vecinos, которые также обычно были en-comenderos. На практике все было несколько иначе. Иногда человек, возглавлявший завоевание, мог получить от королевской власти полномочия назначать regidores пожизненно. Писарро, например, получил разрешение назначить троих таких пожизненных советников в calbido города Лимы, а Вальдивия пользовался такой концессией в Сантьяго. Это была редкая и ценная привилегия. Как другая крайность, в некоторых небольших городках некоторые или все regidores могли быть избраны всем сообществом домовладельцев. В Гаване, например, народные выборы были правилом приблизительно до 1570 года, а в Буэнос-Айресе – до чуть более позднего срока. Однако для испанцев в XVI веке народные выборы были опасной, полной анархии процедурой. Респектабельные граждане понимали это и ожидали, что должности будут циркулировать среди глав основных семейств региона; изначально это были военные командиры. Для завершения этой структуры сам командующий обычно просил королевского разрешения преобразовать свою собственную власть командира нерегулярной армии во власть официально назначенного губернатора, облеченного в этом качестве правом осуществлять руководство обсуждением вопросов в cabildo.
Encomienda и cabildo были основными институтами общества завоевателей в первом поколении. Однако encomienda давала очень ограниченную экономическую основу для растущего европейского населения. Было политически нецелесообразно раздавать все деревни в окрестностях в качестве encomiendas; обычно более половины из них оставались прямыми данниками короны. В менее обжитых регионах жители совсем не подчинялись налогообложению, и даже после их завоевания их дань и оказанные услуги имели мало ценности. Так что количество encomiendas соответствующего размера для содержания отдельных высокопоставленных испанцев было ограниченно. У простого солдата, который не получил encomienda, были на выбор два варианта: так как условия колониального общества сначала были совершенно неподходящими для ведения небольшого крестьянского хозяйства или занятия европейскими ремеслами, он мог либо отправиться в новый завоевательный поход и надеяться в конечном счете обеспечить себе индейцев в качестве рабсилы, либо остаться приверженцем – paniaguado (протеже) влиятельного encomendero и жить на его щедроты. Общество в таких условиях неизбежно становилось неспокойным, фракционным и буйным. Более того, encomiendas имели тенденцию уменьшаться в цене отчасти из-за вмешательства правительства, а отчасти из-за сокращения индейского населения. В лучшем случае индейское сельское хозяйство, на котором держалась encomienda, не могло обеспечить испанцев европейскими продуктами – особенно европейскими продуктами питания, которые требовали испанские города и которые были слишком объемными или скоропортящимися, чтобы ввозить их в достаточном количестве. Труд индейцев также не мог регулярно давать в виде дани должное количество ценных товаров – золота, серебра и кошенили для экспорта в Испанию. На протяжении жизни одного поколения это заставило многих колонистов независимо от того, имели они encomiendas или нет, искать другие способы заработать себе на жизнь, забыв о предрассудках в отношении работы, подходящей для людей благородного происхождения. Наибольший интерес вызывали такие занятия, как ведение сельского хозяйства в поместье, разведение скота и добыча руд металлов.
Испанские города настойчиво требовали пшеничной муки, вина и растительного масла. Все это могло быть ввезено, но за очень высокую плату. Виноградники и оливковые рощи в Индиях оказалось трудно создавать – виноградные лозы и оливковые деревья от природы не сразу дают урожай; единственными местами, где производили вино и оливки в большом количестве в XVI веке, были орошаемые долины прибрежных территорий Перу. Первый значительный урожай винограда был собран в Перу в 1551 году. Оливковые рощи появились не раньше 1560-х годов, и в течение многих лет оливки собирали целыми и так и продавали. Производство оливкового масла в коммерческом масштабе началось в самом конце века. В 1602 году севильские грузоотправители добились закона, запрещающего дальнейшее расширение площадей виноградников и оливковых рощ – признак растущего значения производства этих продуктов. С другой стороны, пшеницу и раньше выращивали в благодатных регионах Индий, особенно в долине Пуэбла к юго-востоку от города Мехико, где испанцы приобрели большие площади пахотной земли путем покупки (или захвата) ее у индейских общин в 1540-х годах, применяли на ней труд индейцев и нашли готовый рынок и в самой Мексике, и в Веракрусе для снабжения продовольствием караванов судов. Позднее в этом же веке Антьокия в Новой Гранаде[51] – редкий пример испанской сельскохозяйственной колонии – оказывала аналогичную услугу Картахене и галеонам. В огромных владениях Кортеса в Оахаке – marquesado – большие пахотные площади тоже перешли под управление европейцев. Здесь главной культурой был сахарный тростник; его на кораблях отправляли не только в Испанию, но и вдоль тихоокеанского побережья в Перу. Самым ценным в этих теплых краях Южной Мексики – Оахаке и Миштеке – был сбор кошенили – маленьких кроваво-красных насекомых-кокцид, паразитирующих на мексиканском кактусе; и этот сбор становился все более и более организованным благодаря европейцам. В структуре экспорта Новой Испании в XVI веке кошениль, из которой получали красную краску кармин, занимала второе место после серебра, по ценности, правда, далеко отставая.
В безводной гористой местности Кастилии, из которой прибыли большинство конкистадоров, поискам пастбищ и выпасу полукочевых стад давно отдавалось предпочтение перед земледелием. Это предпочтение было продиктовано общественными, военными и экономическими соображениями. И в Новом Свете, как и в Старом, человек верхом на коне – владелец стад – был человеком, лучше всего приспособленным к пограничным условиям. Военное завоевание Индий во многом зависело от испанских лошадей; а экономическое завоевание даже еще больше зависело от смирного, но упрямого вьючного животного – мула. Мулы коренным образом изменили транспорт в Америках. Они стали необходимым связующим звеном между Веракрусом и Мехико в Мексике, между Номбре-де-Дьос и Панамой на Панамском перешейке, между Лимой и Куско в Перу. Мулы вместе с пшеницей и сахаром занимали видное место среди ценной продукции, выращенной на полях marquesado (владений маркиза) и экспортируемой в Перу. Подобно тому как мулы произвели революцию в транспортных средствах, так и крупный рогатый скот и овцы произвели революцию в использовании земли. Привезенные из Испании и с островов, они сильно размножились на земле, которая раньше никогда не использовалась под пастбища. Ко времени появления первого вице-короля Мендосы разведение крупного рогатого скота и овец стало во многих регионах Индий главным источником доходов богатых испанцев. Каждый летописец Новой Испании в XVI веке упоминал – обычно с удивлением и радостью – огромные количества голов скота, который она содержала. Сам Мендоса завез сюда овец мериносовой породы – основу шерстяной текстильной промышленности, которая заработала себе дурную репутацию из-за насилия и дурного обращения с индейцами-работниками в ее цехах. Красноречивым свидетельством распространения крупного рогатого скота в 1530-х годах является цена на говядину на рынках Мексики: в 1538 году – 17 мараведи за arrelde (около 9 фунтов), в 1540-м – 10 мараведи, в 1542-м – 4 мараведи. Цена на говядину устанавливалась муниципальным указом, и взыскивался штраф за ее продажу по более низкой цене, так как городские regidores почти все были владельцами ранчо. Так как говядина была столь дешева, ни одному испанцу не приходилось голодать или работать за жалованье, а богатые люди, владевшие фермами рогатого скота, всегда могли держать двери своих домов открытыми и кормить своих многочисленных слуг. Производство в таких условиях неизбежно велось в очень крупных масштабах. Площадь пастбищ определялась приблизительно, изначально ограничиваемая радиусом, проведенным из какой-то установленной точки, но соблюдать границы практически никто не пытался. Животные бегали свободно. Их сгоняли и забивали раз в год, и часто туши оставляли разлагаться там, где они лежали. За исключением городских окрестностей, производство говядины было сравнительно невыгодным. Главная ценность животных состояла в их шкурах и сале. После серебра, сахара и кошенили кожи и сало стали самыми ценными продуктами в Новой Испании в XVI веке.
Encomiendas, пахотные земли и скотоводческие ранчо между ними производили и аккумулировали капитал, который сделал возможным проведение крупномасштабных горных работ. Эксплуатация источников драгоценных металлов в большинстве районов Индий развивалась в три отчетливых этапа. Первый этап – просто сбор, приобретение путем грабежа или бартера золотых или серебряных предметов у местного населения во время завоевания. В некоторых местах, особенно в Кахамарке и Куско, количество полученного таким образом золота и серебра было очень большим, но через короткое время было собрано то, что накапливалось годами, и большая его часть переплавлена. Тогда конкистадоры стали сами искать золото на свой страх и риск, используя труд местных жителей для мытья золотого песка по руслам рек. Такая примитивная разработка недр практиковалась в большинстве регионов Индий и также принесла значительное количество золота, но этот процесс был медленным, с неопределенным результатом и чрезвычайно трудозатратным. К тому же серебро нельзя было получить таким способом. В 1530-х годах предприимчивые испанцы начали серьезно заниматься горными разработками, добычей руды, особенно серебросодержащей, из богатых жил под поверхностью земли. К 1540 году серебро, отправляемое из Индий в Испанию, уже составляло 85 % всех официальных грузов драгоценных металлов, если измерять по весу. И оно составляло все еще лишь 40 % от всех грузов, если измерять по ценности