Запоздалое и скачкообразное развитие сельского хозяйства во второй половине XVIII века не ограничивалось только товарными культурами на экспорт. Многие из широко распространенных пищевых культур, будь они местного происхождения, такие как кукуруза и маниок, или завезенными сюда, вроде риса и бананов, расширили ареалы своего распространения в результате расширения связей между провинциями Индий. Картофель, например, один из основных важнейших продуктов в Андах, в это время появился в Мексике, в то время как кукуруза распространилась на юг до Ла-Платы. Еще более важным было распространение пшеницы – любимой зерновой культуры креолов. Предпочтение пшеницы кукурузе не было связано с ее пищевой ценностью и мало связано со вкусом; дело было в социальном статусе. Пшеницу выращивали в основном фермеры-креолы на полях, часто орошаемых, ферм средних размеров. Долина Пуэбла в Новой Испании была как раз таким регионом, Антьокия – еще одним. Выращивание пшеницы распространилось в обоих этих регионах в XVIII веке и в Антьокии стало основой нового поселенческого движения. Пшеницу также выращивали наряду с кукурузой в регионе Ла-Платы, а приблизительно с 1780 году ее начали транспортировать вверх по реке, хотя никто из приезжавших в те времена в Буэнос-Айрес не мог предвидеть, что город превратится в один из основных экспортеров зерновых культур в мире. В XVIII веке немногие европейские страны регулярно импортировали пшеницу. Только расчетливые североамериканцы – да и они только ближе к концу века – придумали перевозить такой занимающий много места товар через Атлантический океан, чтобы продавать его в средиземноморских портах Испании.
А вот что все хотели возить через Атлантику, это, как всегда, было серебро. Спад производства серебра в Индиях в средних десятилетиях XVII века был главным фактором дезорганизации испанской экономики и реально замедлил экономическую деятельность всей Европы. На протяжении более чем полувека здесь мало что менялось. Бразильское золото в большей степени, чем мексиканское или перуанское серебро, было главным стимулирующим фактором роста европейской экономической активности в конце XVII века. Однако к 1700 году стали очевидны признаки возрождения добычи серебра, и приблизительно к 1740 году Испанская Америка снова, как и в XVI веке, стала превращаться в источник, как казалось, неистощимого потока серебра. В этом втором и более продуктивном «серебряном» веке его основным производителем была Новая Испания. В середине века более половины, а в его конце – почти две трети общего объема произведенного серебра в Испанской империи поступало из северного вице-королевства. Этому неуклонному росту способствовал ряд факторов: рост численности населения, из которого можно было набирать работников на рудники; открытие и эксплуатация новых серебряных жил, которые, в свою очередь, стали результатом улучшения обстановки в приграничных регионах; совершенствование технологий и более эффективная организация горнодобывающей промышленности. Улучшения в технической и административной сферах, равно как и в сфере общественного порядка, были в значительной мере результатами правительственной инициативы. Хосе де Гальвес, отчитываясь в 1771 году о своем посещении Новой Испании, рекомендовал создать гильдию горняков. В 1777 году была зарегистрирована Real Cuerpo de Minería. Ее деятельность включала апелляционную юрисдикцию при решении споров, связанных с горной добычей, и осуществление финансовых операций через горняцкий банк для финансирования исследований и развития. Все ведение дел в этой отрасли подчинялось известному всеобъемлющему кодексу Ordenanzas de Minería, который был опубликован Карлом III в 1783 году и служил основой горнозаводческого законодательства большинства латиноамериканских стран до второй половины XIX века. Корона прилагала максимум усилий к тому, чтобы новейшие умения и знания были доступны горнякам в колониях. В годы правления Карла III (р. 1716, правил 1759–1788) в Индии были отправлены ряд немецких специалистов и испанцев, получивших подготовку в Германии. Фаусто де’Эльуяр, назначенный Гальвесом в 1786 году генеральным директором в Новой Испании, и Тадеуш фон Норденфлихт в Перу – каждый с командой технического персонала – достигли немалых успехов, убеждая владельцев рудников совершенствовать методы их эксплуатации. Школа горного дела, которую в 1792 году де’Эльуяр основал в Новой Испании, была первым центром инженерного образования в Америках. Она была хорошо укомплектована преподавателями и оснащена оборудованием, а обучение в ней сочетало теоретическую подготовку, практический опыт и исследовательскую деятельность.
Эффективность всех этих реформ была ограничена общим техническим консерватизмом, финансовыми просчетами и неисправимой привычкой короля требовать займы в моменты финансового кризиса. Другое серьезное препятствие для эффективной организации крылось в действии закона о наследовании недвижимого имущества. В отсутствие mayorazgo, или майоратного наследования, – сложного и дорогостоящего средства, редко применяемого к рудникам, – имущество должно было быть разделено между наследниками его умершего собственника. Таким образом, доли в серебряных рудниках дробились все больше и больше, а осуществлять единое управление становилось все труднее. Большинство крупных рудников даже в процветающей Новой Испании во второй половине XVIII века прошли через долгий период финансовых кризисов и по этой причине оставались полузатопленными и заброшенными. Основным исключением был знаменитый рудник Валенсьяна в Гуанахуато, затопленный в 1769 году. Валенсьяна был исключительно продуктивным; ему повезло с преемственностью руководства, и он был известен безжалостной эксплуатацией рабочих. Он демонстрировал постоянные прибыли и на протяжении нескольких десятилетий обеспечивал большую часть заемного капитала, необходимого для управления другими рудниками в Гуанахуато. Главным образом благодаря производству нескольких таких исключительных шахт неэффективность отрасли в целом была почти не заметна. Приток серебра неуклонно увеличивался и орошал экономическую почву Старой и Новой Испании, а также обогащал Кадис и Барселону. Вместе с бразильским золотом он финансировал начавшуюся промышленную революцию в Северной Европе, а так как ощущался высочайший спрос на серебро, за которое платили самую высокую цену, на Дальнем Востоке оно обеспечило финансирование торговых и военных операций ост-индских компаний и ускорило европейскую морскую торговлю по всему миру.
При всех этих изменениях вице-королевства Испанской империи оставались, как и всегда, производителями главным образом сырья, будь они продуктами растениеводства, скотоводства или горной добычи. Не было общего развития обрабатывающей промышленности. В Испании экономисты-теоретики прекрасно знали о важности промышленности как факторе, необходимом для сплочения империи, и во второй половине XVIII века правительство в еще большей степени, чем когда-либо раньше, было готово уделить внимание экономической теории. Пример начавшейся промышленной революции в Северной Европе стимулировал разработку многих планов, которые зачастую спонсировались правительством, импорта иностранных машин и оборудования, а также иностранных специалистов. Самое успешное машинное перевооружение произошло в хлопковой промышленности Каталонии, которая развилась в начале XVIII века отчасти в результате запрета Филиппа V на ввоз восточных шелков. Взамен этих шелков несколько небольших компаний Каталонии начали производить хлопковые ткани с яркими узорами, известными как indianas (индейские). Хлопок-сырец ввозили из Индий, равно как и многие необходимые красители, и большая часть готовых тканей реэкспортировалась туда же. В 1771 году правительство поддалось на уговоры полностью запретить ввоз в Испанию готовых хлопчатобумажных тканей и принимать хлопок-сырец беспошлинно. Эта отрасль под такой протекцией процветала, и в 1780-х годах прядильный и ткацкий процессы были уже механизированы с помощью импортных английских машин. В конце XVIII века в Каталонии было более трех тысяч текстильных фабрик, на которых работали около ста тысяч человек, в основном женщин. Однако эта отрасль была исключением. В большинстве областей импорт иностранных машин и наём на работу иностранных специалистов вызывали ревность и враждебное отношение среди испанских ремесленников; и ни у правительства, ни у частных капиталистов не было ни ресурсов, ни опыта правильной эксплуатации механизмов. Таким образом, поначалу промышленная революция в Испании шла неуверенными шагами и имела очень ограниченные результаты.
В Индиях не было вообще никакой промышленной революции. Разумеется, речь не о том, что там не было промышленности. XVIII век был периодом большого процветания квалифицированных независимых ремесленников в Индиях, особенно ювелиров, работавших с серебром, и шорников в Мексике, ткачей прекрасных сложных хлопковых тканей в Перу. Также преуспевали определенные отрасли промышленности, которые были тесно связаны с сельским хозяйством: производство сахара, дистилляция и – пока его не замедлила estanco de tabacos (табачная монополия) – производство нюхательного табака и сигар. Эти сельскохозяйственные отрасли производили в достаточно большом количестве и экспортировали большую часть своей продукции. Ремесленное производство, с другой стороны, было небольшим по масштабу, и большая часть его продукции предназначалась для ограниченного потребления для относительно богатых людей. Гумбольдт в самом конце XVIII века оценил стоимость ежегодного объема сельскохозяйственной продукции в Новой Испании как 30 миллионов песо, минерального сырья – 25 миллионов песо, промышленных изделий – от 7 до 8 миллионов песо. Многие факторы соединились, чтобы помешать широкому распространению механизированных технологий производства: меркантилистское законодательство было предназначено для того, чтобы защищать интересы испанских производителей, особенно в текстильной промышленности; официальный акцент больше на добычу, нежели на производство; сдерживающее влияние ремесленных гильдий; неразвитость транспорта; наверное, самое главное – нехватка капиталовложений. В Индиях было много богатых людей, но традиции креольского общества не только приветствовали щедрое и показное расточительство, но и ставили узкие рамки для инвестиций. Земля была первым пунктом выбора, самым надежным и самым желательным с общественной точки зрения; после земли шла торговля. В таком обществе промышленность не могла привлечь какое-то значительное количество капитала, даже если бы имелись в наличии организация, оснащение и умелые специалисты. По мере того как Индии богатели, а их население росло, появлялись и новые потребности – потребности в промышленных товарах в количествах и по ценам, которые ни Испания, ни сами Индии не могли обеспечить.