В XVIII веке эти напряженные отношения стали все больше обостряться. Многие наблюдатели комментировали эту нарастающую неприязнь. Ульоа и Хуан в середине этого века, Гумбольдт в его конце отмечали, что испанцы-американцы лучше относятся к иностранцам, чем к испанцам из метрополии. Произошли значительные изменения в групповых названиях. В XVI и XVII веках рожденные в Америке испанцы обычно называли себя испанцами, связывая себя с испанцами из Испании, гордясь своей расой и культурой и проводя различие между собой и индейцами; метисы из богатых семей часто делали то же самое. Во второй половине XVIII века американские испанцы стали больше осознавать себя как класс, проводя различие между собой и метисами, а также испанцами из метрополии. Начиная приблизительно со времени Семилетней войны – если верить Гумбольдту – они начали называть себя Americanos (американцами). Название «испанец» они оставили для испанцев из метрополии, которым они также дали обидные прозвища – негодующее gachupín (испанишка) или презрительное chapetón (неловкий, неумелый, хвастун). Приблизительно в это же время испанцы из метрополии начали широко использовать слово criollo – креол в отношении американских испанцев, которых они тем самым связывали с индейцами, метисами, неграми, мулатами и так далее в сложной иерархии «каст».
Раскол в белом обществе в Индиях был больше чем просто предубеждение или обзывание прозвищами. Он ширился благодаря политическому, экономическому и общественному недовольству. В основе этих обид и недовольства лежало возмущение дискриминацией одних перед другими. Например, в политической области существовала дискриминация при назначении на должности. Это была давняя обида особенно потому, что такая дискриминация противоречила первым принятым законам, которые покровительствовали сыновьям испанцев, рожденным в Индиях. Как правило, назначения, о которых идет речь, были не на самые высокие должности; креольское общество предполагало, а затем согласилось с тем, что вице-короли как представители лично короля будут аристократами из Испании; отдельные вице-короли могли быть крайне непопулярными, но в целом креолы благородного происхождения пресмыкались во дворцах вице-королей, как и следовало ожидать, со всем снобистским соперничеством, характерным для «правительственных резиденций» повсюду в мире. В какой-то степени то же самое было справедливо и для высокопоставленных судей, хотя значительное число креолов стали oidores или fiscales; один-два из них действительно стали вице-королями. Реальная проблема – empleomanía имела место на более низких уровнях чиновничьей иерархии при соперничестве за должности, которые в XVIII веке среди испанцев (а также французов и англичан) по-прежнему считались местами, откуда можно извлечь доход, нежели постами, работа на которых означала доверие к чиновнику. При Габсбургах ответ на empleomanía креолов был простым и негероическим. Доходные должности, например бесчисленные должности секретарей, обычно продавались либо короной, либо по частному договору, и у креолов был такой же шанс побороться за них, как и у Peninsulares (испанцев с полуострова), и даже больший. Даже тогда, когда доходные должности продавали или дарили в благодарность людям, приехавшим из Испании, получатели обычно сдавали их в аренду креолам. Губернаторы провинций и чиновники казначейства, которые получали жалованье, тоже зачастую – хотя и незаконно – покупали свои должности. Местные судебные должности, alcaldes mayores и corregimientos, и большинство муниципальных должностей обычно отдавались местным жителям; бедные креолы благородного происхождения обычно делали себе состояния, работая на таких должностях, и всегда были длинные списки ожидающих и надеющихся претендентов. В XVIII веке эта удобная небрежная система смены чиновников попала под удар. Одно за другим правительства Бурбонов пытались ограничить практику продажи должностей с некоторым успехом. На практике часто трудно провести различие между законной выплатой короне назначенной цены при покупке должности и нелегальной выплатой взятки чиновнику за его помощь в получении назначения. Последний вид сделок не исчез и в наши дни; но документы указывают на то, что признанные и законные продажи должностей короной были ограничены ко времени правления Карла III (1759–1788) доходными должностями и почетными должностями – главным образом escribanías и местами в городских советах. Продажи такого рода существовали до начала XIX века. В 1812 году «либеральному» правительству была оставлена возможность сделать продажу всех должностей незаконной и навлечь на себя бурю негодования креолов. Более серьезным препятствием перед empleomanía стали введение интендантств и отмена corregimientos и alcaldías mayores при Карле III. Многие держатели этих старых должностей действительно стали subdelegados при новой системе; но subdelegados в течение какого-то времени, по крайней мере, были лишены самых доходных привилегий, которыми пользовались их предшественники: repartimiento de comercio, и они были подотчетны черствым вышестоящим начальникам с полуострова – интендантам. Правительство империи, естественно, относилось к чиновникам-креолам с подозрением. Живя в тесно переплетенных изолированных сообществах, они не могли не оказаться под давлением местных проблем и обязательств; как только они получали ответственную должность, то были склонны оказывать протекцию и продвигать по карьерной лестнице своих родственников и друзей; а их отношение к индейцам было печально известно своей суровостью (по европейским меркам). Естественно, что они реагировали на подозрительность правительства оскорбленным негодованием. То, что испанским министрам, стремившимся к усовершенствованию, казалось уже запоздавшей реформой, являлось в глазах жаждущих должностей креолов лишением их из мести законной благоприятной возможности.
Аналогичные соперничества и обиды возникали и из-за выгодных должностей в церкви. XVIII век не был заметно духовным веком где-либо в Европе, и церкви в Индиях, в отличие от гражданской администрации, доставляло мало хлопот реформаторское рвение. Однако духовенство в Индиях всегда было склонно к ссорам. В XVIII веке большая часть их ссор происходила из-за церковных владений и доходов. Patronato никогда открыто не доходило до продажи бенефиций, как и до открытой дискриминации креолов. Обычно оно сводилось к представлению испанцев, прибывших с полуострова, епископам. Эта тенденция не вызывала большого возмущения, да она и не была чем-то исключительным; некоторые креолы становились епископами. Креолы часто становились канониками, инквизиторами, ректорами университетов; один или два креола даже стали архиепископами. Самые ожесточенные ссоры возникали не из-за этих высоких должностей и не из-за обычных приходских должностей, которые к этому времени обычно занимали креолы, метисы или даже, редко, индейцы. Они возникали из-за должностей архиепископов или глав районов в некоторых религиозных орденах. «Сдача в аренду этих должностей настолько важна, что они более желанны в тех краях и с большей вероятностью приведут к раздорам». Более того, эти должности были выборными, так что монахи в каждой провинции поневоле образовывали две партии – партию европейцев и партию креолов. Партия креолов была обычно более многочисленной, но европейцы обычно получали поддержку от своего начальства в Испании. Обычное modus vivendi (здесь: временное соглашение) представляло собой договор, по которому провинцией управляли по очереди креол и европеец, каждый в течение трех лет. Во многих местах это приводило к периодически возобновляющимся конфликтам между «местными» и «пришлыми» и к энергичным усилиям со стороны «местных» помешать «пришлым» сменить их, так что напряженные отношения между испанцами и креолами сохранялись и передавались духовенству низшего ранга и обществу в целом.
Экономическое соперничество шло по несколько другому сценарию. В течение 150 лет, начиная с официальной организации Carrera в середине XVI века и до начала Войны за испанское наследство (1701–1714), небольшое число торговых домов с главными конторами в Севилье совместно владели законной и на протяжении многих лет довольно действенной монополией на основной объем торговли с Индиями. Укрепившиеся на своих позициях и уверенные в себе, они ограничивали объем своей торговли с Индиями таким объемом товаров, который, как им казалось, они могли продать без труда, и назначали высокие внеконкурентные цены. В Индиях существовали две соответствующие группы оптовых торговых домов: одна была сосредоточена в Мехико, а другая – в Лиме; каждая была объединена, как и севильские купцы, в consulado. Бо́льшая часть товаров, выгруженных в Веракрусе, продавалась купцам в Мехико; выгруженных в Портобело – купцам из Лимы. Мелкие купцы из провинциальных городов тоже совершали прямые покупки в порту. Но крупные фирмы в столицах всегда имели преимущество, потому что со своими большими финансовыми ресурсами они могли позволить себе не спешить, отложить покупку до того времени, когда флотам нужно будет возвращаться в Испанию, в надежде снизить цены. Европейские товары распределяли по вице-королевствам из столичных складов aviadores – купцы, которые зачастую были ростовщиками. Они руководили караванами мулов, покупали товары у оптовых торговцев в кредит и продавали их опять же в кредит работникам ранчо, шахтерам на границе серебродобывающих районов и владельцам магазинов в провинциальных городах. Оптовые торговцы крепко держали в своих руках внутреннюю торговлю в вице-королевствах, как когда-то Consulado – трансатлантическую торговлю. Жалобы потребителей на высокие цены и нерегулярные поставки были направлены как против колониальных оптовиков, так и испанских грузоотправителей в далекой Севилье. Главное и самое очевидное соперничество шло не просто между колонией и метрополией, а между могущественными группами посредников, группами креолов Мехико и Лимы и Севильской группой. Между ними постоянно происходили стычки не только из-за того, чтобы одним получить преимущество перед другими при заключении сделок, а чтобы добиться законодательной поддержки от короны. Испанская группа стремилась укрепить законную монополию Севильи, а колониальные группы пытались ее ослабить и сохранить свои собственные преимущества на местах.