итарный монарх огромной колониальной империи, владения которого были расположены на большом расстоянии друг от друга, подал опасный пример, оказав помощь подданным соседней империи в восстании против их короля.
Глава 16. Развитие и реорганизация
Падение Гаваны и бурная суетливая торговая ярмарка, которая проходила там большую часть года с участием купцов, которые входили в ее гавань вслед за английским флотом, уничтожили всякие остававшиеся иллюзии о монополии в Атлантике, регулируемой Испанией. То, что случилось в Гаване после ее захвата, было просто сконцентрированной и открыто признаваемой версией того, что в большей или меньшей степени происходило в большинстве гаваней в Индиях. Экономики регионов Испанской Америки, сильно изолированные друг от друга, были многими и разнообразными нитями связаны с экономиками различных стран Западной Европы. Какие бы препоны ни ставили испанские регламенты, процветание Индий все больше зависело от прямых или косвенных контактов с растущим промышленным и коммерческим благосостоянием Европы, особенно Англии. Поразительный рост производительности горнодобывающей промышленности, животноводства и сельскохозяйственных плантаций в некоторых регионах Испанской Америки во второй половине XVIII века, неуклонный рост экспортной торговли Индий отражали рост производительности промышленности Северной Европы, где пользовались спросом сырье, тропические культуры и продукция животноводства, и увеличение грузоподъемности европейских торговых кораблей. Отдельные испанцы и испанские фирмы, имевшие свой бизнес в Индиях, естественно, играли заметную роль в этих изменениях, но сама экономика Испании получала мало пользы – лишь в той степени, в какой Испания участвовала в общем ускорении экономической активности Европы.
Самым поразительным результатом развития торговли в Индиях во второй половине XVIII века была торговля кожами из региона Ла-Платы. Начинающаяся промышленная революция в Европе сильно повысила спрос на кожу не только для сапог, ботинок и шорных изделий, но и для движущихся частей механизмов, кузнечных мехов, рессор и кузовных изделий, а также для многих других целей. Огромные стада одичавшего скота паслись в пампасах на территории современной Аргентины до самого подножия Анд – явно неистощимые запасы. Разрешение, данное в 1735 году испанским «реестровым кораблям», использовать порт Буэнос-Айреса, который до того момента был официально закрыт для большинства кораблей, предоставило полезную возможность торговле, которая, вероятно, развилась бы незаконно в любом случае и без этого. Буэнос-Айрес стал одним из главных источников кож в мире. Приблизительно до 1770 года эксплуатация стад представляла собой в основном нерегулируемую охоту на диких животных. В это же время случались и нехватки из-за беспорядочного забоя коров; характер этого бизнеса изменился со свободной охоты для всех на тщательную защиту, выпас и разведение скота в организованных estancias (хозяйствах, фермах). Аналогичное развитие произошло и в более старых регионах скотоводства на севере Новой Испании; хотя ввиду того, что в этих регионах не было гавани, сравнимой по удобству с Буэнос-Айресом, их экспортная торговля была гораздо меньше по объему. В среднем ежегодный экспорт из Буэнос-Айреса в 1770-х годах составлял приблизительно 150 тысяч кож. К 1790 года он вырос до почти полутора миллионов кож. В то же время было найдено решение проблемы, которая мучила скотоводов в Америке еще с XVI века: что делать с мясом? Изначально, за исключением сала, которое всегда было ценным продуктом для торговли, и относительно небольшого количества говядины, которое могло быть немедленно потреблено в близлежащих городах, туши оставляли гнить. Однако в XVIII веке постоянный рост объема перевозок, и особенно огромный рост постоянно действующих флотов, создал высокий спрос на солонину. Первые крупные saladeros – предприятия по засолке говядины на экспорт – возникли в Буэнос-Айресе в 1776 году. Ими управляли главным образом иммигранты из Испании, которые вкладывали и капитал, и свои умения. Работу этих предприятий облегчило открытие неподалеку от Буэнос-Айреса обширных соляных шахт Salinas Grandes – жизненно важного источника соли, так как традиционный метод получения соли путем выпаривания морской воды был бы невозможен в илистом устье реки, а перевозка морем на большие расстояния – запредельно дорогостоящей. Мясозасолочный бизнес получил официальную поддержку: продукция не облагалась экспортным налогом. Значительные количества сушеной соленой говядины отправлялись в Карибский бассейн, особенно на Кубу, для снабжения продовольствием гарнизона Гаваны и рабов. В Европе пользовалась спросом в основном маринованная говядина в рассоле в бочонках. Большая ее часть шла в Испанию, но немалое количество продавалось английским и другим иностранным торговцам, доступу которых ко многим частным пристаням, принадлежавшим собственникам saladeros, было трудно помешать особенно потому, что saladeros зависели от импорта бочковых клепок, которые в немалых количествах поступали из Северной Америки.
Развитие рыбных промыслов Южной Америки во второй половине XVIII века шло приблизительно по такому же сценарию. Холодные воды у чилийских берегов давали поразительное изобилие рыбы, и рыбная ловля на небольших судах для местных нужд велась здесь с XVI века. В 1770-х годах предприимчивые каталонцы создали постоянные рыболовецкие базы на острове Чилоэ, с которых они отправляли в море крупные рыболовецкие флотилии. Улов – морской лещ и морской угорь были излюбленными видами рыб – сушили и солили и отправляли на побережье для продажи в горняцких городах Верхнего Перу. Приблизительно в это же время был создан другой каталонский концерн – Real Compaňía Marítima de Pesca de Barcelona, чтобы организовать охоту на китов у берегов Патагонии. Китов притаскивали в тот или иной открытый маленький порт – Сан-Хосе, Рио-Негро, Пуэрто-Десеадо на побережье Патагонии; ворвань (китовый жир) оставляли на берегу, а спермацет (добываемый из кашалотов) отправляли в Барселону. Однако больше, чем другие монополии, монополию на открытое море было трудно защищать. На побережье Патагонии много маленьких бухточек, так что французские и английские браконьеры имели свою долю в этой ценной торговле.
Подобно скотоводству, сельское хозяйство в большинстве регионов Индий было неэффективным, небрежным и расточительным. В районах, где были сконцентрированы поселения индейских крестьян, много земель было оставлено без обработки в страшные годы высокой смертности в конце XVI – начале XVII века; индейское сельское хозяйство переживало спад и по качеству, и по объему продукции из-за отсутствия руководства, уничтожения посевов домашними животными, нехватки рабочих рук и многих других причин. Когда в XVIII веке численность населения снова начала быстро расти, многие индейцы все еще пользовались своими традиционными методами мотыжной обработки земли, но менее эффективно, чем это делали их предки. Сложные оросительные системы, тщательная организация общинного труда, баланс традиционных культур – все это во многом исчезло. Индейцы утратили многие умения своих предков; обретение ими европейских орудий труда и технологий хоть и ускорилось в XVIII веке, по-прежнему было частичным и медленным. Крестьянское сельское хозяйство в целом велось на худших землях и само по себе было непродуктивным и бедным. Многие индейцы – в основном в Новой Испании – жили не как свободные крестьяне, а как батраки в больших поместьях. Большинство этих латифундий тоже были неэффективными, но по другим причинам. Пассивное сопротивление индейцев-батраков дисциплине труда, связанного с повременной оплатой, было одной такой причиной; другой было расточительное использование земель. На континенте с обширными просторами и слабыми коммуникациями, где чрезмерное стравливание пастбищ и эрозия почв уже уничтожили много хороших земель, каждое поместье стремилось быть как можно более независимым. Этот процесс, который продолжался, несмотря на юридические препятствия, с XVI века, сильно ускорился в XVIII веке. Собственники забирали большие площади, которые они не могли полностью обработать, отчасти чтобы подчеркнуть свой собственный общественный статус, а отчасти чтобы сохранить на будущее подножный корм (выпасы), воду, древесину и дичь. Как следствие, много земель не использовалось; а та часть, которая использовалась, небрежно возделывалась не желавшими работать индейцами, над которыми не было достаточного контроля. Система hacienda не обязательно была тиранической. Ее беззаботная неэффективность помогала ее легко переносить, и в благоприятных обстоятельствах между hacendado и peones могла возникнуть взаимная симпатия и лояльность, особенно если владелец hacienda был хорошим наездником. Как правило, hacendados не жили постоянно в своих поместьях, а их приезд туда обычно был поводом для праздника.
Эти обобщения относятся главным образом к высокогорным районам с умеренным климатом в Новой Испании и провинциях Анд. В жарких низменностях, долинах и на прибрежных равнинах все было несколько иначе. Там при активном управлении, соответствующем количестве рабочих рук и – где необходимо – орошении большие автономные поместья хотя и не были никогда особенно эффективными в плане количества урожая с единицы площади, могли производить очень большие количества продукции в целом, и во второй половине XVIII века некоторые из них это делали. Настойчивый повышающийся спрос в Европе на тропические продукты, растущий интерес к более совершенным сельскохозяйственным методам, распространению которых благоприятствовали местные экономические общества, возросшие возможности покупки привезенных рабов – все эти факторы способствовали поразительному росту производства товарных культур на экспорт. Успехи Каракасской компании в развитии экспортной торговли какао из Венесуэлы уже упоминались. Приблизительно с 1770-х годов кофе в Венесуэле и на Кубе присоединился к какао как ценная и расширяющая экспорт культура, выращивание которой быстро распространилось в высокогорных районах испанской части Карибского бассейна. Табак пользовался меньшим успехом; несмотря на заслуженно высокую репутацию кубинского табака, его продаже с 1764 года мешала особенно жесткая и обременительная государственная монополия (которая, между прочим, оставила наследие в виде одного из самых известных зданий XVIII века в Севилье). Для иностранных торговцев попытки обойти эту монополию едва ли стоили усилий, так как у них был доступ к богатым запасам более дешевого табака с североамериканского континента. С другой стороны, неимоверно выросли производство и экспорт сахара. Сахарный тростник выращивали на всех крупных Антильских островах и во многих регионах на побережье Мексиканского залива; но во второй половине XVIII века Куба безоговорочно стала его самым крупным производителем в Испанских Индиях. Между началом Семилетней войны и концом века производство там выросло более чем в десять раз. Кубинский сахар к началу 1790-х годов наводнил средиземноморский рынок и стал источником многих огромных состояний в Барселоне.