Христианство исповедовали многие знаменитые арабские писатели и философы, а также почти все врачи. Эти люди вполне могли бы стать мостом, который объединил бы два мира — восточный и западный.
Православные христиане, жившие в Палестине, приняли католическую церковную иерархию, так как во время завоевания их собственное высшее духовенство находилось в ссылке. Патриарх Даимберт попытался лишить их священнослужителей места в храме Гроба Господня, но бла годаря странным событиям, произошедшим в 1101 г. во время церемонии зажжения священного огня, и влиянию короля в храме снова стали совершаться православные обряды. Правители были настроены в отношении православных христиан весьма дружелюбно. Морфия, супруга Балдуина II и мать Мелисенды, была православной княжной, как и жены обоих сыновей последней. Балдуин I с большим почтением относился к настоятелю лавры Саввы Освященного, наиболее уважаемому православному священнослужителю из числа оставшихся в Палестине, а Мелисенда наделила монастырь, очевидно обязанный выполнять определенные повинности в пользу короны, земельными владениями.
Император Мануил продолжил защищать интересы православных христиан. В частности, именно благодаря ему был произведен ремонт в двух крупных церквях — храмах Гроба Господня и Рождества Христова. Примерно в то же время и, возможно, с его помощью был перестроен и заново украшен монастырь Святого Ефимия в Иудейской пустыне. Однако отношения между католическим и православным духовенством не улучшились. Латинские священнослужители весьма тепло встретили в 1104 г. прибывшего из Руси паломника Даниила, но греческий пилигрим Фока, посетивший католические церкви в 1187 г., заявлял, что не испытывает симпатии ко всем латинянам, за исключением испанского отшельника, на протяжении какого-то времени жившего в Анатолии. Фока с восторгом описывал чудо, крайне опечалившее латинского епископа Лидды, которого он назвал «захватчиком». Вполне вероятно, что из-за попыток католических иерархов заставить православных христиан платить десятину, а также из-за обиды на то, что им редко разрешали совершать свои обряды в крупнейших православных церквях, последние без особой симпатии относились к франкам, и, когда Мануил перестал их защищать, православные христиане не возражали против завоевания Палестины Саладином и даже приветствовали его. Существование в Антиохии влиятельной православной общины и политические события привели к открытому противостоянию между греками и латинянами, значительно ослабившему княжество.
В самом королевстве «еретические» секты играли более или менее важную роль только в Иерусалиме, где, в храме Гроба Господня, почти все они имели свои приделы. Даимберт и их пытался изгнать из храма, но успеха в этом не достиг; их защищали короли. Так, королева Мелисенда лично поддерживала приверженцев сиро-яковитской христианской церкви, судившихся с франкским рыцарем.
В графстве Триполи из всех «еретических» церквей наибольшим влиянием пользовались марониты, последние сторонники монофелитства. По отношению к ним католические священнослужители проявляли в целом нехарактерные тактичность и выдержку. Около 1180 г. марониты согласились признать верховенство папского престола при условии, что им позволят сохранить сирийский ритуал церковной службы и собственные обычаи. Кроме того, они не отказались от еретического учения о единой воле Христа. Руководство переговорами, о которых нам известно очень мало, взял на себя антиохийский патриарх Альмерик, доказавший, что является весьма умелым дипломатом. Признание этой первой униатской церкви свидетельствует о том, что римские папы были готовы смириться с чуждыми им обычаями и даже с сомнительной теологией, если при этом приверженцы последних признают их верховенство.
В Антиохийском княжестве большим влиянием пользовалась армянская апостольская церковь, получавшая поддержку от князей, использовавших ее в качестве противовеса православию, а в Эдессе армяне, несмотря на недоверие со стороны Балдуина I и Балдуина II, пользовались поддержкой представителей рода Куртене. Многие армянские епископы признали верховенство папы, а некоторые посещали латинские церковные соборы, закрывая глаза на те стороны католического вероучения, которые считались неприемлемыми в православии. Поначалу приверженцы сиро-яковитской церкви открыто выражали свою враждебность по отношению к крестоносцам и предпочитали находиться под властью мусульман. Однако после падения Эдессы они помирились с князем Антиохии. Формальной причиной этого события стало чудо, произошедшее у могилы святого Варсумы, хотя в действительности их сблизили общая ненависть к византийцам и страх перед ними. Яковитский патриарх Михаил, один из величайших историков своего времени, дружил с патриархом Альмериком и был весьма тепло встречен в Иерусалиме, куда отправился с визитом. Другие «еретические» церкви не играли во франкских государствах какой-либо важной роли.
Мусульмане, являвшиеся подданными франков, спокойно относились к своим новым правителям и признавали, что те сумели создать весьма справедливую систему управления. Однако когда дела христиан были плохи, они не могли положиться на приверженцев ислама. Евреи по вполне понятным причинам предпочитали находиться под властью арабов, которые, хотя и испытывали к иудеям некоторое презрение, всегда были честны и добры по отношению к ним.
Паломники, прибывавшие с Запада в Утремер, были шокированы роскошью, в которой утопали его жители, и царившей там вседозволенностью. Современные же историки сожалеют скорее о нетерпимости и постыдном варварстве крестоносцев. При этом оба данных явления могут быть объяснены существовавшей там атмосферой. Жизнь франкских поселенцев была нелегкой и полной опасностей. Они оказались в местности, где интриги и убийства были обычным делом, а на противоположной стороне границ обитали враги. Никто не знал, когда сторонник ассасинов ударит его ножом, а слуга подсыплет яд. Широко распространены на Востоке были загадочные болезни, о которых крестоносцам ничего не было известно. Даже несмотря на помощь местных докторов, ни один франк не сумел прожить на Востоке достаточно долго.
Женщинам при этом везло больше, чем мужчинам. Они не рисковали своей жизнью в битвах, а благодаря более высокому уровню развития медицины рожать детей на Востоке было безопаснее, чем на Западе. Однако детская смертность оставалась довольно высокой, особенно среди мальчиков. Один за другим феоды переходили к наследницам, владения которых оказывались весьма соблазнительными для доблестных искателей приключений, прибывавших с Запада. Но в кризисные периоды обширным владениям слишком часто недоставало сеньора, и каждый потенциальный брак был сопряжен со спорами и интригами. Нередко браки оказывались бездетными. Многие из самых умелых воинов не были способны зачать ребенка. Из-за браков между представителями немногочисленных знатных семейств возрастала конкуренция между ними. Лены объединяли и делили, не особенно обращая внимание на их географическое расположение и удобство. Ближайшие родственники постоянно ссорились друг с другом.
Для сохранения структуры общества, которую франки «привезли» с Запада, требовались непрерывное наследственное преемство и поддержание определенной численности населения, уменьшение которой представляло постоянную угрозу. Страх сделал крестоносцев жестокими и вероломными, а неуверенность в завтрашнем дне заставляла их предаваться легкомысленному веселью. По мере того как власть франков ослабевала, они устраивали все более пышные пиршества и турниры. Как путешественников, так и местных жителей ужасали повсеместные расточительство и безнравственность, причем хуже всего себя вел патриарх Гераклий. Однако мудрые путешественники понимали, что под роскошной оболочкой скрываются проблемы.