Часть пятая. Распад Империи
Глава 17. Испанцы и американцы
Испанские Индии в конце XVIII века – если верить такому проницательному и скрупулезному исследователю, как Гумбольдт, – представляли собой впечатляющую картину процветания, стабильности и порядка. Можно предположить, что колониальное общество – по крайней мере, европейские и европеизированные группы населения, которые формировали самую влиятельную и ясно выражающую свои мысли его часть, имели веские причины для лояльности и удовлетворенности. Население, производительность и торговля – все росло, и если большая часть торговли велась прямо или косвенно с другими странами, то это не волновало колонистов; у них были вполне приемлемые по качеству европейские товары и хорошие рынки для своей собственной продукции. Администрация была достаточно эффективной по меркам того времени и не чрезмерно деспотичной, нерасторопной и крючкотворной, без сомнения, она всегда была такой, но, вероятно, не менее эффективной и не более деспотичной, чем в Испании; и налоги были ниже. Регулярная армия казалась достаточной по величине, но не чрезмерной, и провинции, по-видимому, были в безопасности от внутренних волнений или внешних нападений.
Богатство, уверенность в себе и гордость Индий отражало великолепие главных городов. Испанское общество в Америке, как и в Испании, было городским по собственному выбору с самого начала завоевания. Прелаты и высокопоставленные чиновники время от времени объезжали свои епархии или провинции, как от них того требовали их обязанности, но обязательно имели штаб-квартиру в столичных городах. Владельцы рудников, плантаций и ранчо жили в городах большую часть года и посещали свои владения лишь время от времени, чтобы развлечься в сельской местности или провести необходимую инспекцию. Предпочтение городской жизни усилилось в XVIII веке и было отчетливо отражено в архитектуре того времени. Усадебные дома XVIII века были большими и часто очень прочными, чтобы дать отпор в случае необходимости местным бунтовщикам или участникам беспорядков, но существовала тенденция меблировать их скудно, без комфорта и оставлять в них больше места для хранения, нежели для проживания. У них не было архитектурного изящества загородных домов Виргинии, Каролины или Британской Вест-Индии. Строительство церквей в сельской местности аналогичным образом в большинстве регионов Индий того времени велось с очень скромным размахом. С другой стороны, города были великолепны. Кульминацией позднего барокко во всей Испанской Америке и особенно в Новой Испании между 1700 и 1780 годами было огромное количество зданий, в которых великолепие конструкции соответствовало роскоши декора. Эти здания оказали влияние на архитектурные формы в Испании, особенно заметное в Андалусии. Говорили, что из 8 шедевров барокко в мире 4 находятся в Мексике: Саграрио рядом с центральным собором, иезуитская семинария в Тепосотлане, женский монастырь Санта-Роса в Керетаро и устремленная в небо церковь Санта-Приска (Святой Присциллы) в «серебряном» городе Таско-де-Аларкон. Приблизительно после 1780 года стиль барокко в Новом Свете уступил более строгому, более академичному классицизму. Самой лучшей иллюстрацией этих перемен является работа архитектора Франсиско Тресгерраса, который родился и всю свою жизнь трудился в Мексике. Из двух самых известных построек Тресгерраса одна представляет собой типично мексиканское барокко – это собор Санта-Роса в Керетаро. Другая постройка, церковь Богоматери Кармен в городе Селая, построена в стиле классицизма и великолепна по-своему.
Амбициозные размеры и изысканный дизайн были характерны не только для церквей. Многие прекрасные светские здания тоже были построены в это время, особенно в Мехико: монетный двор, здание таможни, табачная фабрика, шахтерская школа, Академия Сан-Карлоса – все это известные примеры. Во второй половине XVIII века было потрачено огромное количество общественных денег – в основном по инициативе вице-королей – на улучшение планировки городов. В Мехико произошли огромные изменения в области мощения улиц и уличного освещения, охраны общественного порядка и водоснабжения; quemadero инквизиции (средневековое религиозное сооружение для сожжения еретиков) было снесено, парк Alameda – расширен, были проложены новые улицы, а вдоль paseos (бульвары, аллеи) посажены деревья. Гумбольдт является восторженным свидетелем этих нововведений в светской жизни города. Что касается Лимы, то город был почти полностью уничтожен во время страшного землетрясения 1746 года и был отстроен заново в том же изящном, хотя в целом и менее монументальном стиле. Среди самых характерных черт Лимы XVIII века были огромные городские дома – скорее дворцы, – построенные для частных лиц. Некоторые из них – дворец Торре-Тагле и дом Перричоле, например, все еще стоят, изящные, с закрытыми ставнями, массивные и очаровательные. Архитектурному великолепию столиц вице-королей подражали – иногда всего лишь чуть в меньшей степени – главные города провинций. Гвадалахара, Пуэбла, Кито, Арекипа и многие другие города полны величественных зданий XVIII века.
В просторных и очаровательных городах Америки обитало жестко стратифицированное городское общество. В некоторых городах, которые выросли сравнительно недавно, таких как Буэнос-Айрес, было расово однородное население (за исключением рабов), которое было ориентировано на торговлю; здесь общественные взаимоотношения могли быть по испанским меркам относительно свободными и простыми. Такие города были в основном небольшими и нетипичными. В городах более старых вице-королевств проживало большое небелое население – индейцы, негры или люди смешанных рас; эти люди проживали компактно, никак не выражая свои настроения, за исключением иногда случавшихся вспышек массовых беспорядков. Жестко классифицированные в зависимости от принадлежности к расе или смешанной расе люди делились на «касты», каждая из которых получала точное, зачастую презрительное обобщающее название. Gente distinguida – люди, четко выражающие свои мысли, состоятельные, узнаваемые по отдельности, были сравнительно малочисленны, и почти все они были белыми или почти белыми. Несколько древних и выдающихся семей метисов сохранили свои богатства и высокое социальное положение и в Новой Испании, и в Перу. Их мужчины носили штаны до колен и напудренные парики, были приняты в свете, как и их предки, но в целом расовое смешение, как в старые добрые времена – в период сразу после завоевания, уже перестало быть приемлемым для правящего класса. Gente distinguida как общественный слой включал высокопоставленных чиновников, церковнослужителей, немногих профессионалов – адвокатов и врачей, некоторых ученых, особенно в городах, где были университеты, крупных землевладельцев и владельцев шахт, имевших городские дома, купцов, в некоторых городах и с определенными целями – немногочисленных процветающих мастеров-ремесленников. В таком городке, как, например, Таско-де-Аларкон, успешно ведущий дела серебряных дел мастер мог быть внушительной местной фигурой. Существовал, разумеется, средний класс владельцев магазинов и кустарей в основном смешанных кровей, явно отличавшийся от тех, кто стоял выше по общественной лестнице. В таком обществе неизбежно было много «бедных белых», носивших такое характерное определение, утверждавшее их «белизну» и общественное положение и стремление избежать ручного труда. Это ярко выраженное утверждение стало возможно отчасти из-за дешевизны труда индейцев, а отчасти из-за наличия при бюрократической системе управления огромного количества и разнообразия мелких должностей. Empleomanía – упорная и зачастую вызывавшая презрение борьба за должности, характерная для испанской жизни в колониях, – хотя она, конечно, и не была ограничена «бедными белыми» – среди них велась особенно ожесточенно и упорно; она отражала затруднительное положение людей, цеплявшихся за край аристократического общества.
Самодовольная аристократия – общество белых в Индиях – была чрезвычайно консервативной, со строгими манерами, в целом с узкими интересами и мировоззрением и ограниченными формами социальных контактов. Общественные центры официальной жизни – дворец вице-короля или губернатора, audiencia для судебного братства, муниципальный cabildo, здание consulado (там, где оно было) для торгового сообщества, собор или приходская церковь почти для всех тоже были естественными центрами общественной жизни. Люди встречались и сплетничали в церкви или около церкви, а также на церемониях, шествиях, боях быков и тому подобных мероприятиях, организованных в связи с церковными или светскими праздниками. В таких случаях было много разговоров, а иногда и серьезных ссор по поводу того, чье положение выше – это была озабоченность, давно характерная для Индий, да и для Испании. Другим важным средоточием общественной жизни был театр. В Мехико и Лиме было по два постоянных театра: Coliseo в Лиме был превосходно отстроен после землетрясения. Университеты и женские монастыри часто ставили театральные спектакли; вице-короли и даже архиепископы разрешали играть пьесы для избранных зрителей в своих patios, или в парадных залах, своих дворцов. Помимо театра, искусства вообще не предоставляли больших возможностей для собраний людей. Музыку не очень любили, за исключением легкого аккомпанемента в монастырских школах, и в колониях не было крупных композиторов. Что касается живописи, то она демонстрировала, хоть и с гораздо меньшими отличительными особенностями, некоторые характерные черты колониальной архитектуры. Живопись была представлена главным образом официально заказанными портретами, выделявшимися больше своей пышностью и размерами, чем какой-то утонченностью в изображении характера.
Между поверхностным и официальным общением на публичных сборищах и охраняемой частной жизнью людей из высшего света было немного гостевых домов и, следовательно, немного возможностей для серьезного неформального разговора о вещах, которые волновали всех. Доброжелательное общество клуба и кофейни, которое в Европе во многом способствовало оформлению общественного мнения, в городах Индий едва ли существовало. Научные академии и любительские общества того рода, которые в Европе стимулировали интерес высшего общества к точным и гуманитарным наукам и искусствам, в Индиях были малочисленными и недолговечными. Недоверие официальных лиц к встречам за закрытыми дверями, возможно, в какой-то степени препятствовало им, но главной проблемой было маленькое число их приверженцев. Мужчины-креолы проявляли больше интереса к лошадям, нежели к идеям. В основном темы, представлявшие интерес для всех, серьезно обсуждались только на собраниях для общения в частных домах; но было трудно развиться какому-нибудь подобию салонного общества, когда большинство женщин из высшего общества были малообразованными и вели сравнительно уединенную жизнь.