мог перевезти его армию на север вдоль побережья Перу, и нашел организатора и гениального флотоводца в лице Кохрейна. Из всех британских наемников, которые предложили свои мечи испано-американским вождям, Кохрейн, наверное, интересен больше всего. Аристократ с радикальными взглядами, морской офицер, обойденный при продвижении по службе, шотландец, с которым, как он считал, поступили несправедливо английские адмиралы, – его чувства и настроения были очень похожи на чувства и настроения многих видных креолов. Наверное, в Южной Америке он чувствовал себя как дома. На самом деле он обладал слишком беспокойным духом, чтобы долгое время чувствовать себя как дома где бы то ни было. Он обнаружил, что сотрудничать с Сан-Мартином ненамного легче, чем с лордом Гамбьером, но он пригодился Сан-Мартину при нападении на Перу.
Пока Кохрейн и Сан-Мартин собирали свой импровизированный флот в Чили, а Боливар, измотанный армией Морильо, пытался построить республику Гран-Колумбия (Великая Колумбия) из осколков вице-королевства Новая Гранада, способность Испании организовать вторжение снова была парализована революцией, начавшейся в 1820 году. Сильная армия, собранная в Кадисе и предназначенная для отправки в Индии, быстро взбунтовалась. Без надежды на подкрепления и без уверенности в своем центральном правительстве роялисты были обречены. Морильо уехал в Испанию, а его преемник был не соперник Боливару. В 1820 году Сан-Мартин покинул Чили по морю, чтобы получить более богатый приз – Перу. Это старое (с 1544 г.) вице-королевство было теперь между молотом и наковальней: между Сан-Мартином, двигавшимся с побережья, и Боливаром, наступавшим через Колумбию и Кито. Вице-король Хоакин де ла Песуэла (1761–1830) в поисках более подходящего места для обороны отступил в горы. Песуэла приложил максимум усилий к тому, чтобы наладить в своем вице-королевстве оборону. У него было около 23 тысяч солдат, причем многие из них – необстрелянные новобранцы. Он жил в Перу много лет и хорошо знал, с какой злобой местное население относится к испанцам. Подобно проконсулам в рушащихся империях, он пошел на то, чтобы уговорить своих испанских служащих, особенно военных, быть повежливее со своими колониальными коллегами, что лишь заставило их заподозрить его в слабости при подавлении восстания, которое тем временем делало успехи. Большая часть Северного Перу во главе с маркизом Торре Талье – интендантом Трухильо, чиновником-креолом, пользовавшимся доверием, перешла на сторону Сан-Мартина вскоре после его появления там. Целый войсковой батальон, который считался верным вице-королю, тоже перешел на его сторону. В Лиме было много преданных людей или, по крайней мере, людей, которые не желали беспорядков, но ее было трудно оборонять, поэтому вице-король увел свои войска в Sierra после неудачной попытки провести с Сан-Мартином переговоры. Испанские офицеры Песуэлы заставили его подать в отставку и заменили его человеком из своих рядов – профессиональным военным, в котором они были больше уверены. Короне ничего не оставалось, кроме как утвердить этот военный переворот. Новый вице-король Хосе де ла Серна (1770–1832) стал последним вице-королем Перу. Он был талантливым и опытным полководцем, но обстоятельства его назначения были зловещим прецедентом как для Испании, так и Америки. Тем временем Сан-Мартину была предоставлена возможность занять город, провозгласить республику, а себя – «Защитником»; городское население, которое не особенно желало быть освобожденным, по крайней мере аргентинцем, приняло его с угрюмым недоверием.
Когда два лидера повстанцев, Боливар и Сан-Мартин, встретились лицом к лицу и разыграли, фигурально говоря, свою загадочную партию в покер в Гуаякиле, именно Сан-Мартин поверил блефу, поддался на уговоры и уехал в эмиграцию во Францию; и именно Боливар и его командиры стали «защищать» Перу и сражаться с армиями вице-короля и там, и в Боливии. Прошли три года яростного сопротивления и тяжелых боев, прежде чем Сукре одержал победу при Аякучо, а вице-король сдался; но решение вопроса хоть и затянулось, не вызывало сомнений. Только сильные подкрепления могли бы спасти вице-королевство Перу. Французы, которые в 1823 году вернули Фердинанду VII абсолютную власть, могли бы дать такие подкрепления – за деньги; но Великобритания, главенствовавшая на морях и ревностно относившаяся к возможным торговым конкурентам, так как ожидала большой прибыли от торговли с Южной Америкой, по-прежнему не потерпела бы там ничьего вмешательства, кроме Испании. А Испания, дезорганизованная, теперь уже не имела средств осуществить решительное вторжение.
Мексика добилась того же, что и Перу, но, что характерно, другим путем. После казни Морелоса в 1815 году возглавляемые им мятежники раскололись на несколько отрядов, которые продолжали существовать, сочетая революционный пыл с разбоями, и представляли собой настолько серьезную местную проблему, что потребовались регулярные вооруженные силы для их сдерживания. Их главным вожаком был Герреро, который позже стал президентом Мексики. Полководцем, руководившим операциями против Герреро, был выдающийся креол по фамилии Итурбиде, один из тех, кто отвернулся от Испании из-за экстремизма радикального правительства в 1820 году. Есть факты, свидетельствующие о том, что Итурбиде в течение какого-то времени строил планы политического переворота; как бы то ни было, в 1821 году он вместе со своими войсками перешел на сторону Герреро и достиг с ним договоренности на основе знаменитого «Плана Игуала». Этот оригинальный документ предлагал независимую конституционную монархию под властью принца из дома Бурбонов, сохранение католической веры и юридическое равенство всех граждан независимо от расы. Новый вице-король, назначенный радикальным правительством в Испании вместо Аподаки, был вынужден принять этот план, но испанское правительство расторгло это соглашение, и тогда Итурбиде провозгласил себя императором Мексики. Он недолго пробыл на этом посту; в 1823 году он был низложен, а в 1824-м – расстрелян; но независимость, которую он провозгласил, никто никогда серьезно не оспаривал.
Войны за независимость были первыми крупными войнами на суше, которые происходили в Индиях с середины XVI века. Это были гражданские войны со всеми присущими им сложностями и жестокостью и были очень схожи с теми кровопролитными войнами, которые последовали за завоеванием Перу. Армии были маленькими – даже крошечными – по отношению к обширным, пугающим просторам, на которых они действовали. У обеих противоборствующих сторон было некоторое количество дисциплинированных регулярных войск и убежденных добровольцев. Почти все сражавшиеся были американцами. Изначально Морильо привез свои регулярные войска из Испании, но его люди были перебиты, или умерли, или дезертировали, и их заменили местные новобранцы. Лишь несколько сотен полуостровных испанцев сражались при Аякучо. Рядовые солдаты с обеих сторон были в основном незажиточные белые, индейцы, метисы, связанные со своими лидерами полуфеодальным подчинением; одни пришли под нажимом, другие были движимы классовой завистью или надеждой на поживу. Их преданность была ненадежной, что естественно, учитывая то, что платили им далеко не регулярно; часты были бунты и дезертирство. Королевские армии, как можно было ожидать, в этом смысле страдали больше, чем мятежники, особенно ввиду того, что американцам не нравилась официально поддерживаемая дисциплина, которую требовали соблюдать испанские офицеры. Тому, что Сан-Мартин с легкостью занял Лиму, сильно способствовало то, что на его сторону перешел батальон регулярной армии, который Морильо – а он не мог без него обойтись – послал туда для подкрепления армии вице-короля; но вскоре после этого взбунтовался, в свою очередь, республиканский гарнизон в Кальяо, состоявший из аргентинских солдат. Войска были особенно склонны к бунту или дезертирству, когда их призывали служить вдали от дома. Боевой лозунг, который дали им их командиры, был обычно «За родину!», но их патриотизм носил местный характер, а их верность была верностью a la patria chica (малая родина). Они могли драться как тигры, когда ими хорошо командовали, и этот конфликт породил некоторых замечательных командиров. Среди них, особенно на стороне короля, были профессиональные военные, которые воевали, потому что им за это платили, потому что это был их долг; гораздо большее их число с обеих сторон, но особенно на стороне мятежников, были местными вождями. Некоторые, как Боливар, воевали в присущей им интеллектуальной манере и с эмоциональной силой, размахивая, так сказать, саблей в одной руке и «общественным договором» – в другой. Но гораздо больше было тех, которые воевали, как это делали их предшественники сначала во время Конкисты, затем в битвах при Лас-Салинасе (1538) и при Чупасе (1542), чтобы создать свои вице-королевства. Конкистадоры достаточно часто оставляли без внимания желания короля, которого они почитали, но которому не подчинялись. Король, в свою очередь, принимал какие только мог меры к тому, чтобы усмирить своих чересчур могущественных подданных. В середине XVI века король через своих чиновников в целом брал верх. Вице-короли и oidores получили от конкистадоров бразды правления королевствами, которые те завоевали. В начале XIX века преемники конкистадоров взяли свой запоздалый реванш и выставили чиновников вон. Результатом, что вполне предсказуемо, стал хаос. Конкистадоры сражались друг с другом так же ожесточенно, как они сражались с Атауальпой или Манко Инкой. Освободители и их преемники расстреливали или изгоняли друг друга так же легко, как воевали с вице-королями. Боливар, как и Сан-Мартин, избежал убийства, но оба они умерли, будучи отстраненными от власти. Почти каждую страну в Испанской Америке в 1820-х годах раздирали гражданские войны между соперничавшими caudillos. В некоторых из них единственно возможным выходом было отделение от империи; в других – диктатура. Испанская Америка была действительно теперь свободна.