ено богатства во много раз превосходили все его прежние трофеи.
Известия об этом возмутительном происшествии вскоре достигли слуха Саладина. С уважением относившийся к соблюдению договора, он отправил к Рено своих представителей с требованием отпустить пленников и компенсировать потери. Рено послов не принял, и те поехали в Иерусалим, чтобы пожаловаться королю. Ги их сочувственно выслушал и приказал Рено возместить потерпевшей стороне все убытки. Однако Рено, прекрасно сознавая, что именно благодаря его поддержке Ги стал королем, оставил этот приказ без внимания. Сам же Ги не мог или не хотел добиться от своего вассала повиновения.
Подобного рода бесстыдное и беззастенчивое нарушение перемирия делало войну, к которой раздробленное междоусобицей государство было совсем не готово, неизбежной. Князь Антиохии Боэмунд поспешил возобновить перемирие с Саладином. Граф Триполи Раймунд также заключил мирный договор, действие которого распространялось на территорию не только его графства, но и княжества Галилея, принадлежавшего его супруге, причем даже в том случае, если король, их сюзерен, будет находиться в состоянии войны с мусульманами. Раймунду также удалось добиться симпатии Саладина и обещаний помощи в завоевании своей главной цели — королевского престола.
Какой бы разумной ни была политика Раймунда, от нее попахивало предательством. Ги, подбадриваемый магистром тамплиеров Жераром де Ридфором, призвал всех своих верных вассалов и отправился в поход на север, к Назарету, намереваясь успеть до начала мусульманского вторжения заставить Галилею подчиниться. Неминуемое начало гражданской войны предотвратило только вмешательство Балиана д’Ибелина, который явился в лагерь Ги и поинтересовался у короля, что тот творит. Король заявил, что собирается осадить Тверию. В ответ Балиан указал на безрассудство этого плана, поскольку войско Раймунда, получившего поддержку от Саладина, к которой он вполне мог прибегнуть, по численности значительно превосходит имевшееся в распоряжении короля. Балиан предложил не сражаться с Раймундом, а вести с ним переговоры и сам вызвался быть посредником. Однако даже призывы старого союзника остались не услышаны графом, который соглашался подчиниться Ги только в том случае, если ему вернут Бейрут. Ги решил, что для него эта цена слишком высока.
Однако когда пришли известия о приготовлениях Саладина к грядущей войне, Балиан вновь обратился к королю с просьбой примириться с Раймундом. «Вы уже потеряли своего лучшего рыцаря — сеньора Рамлы Балдуина, — заявил он, с гордостью упоминая имя брата. — Если вы еще потеряете помощь и советы графа Раймунда — вам конец». В итоге Ги, обычно всегда готовый согласиться с любым твердо разговаривающим с ним собеседником, позволил Балиану отправиться в Тверию с новым посольством, в состав которого вошли архиепископ Тира Иосией и Великие магистры орденов госпитальеров и тамплиеров. Было крайне важно, чтобы последний — злейший враг Раймунда — принял участие в возможном примирении.
Послы в сопровождении десяти госпитальеров выехали из Иерусалима 29 апреля 1187 г. Ночь они провели в замке Балиана в Наблусе. Здесь у Балиана оставались еще дела, которые ему надо было завершить, поэтому он предложил архиепископу и магистрам отправиться вперед без него. Сам же Балиан собирался провести день в замке, а утром встретиться с другими членами посольства в крепости Ла-Фев в Изреельской долине. Поздно вечером 30 апреля Балиан выехал из замка в сопровождении нескольких спутников, намереваясь скакать верхом всю ночь. Однако он внезапно вспомнил, что наступил канун праздника святых апостолов Филиппа и Иоанна Младшего, свернул с дороги на Севастию (древняя Самария) и постучал в двери епископской резиденции. Епископ еще не спал и с радостью принял Балиана. В итоге они проговорили всю ночь до зари, когда должна была начаться служба. После этого Балиан попрощался с гостеприимным хозяином и продолжил путь.
30 апреля, пока Балиан обсуждал дела со своим управляющим, а Великие магистры двух орденов направлялись в замок Ла-Фев, граф Раймунд принимал в Тверии мусульманских послов из Баниаса. Командиром стоявшего там лагеря был младший сын Саладина аль-Афдаль. Его отец велел ему, чтобы тот послал в Палестину разведывательный отряд, и теперь аль-Афдаль предельно корректно просил графа пропустить этот отряд через Галилею. Раймунд, связанный договором с Саладином, не мог отказать в этой довольно щекотливой просьбе. Поэтому он только настоял на том, что мусульмане должны перейти границу после восхода солнца на следующий день и вернуться до наступления темноты, не причинив вреда ни одному городу или селению на его земле. После этого Раймунд разослал гонцов во все концы своих владений и наказал местным жителям сидеть весь день по домам, не выпускать скот на пастбища и ничего не бояться. Тогда же Раймунд получил известие о скором прибытии посольства из Иерусалима. Другие гонцы поскакали к послам, чтобы передать аналогичное предупреждение. Рано утром 1 мая Раймунд наблюдал со стен своего замка, как мимо проезжают семь тысяч мамлюков эмира Кукбури.
Поздним утром того же дня Балиан и его спутники прибыли в Ла-Фев. Еще издалека они увидели расставленные у стен замка палатки тамплиеров, но, подъехав ближе, с удивлением обнаружили, что все они пусты. Да и в самом замке стояла подозрительная тишина. Конюх Балиана Эрнуль влетел в замок и быстро пробежался по комнатам. Во всем замке не было никого, за исключением двух смертельно больных воинов, не способных произнести ни слова. Балиан был сбит с толку и обеспокоен. Он подождал час или два, не зная, что предпринять, а потом выдвинулся вперед по дороге в Назарет. Внезапно он увидел скачущего галопом рыцаря-тамплиера, окровавленного и лишившегося шлема, который что-то выкрикивал о великом несчастье.
Тогда же Раймунд, снова стоявший у окна своего замка в Тверии, наблюдал, как возвращаются домой мамлюки. Они не нарушили договора. До наступления темноты оставалось еще очень далеко, и мамлюки не уничтожили ни одного здания во всем графстве. Но на пиках гордо гарцующего авангарда красовались отрубленные головы рыцарей-тамплиеров. Предупреждение Раймунда действительно достигло слуха Великих магистров в замке Ла-Фев вечером 30 апреля, и они решили действовать. Хотя магистр госпитальеров Роже де Мулен воспротивился, Жерар де Ридфор призвал всех окрестных тамплиеров присоединиться к нему и собраться в этом замке. Маршал тамплиеров Жаклен де Майи с 90 рыцарями, находившимися в то время в расположенной пяти милях оттуда деревне Какун, прибыл к замку и разбил лагерь у его ворот, чтобы переночевать. На следующее утро кавалькада двинулась в Назарет, где к ним присоединились еще сорок светских рыцарей.
Архиепископ Тира решил остаться в городе, в то время как магистр тамплиеров остановился там лишь для того, чтобы прокричать горожанам, что скоро будет битва и они могут прийти и поживиться трофеями. Заехав за холм позади города, рыцари увидели в долине большой отряд мусульман, поивших коней в родниках Крессона. При виде такого количества врагов и Роже де Мулен, магистр госпитальеров, и Жаклен де Майи, маршал тамплиеров, посоветовали отступить. Жерар пришел в ярость. Презрительно отвернувшись от собрата-госпитальера, он бросил своему маршалу: «Так любишь свою белокурую голову, что боишься ее потерять?» Жаклен гордо ответил: «Я сложу свою голову в этой битве как храбрец. Это ты скорее сбежишь отсюда как предатель». Разъяренные оскорблениями Жерара рыцари бросились вниз с холма на мамлюков. Все последующее больше напоминало бойню, чем битву. Белокурая голова Жаклена пала одной из последних, а рядом с маршалом тамплиеров нашел свой конец Великий магистр госпитальеров. Вскоре были перебиты все тамплиеры, за исключением трех рыцарей, одним из которых оказался Жерар. Три раненых рыцаря галопом умчались в Назарет. Одного из них как раз и встретил по дороге Балиан. Рыцарей, не являвшихся членами какого-либо ордена, взяли в плен. Тех же жадных до чужого добра местных жителей, кто явился на поле битвы в надежде на обещанную Великим магистром богатую добычу, мамлюкские воины также пленили и захватили с собой.
Послав супруге письмо, в котором просил ее созвать всех ее рыцаей, Балиан догнал Жерара в Назарете и попытался убедить его доехать до Твериды. Однако Жерар отговорился тяжелыми ранами, поэтому Балиан поскакал дальше с архиепископом. Они застали Раймунда полностью сломленным произошедшей трагедией, в которой, как он полагал, следует винить только себя. Раймунд с благодарностью воспринял посредничество Балиана, немедленно аннулировав договор с Саладином, отправился в Иерусалим и покорился королю. Среди многих отрицательных черт характера Ги не было мстительности. Поэтому он сердечно принял графа и даже извинился за то, как прошла коронация. Казалось, королевство наконец-то объединилось.
И это было хорошо, поскольку вскоре стало известно, что на границе, в Авране, Саладин собирает огромную армию. В мае, пока его войска еще только начало съезжаться, Саладин совершил путешествие по караванному пути в Мекку, лично возглавив вооруженную охрану возвращавшихся с хаджа паломников, среди которых были его сестра и племянник. Саладин хотел убедиться, что Рено не совершит на караван еще одного бандитского нападения. Между тем численность его войска увеличивалась с каждым днем: в него стекались отряды из Алеппо, Мосула и Мардина. Наконец его армия стала самой огромной из тех, что когда-либо находились под его командованием.
По другую сторону Иордана король также призвал своих ключевых владельцев ленов и их вассалов вместе со всеми своими людьми двигаться к Акре. Ордена госпитальеров и тамплиеров, жаждавшие отмщения за резню у родников Крессона, призвали практически всех своих рыцарей, оставив в принадлежащих им замках лишь небольшие гарнизоны. Местные тамплиеры пошли даже дальше, передав Ги часть денег, полученных незадолго до этого орденом от английского короля Генриха II в качестве компенсации за убийство архиепископа Кентерберийского Томаса Бекета. Тамплиеры хотели приберечь эту сумму в качестве гарантии участия Генриха в будущем крестовом походе, который тот клятвенно пообещал предпринять, но текущие нужды оказались более насущными. Воины, на снаряжение которых пошли эти деньги, несли с собой стяг с символикой Генриха. Даже антиохийский князь Боэмунд, тронутый личным обращением к нему Раймунда и Балиана, пообещал прислать войско под командованием Балдуина д’Ибелина и отправил своего сына Раймунда в распоряжение графа Триполи, приходившегося ему крестным отцом.