Рука сама потянулась к коробочке. Я осторожно взяла ее у атланта и с благоговейным трепетом продолжила рассматривать капсулу. Ощущение, будто сказка ожила. Молодильные яблочки, заговоренная вода и прочие волшебные вещи превратились в реальность.
— Принимай, — голос мужчины вернул меня из грез. — Я хочу видеть, как она подействует.
Я подняла на него взгляд. То, как он это произнес… как будто спешил. Можно подумать, у него времени в обрез, пора убегать и напоследок он хочет полюбоваться на работу капсулы.
— Ты куда-то торопишься? — спросила я, закрывая коробочку и прижимая ее к груди.
— Злата, не начинай, — проворчал Феб. — Просто прими тхэнкову капсулу.
— Приму, — кивнула я. — От подобных подарков не отказываются. Я не такая дура или не настолько гордая. Тут уж сам выбирай. Но прежде ты объяснишь мне, в чем дело и куда ты собрался.
Взгляд атланта потяжелел. Мужчина молча прошелся по гостиной и холлу, собирая нашу одежду. Не найдя обуви, вышел в общий коридор и вернулся оттуда со своими ботинками и моими туфлями. Сложил все аккуратно.
Он тянул время. Так обычно делают, когда собираются сообщить что-то неприятное, но не знают как. Я не вчера родилась, догадывалась уже, куда он клонит, но не спешила облегчать ему задачу. Пусть произнесет это сам. Пусть имеет мужество сказать это мне в лицо.
Сев на диван, Феб зашнуровывал ботинки. Одновременно он откашлялся, собираясь заговорить, но я перебила:
— Подними голову. Я хочу, чтобы ты смотрел на меня, когда это скажешь.
Он нервно дернул плечом, но подчинился. Посмотрел на меня снизу вверх. Ровно десять ударов сердца он молчал. Десять ударов, считая которые я сходила с ума. Каждый из них как гвоздь в крышку моего гроба. Тук, тук, тук — стучал в висках безжалостный молоток.
Фебу все же хватило смелости. Он это сказал. А то я начала думать, что он один из тех, кто бросает девушек по смс.
— Я ухожу, — заявил он. — Флешка вернулась ко мне, наш договор подошел к концу. Я благодарен тебе за помощь. Свое слово я сдержал. Билет на море лежит на кухонном столе, ключ-карта от квартиры там же. Можешь пожить здесь пару дней, если хочешь.
Я медленно выдохнула и прикрыла глаза. Правда жжется. Она разъедает как кислота. Даже не сердце, а сразу душу. Одно дело подозревать, другое — услышать.
Я наивная идиотка, если решила, будто что-то значу для атланта. Да, он провел со мной больше времени, чем со всеми своими любовницами вместе взятыми, но лишь потому, что хотел меня разгадать. Его привлекала не я, а моя особенность. А теперь все, карты вскрыты, и я снова превратилась в банальную, скучную землянку.
— Только, пожалуйста, без сцен, — пробормотал мужчина.
Я распахнула глаза. Хмурилась и кусала губы чуть ли не в кровь, пытаясь сосредоточиться. Нет, удовольствия видеть мои слезы я ему не доставлю. Потом пореву, будет еще время оплакать свою доверчивость.
Взять себя в руки было невыносимо сложно. Ощущение, словно разваливаюсь на куски. Делаю шаг, и от сердца отламывается часть. Летит в бездну. Черную, непроглядную пропасть тоски. Скоро я сгину в ней вся.
— Я ухожу, — сказала ему, а голос как будто не мой. Звучит ровно и спокойно, даже не дрожит. Я — механическая кукла. Надо успеть убраться отсюда, пока завод не кончился.
— Стой, — атлант удержал меня за запястье.
Его прикосновение отозвалось болью за грудиной. Оно последнее. Больше он до меня никогда не дотронется. Поэтому я не спешила вырывать руку. Хочу еще немного продлить ощущение его пальцев на моей коже.
— Куда ты пойдешь в таком виде? — он окинул меня взглядом.
Только сейчас до меня дошло, что я по-прежнему в его рубашке на голое тело и босиком.
— Уйду я, — произнес мужчина.
Он отпустил мою руку, и она безвольно упала вдоль тела. Атлант обошел меня и направился к двери. Я смотрела ему вслед и задыхалась от боли. Легкие словно сдавило в тисках, комната расплывалась.
Хотелось крикнуть: останься! Я держалась из последних сил. Даже не на гордости, а на понимании того, что все равно ничего не изменить. Насильно мил не будешь, как известно. Невозможно заставить атланта любить. К тому же у него есть невеста, а я так — мимолетное развлечение.
Щелкнул замок. То ли открываясь, то ли закрываясь. Звук подействовал на меня как выстрел. Колени подкосились, я осела на пол. Одной рукой по-прежнему прижимала к груди прощальный дар атланта — коробочку с капсулой. Как ни хотела, не получилось его ненавидеть. Ведь он подарил мне самое главное — жизнь. И я всегда буду ему за это благодарна. А еще я всегда буду его любить. Может, однажды это чувство перестанет мучить меня и превратится в горько-сладкое воспоминание о времени, когда я была счастлива. Возможно, позже, но точно не сейчас. Сейчас я была готова вырвать сердце из груди лишь бы ничего не чувствовать.
36. Он
Ощущение, будто он часть от себя оторвал. С мясом и кровью. Больно. Так больно, что хочется выть. Свежая рана нарывает и кровоточит. Ее не залепить пластырем, не сшить нитками, не перемотать бинтом. Потому что она неосязаема. Она где-то там, под кожей, на самом сердце. Но мучения от нее вполне настоящие.
А еще есть эмоции Златы, которые как ржавые иглы садиста впиваются под кожу. Ее муки, обида и непонимание — селевой поток, сбивающий с ног. Он обрушился на Феба, погребя под собой заживо. Под этой тяжестью не вздохнуть. Впрочем, он заслужил каждый упрек. Но лучше пусть Злата презирает его, зато живет. А еще пусть ненавидит. Так ей будет проще смириться с расставанием.
Самым сложным было не сказать, что уходишь. Это как раз пустяк. Слова просто слова пока не превратил их в действия. Сделать то, о чем говорил — вот что архитрудно.
Повернуться спиной, дойти до двери, открыть, выйти. Но не захлопнуть за собой дверь. На это уже нет сил. Пусть останется щелка. Как лазейка обратно в ту реальность, где был счастлив. Даже если не суждено ей воспользоваться, просто знать, что она есть, уже хорошо.
Дальше по коридору до самого лифта. Тот приехал быстро. Славно. Лишние минуты ожидания — это сомнения. Они могут победить, заставить вернуться, а этого нельзя допустить. И дело не только в том, что Феб дал слово, нарушив которое он потеряет уважение сородичей. На такую жертву он готов пойти. Но есть еще договор, подписанный с Астартой, а по нему в случае неисполнения пострадает в том числе Злата. Вот что удерживает.
…После разговора с Астартой он продержался меньше суток, а потом позвонил суке. Она знала, что он согласится. Приехала в течение часа с уже готовым договором и капсулой. Оставалось только подписать.
Свидетелями были Арей с Радой. Оба пытались его отговорить, но, услышав подробности, согласились, что выбора у него нет. Отправляясь на карточную игру со Златой, Феб уже знал, что это их последний совместный вечер. Астарта вписала в договор пункт, запрещающий ему общение со Златовлаской.
Капсула весь вечер была при нем. Оттягивала карман. Он мог отдать ее Злате сразу. Собственно, так и планировал поступить, но не удержался. Захотел еще побыть со Златовлаской. В последний раз. Подсадить ее на эйфорию Феб не боялся. Капсула жизни все вылечит, в том числе зависимость.
…В лифте Феба накрыло окончательно. Он врезал кулаком по стене кабины. Еще и еще. Пока там не образовалась вмятина, а на костяшках не выступила кровь. За эту неделю со Златовлаской что-то изменилось в нем. Он не стал лучше или правильнее. Остался все таким же теламоном-сволочью, но у него был шанс стать ее сволочью. И она была готова его принять. Вот, что важно. Но, видно, не судьба. Долго и счастливо — это не про них. У них все было быстро, ярко и сгорело как комета в атмосфере Земли.
Думал, уйдет, отвлечется, пройдет время — станет легче. Прошло. Не стало. Напротив с каждым днем вдали от Златы было все хуже. Феб словно ломался изнутри. Часть за частью.
Как же невыносимо чувствовать! Он устал от эмоций. Когда они исчезнут? Он боролся с ними и постоянно проигрывал. Стоило только подумать, что вот оно, кажется, получилось, стало чуть легче, как какой-нибудь пустяк напоминал о Злате. Например, солнечный зайчик такой же золотой, как ее волосы. И все летело в бездну. Его личный ад выходил на новый круг.
Неужели это никогда не закончится? Он же скоро рехнется! Сделает себе лоботомию лишь бы все забыть и снова не чувствовать.
Глухая, беспросветная тоска делала его слабым. Утро начиналось с уговоров самого себя не искать встреч со Златой. Он не думал наперед, просто пытался выдержать еще один день. И так раз за разом. Битва, в которой он проигрывал, побеждая.
В итоге от Феба остался труп. Он что-то делал, говорил, поддерживал свое существование. Да-да, именно существование, потому что жизнью это нельзя назвать.
Астарта, между тем, вовсю готовилась к обряду обмена теуи — первой ступени матримониального союза у теламонов. Она пыталась и Феба втянуть, но он не проявил интереса. Добровольно готовить клетку, в которой проведешь всю жизнь? Вот уж нет. Это как-нибудь без него.
Астарта своим присутствием душила его. Как змея или смертельно-ядовитый газ. Он задыхался в одной комнате с ней. Зато она расцвела. И даже шрам ее уже не беспокоил.
Прошло два месяца. Феб нарочно не интересовался жизнью Златы. Она в порядке? Это все, что ему нужно знать. Он не желал слышать, как и с кем она проводит время. Может, она уже встретила другого. Если так, Феб его убьет. Поэтому незнание в данном случае лучше для всех.
Наконец настал день икс. Астарта сияла. Нарядилась в серебристое платье с оголенными руками, чтобы все видели теуи. На Фебе тоже была рубашка без рукавов. Такова традиция.
Астарта походила на статуэтку: безупречно красивую и стопроцентно мертвую. Фарфор прекрасен, но бездушен. А Феб с некоторых пор стал ценителем всего более натурального, а главное — живого.
Поэтому, когда будущая жена появилась в церемониальном зале, он не почувствовал ничего кроме раздражения. Фебу хотелось поскорее покончить со всем, но Астарта как нарочно медленно шла по проходу, одаривая гостей улыбками и кивками. Растягивала момент своего триумфа, гадина. И заодно продлевала ему пытку.