Он знал, сквозь обрывки своей рациональности, что не умирал по-настоящему, но это не меняло его чувств.
В комнате было темно, воздух комфортной температуры, хотя и немного суховат, а единственными звуками были приглушенные завывания ветра — едва ли достаточные, чтобы мешать его сну — и скрип кровати, когда он беспокойно ерзал в поисках положения, которое позволило бы ему наконец уснуть.
Его первой ошибкой было поверить, что он сможет найти правильное положение. Кровать была удобной, хотя его ноги свисали с края, но матрас имел хороший баланс между мягкостью и поддержкой. И все же, как бы он ни лежал, покой оставался недостижимым.

Большая часть вины пала на его возбуждение. Член болел, и он несколько раз хватался за него через штаны в бесполезных попытках ослабить давление. Он оставил на себе сдерживающую одежду, опасаясь требований инстинктов, если он выпустит пульсирующий член из оков. Было почти невозможно заснуть, когда его кровь пылала, а губы покалывало при воспоминании о поцелуе Зои, в то время как ее запах сохранялся на нем.
Во время финальной партии в шашки ему удалось переломить ход битвы в свою пользу на нескольких фронтах. Несмотря на ее настойчивое желание увеличить расстояние между ними, несмотря на ее решение не спариваться с ним, он знал, что Зои желает его, и он превратил ее желание в оружие. Он выиграл битву, но ее последнее усилие…
Она выиграла войну. Он сохранял слабый контроль над собой, даже когда она сидела у него на коленях и прижималась попкой к его члену, но этот поцелуй!
Контроль. Отстраненность. Контроль. Отстраненность.
Слова повторялись в голове, пока не потеряли всякий смысл. И то, и другое в настоящее время было для него недоступно. Почему это вообще должно иметь какое-либо значение?
Остальную часть его дискомфорта нельзя было объяснить чем-то физическим. Так же, как и прошлой ночью он ворочался с боку на бок, его прерывистый сон закончился задолго до того, как рассвет окрасил небо за окном.
Причина бессоницы была проста, и даже при всем влиянии на него сейчас, его гордость требовала, чтобы он не признавал этой причины. Лучше отбросить правду в сторону и продолжать жить, не принимая ее.
Рендаш — Экхора, Клинок Алигарии, выкованный в бесконечной войне — попал в зависимость от человека. Маленькая человеческая женщина стала самой важной в его жизни, и, возможно, была единственной причиной, по которой его не поймали. Человек, который сражался с ним, загнав его в тупик. Они боролись из-за желания друг к другу, но она отказывалась уступать, и он не стал бы принуждать к чему-то против ее воли, независимо от того, как сильно она, казалось, этого хотела.
Как бы глупо и неправдоподобно это ни звучало, если произнести вслух, ему нужна она рядом, чтобы крепко спать. Присутствие Зои, казалось, успокаивало его разум, каким-то образом сдерживая мысли — воспоминания и фантазии — о его пленении и многих битвах, которые он вел. Она была его единственным утешением в этом мире, его единственным товарищем, его единственной надеждой. С ней он мог быть Рендашем — или просто Реном, как она ласково называла его. Он мог быть тем, кем он был, или тем, кем хотел быть: алигарийцем, выполнившим свой долг. Алигарийцем, который мог познать мир.
Без нее он был просто беглецом на чужой планете, отчаявшимся и одиноким.
Больше этого не будет. Не будет этой разлуки, этого одиночества.
Даже если они не спарятся, ему нужно быть с ней. Ему нужно держать ее в своих объятиях и ощущать этот маленький привкус надежды.
Он отбросил одеяло в сторону и встал с кровати, широким шагом подошел к двери, а затем направился по дорожке в комнату, которую занимала Зои. Скорее всего, она уже спит. Он проскользнет в постель рядом с ней, нежно обнимет ее и найдет утешение. Любые проблемы, которые возникнут, когда она проснется, можно будет решить утром. До тех пор она ничего не узнает. Она крепко спит.
Рен бесшумно открыл дверь и вошел в комнату. Мощный аромат — знакомый и дразнящий — сразу поразил его.
Аромат ее возбуждения.
Хотя солнце уже давно зашло, а на улице продолжал падать снег, в окна проникало достаточно света, чтобы обеспечить отличную видимость, не используя найрос. Тем не менее, ему потребовалось мгновение, чтобы осознать, что он видит на большой кровати, пока подкрадывался к ней. Инстинкт — тот первобытный, глубинный инстинкт, который вытеснил все его тренировки — взревел на первом плане.
Зои лежала обнаженная в центре кровати. Ее голова была повернута набок, волосы разметались вокруг. Одна рука сжимала грудь. Другая была у нее между ног, поглаживая лоно. Она прикусила губу и застонала, откинув голову назад.
Рендаш прищурился, чтобы обострить зрение. Он глубоко вдохнул, втягивая ее аромат. Его грудь вздымалась от учащенного дыхания, и он оскалил зубы, прижав кулаки к бокам, эрекция напряглась под брюками.
Низкое рычание вырвалось из его груди.
Зои закричала, распахнув глаза, и запустила в него подушкой. Она с мягким ударом попала ему в лицо.
Она отпрянула, когда он отбросил подушку в сторону. Рендаш бросился на кровать, поймав ее верхними руками, прежде чем Зои успела нырнуть на пол.
— Зои, — прохрипел он, притягивая ее ближе, ловя размахивающие руки за запястья и оседлав ее бедра, чтобы защититься от диких пинков.
Она прекратила бороться и уставилась на него широко раскрытыми глазами.
— Рен?
— Кто еще это мог быть?
— Я не знаю! Темно, а ты…Ты… О Боже. Ты видел меня, — она попыталась вырвать руки.
Что-то блеснуло на ее пальцах в слабом свете. Он медленно приблизил ее руку к своему лицу. Этот аромат, этот опьяняющий аромат исходил от ее руки. Он закрыл глаза и снова зарычал, болезненно осознавая, что ее тело прижато к нему.
— Я видел тебя, — сказал он, — и я хочу тебя, — он наклонил голову, взял ее пальцы в рот и пососал. Ее вкус разлился по его языку, непохожий ни на что, что он пробовал раньше. Непохожий ни на что, что он себе представлял.
У Зои перехватило дыхание.
— Я не могу… Я не могу поверить, что ты только что это сделал.
Рен вытащил ее пальцы изо рта, проводя губами и языком по всей их длине, чтобы уловить остатки ее вкуса.
— Мне нужно больше. Прямо из источника.
— Что?
Он прижал руки Зои к кровати, скользя ладонями нижних рук вниз по ее бокам. Его рот остановился на впадинке у основания ее горла, прежде чем пересечь ложбинку между грудями, медленно продвигаясь все ниже и ниже, пока он сползал вниз по ее телу.
— Рен? — спросила Зои, затаив дыхание. — Что ты делаешь?
— Скажи мне, Зои, — он добрался до ее живота, покрывая жадными поцелуями мягкую плоть. Ее живот затрепетал. — Скажи мне, что ты хочешь этого. Ты хочешь меня.
— Мы не должны…
— Больше никаких игр, — еще один поцелуй, еще одна легкая проба вкуса. — Больше никаких отрицаний. То, чего мы хотим, — его руки дотянулись до ее ног, и он ухватился за бедра, заставляя их шире раздвинуться, — мы берем. Скажи мне, что ты хочешь, как и я.
Он поцеловал ее чуть выше волос на лобке
Зои вздрогнула, и ее аромат усилился. У Рена потекли слюнки.
— Да, — выдохнула она, сжимая в кулаки постельное белье. — Да, я хочу тебя, — она подняла голову. — Но что ты…
Зои ахнула, бедра дернулись, когда его рот опустился на ее раскрытое лоно. Она попыталась сжать ноги, но Рен крепко держал их на месте.
— О Боже мой, не надо… не надо… О, не останавливайся! — она откинулась назад с хриплым стоном.
Ее запах и вкус доминировали над его чувствами. Он хотел сделать это с ней с того момента, как увидел это по телевизору, представлял, но его воображение не могло передать, насколько невероятной была реальность — не только ее вкус, но и реакции, то, как все ее тело откликалось на движения его губ и языка. Зои не показала ни одной из тех пустых реакций, которые он видел у мужчины и женщины по телевизору. Она ожила от его прикосновений.
Он исследовал ее своим языком, жадно лакая нектар, осыпая мягкую, скользкую плоть своим вниманием.
— Рен! — закричала Зои и дернула бедрами, когда его язык прошелся по верхушке ее лона.
Он сделал паузу, оглядывая ее тело, чтобы понаблюдать за выражением лица, и снова щелкнул языком по тому же месту. Она дернулась и издала приглушенный стон. Он заурчал от удовольствия.
Отпустив ее запястья, он положил руки ей на грудь, поглаживая большими пальцами соски. Она накрыла его руки своими и выгнула спину. Ее бедра двигались волнами, требуя большего — больше давления, больше его рта, больше его. Он не заставил ее ждать. Рендаш прильнул к крошечному бутончику, который доставлял ей столько удовольствия, и пососал.
Тело Зои напряглось, а потом задрожало под ним. Ее крики удовольствия наполнили комнату, когда она начала крутить бедрами у его рта, и протянула руки к его голове, сжимая гребни и причиняя острую боль коже головы, но ему было все равно. Намек на боль возбуждал его. Он лизал, покусывал и сосал, не желая упускать ни капли ее сладости, пока она кончала.
Самозабвение, с которым она полностью потеряла себя, не походило ни на что, что Рен когда-либо испытывал. Алигариицы, как мужчины, так и женщины, были гораздо более сдержанными, и женщины получали стимуляцию только во время полового акта. Это — как и все остальное на этой планете — было для него чуждым, но восхитительным. Зои плыла по океану удовольствия еще до того, как он вошел в нее.
Невозможно было подобрать слов, насколько это возбуждало его.
Рендаш продолжал ласкать ее лоно, пока она отходила от кульминации. Он наблюдал за ней все это время. Зои запустила пальцы в волосы, откинула их с лица и удовлетворенно вздохнула. Наконец, она подняла голову и встретилась с ним взглядом.
Рендаш неохотно оторвался от ее лона и облизал губы. Он убрал верхние руки с ее грудей и оперся ими о кровать, приподнявшись над ней и поставив ноги на пол.