шком.
— Забирай-
Костя положил пистолет в кобуру, поблагодарил так похожего на Ромку мальчугана, и вышел. У двери его по-прежнему ждал Олег.
— Давай еще в гостиницу зайдем, а то я там книгу свою забыл- спросил у своей внушительной няньки Костя.
— Книгу? Ну как знаешь-
Они зашли в «гостиницу» где Костя забрал книгу, и уже через несколько минут он снова еле поспевал за сержантом. Бронежилет и остальные свои вещи Юрич разрешил ему оставить в гостинице. И вот они уже садятся в мягкие сиденья «маршрутки»
«Маршрутка» представляла собой несколько сцепленных дрезин с четырьмя сиденьями. К передней дрезине был привинчен небольшой двигатель, тянущий весь этот импровизированный состав. Состав уже был битком набит людьми, свободны были только последние места. Сержант сказал Косте садиться, а сам подошел к машинисту и показал ему какую-то бумажку, после чего тот махнул рукой и сержант сел рядом с Костей.
«Маршрутка» тронулась. Пассажиры все время о чем-то переговаривались, а колеса постукивали, ударяясь о стыки рельс. За полчаса состав проехал несколько станций. Мельком разглядывая станции, которые они проезжали, Костя про себя отметил, что все они, в отличие от последних трех станций замоскворецкой линии, разительно отличаются друг от друга. Один раз составу пришлось остановиться, потому что впереди, похожий состав, только сделанный под грузовой, разгружался, подобно сухогрузу, пришвартовавшемуся в порту.
— Минут тридцать точно будем стоять- сказал машинист — можете пока погулять-
Пассажиры начали расходиться, и изучавший в это время табличку «Октябрьская» Костя, не желая все это время сидеть, тоже сошел с состава и двинулся вглубь станции. Сержант остался сидеть, скрестив руки на груди.
Пройдя широкие колоны, Косте открылась панорама станции: монолитная, старая станция, со множеством украшений, барельефов и каменных узоров на полу. Особенно Костино внимание привлекли барельефы на склонах арок на потолке. Такие сложные, и такие одинаковые, симметричные. Раньше жили настоящие мастера, потому что только такие могли сделать одинаковыми столь сложные фигуры… Сейчас здесь было множество людей: рабочие, богатеи, военные — не было практически никого внешне похожего на кого-нибудь другого. Повсюду стояли лотки со всевозможными вещами и люди около них оживленно переговаривались с покупателями, пытаясь продать свой товар.
Но тут взгляд Кости скользнул в другую сторону, и он увидел там стоящую возле одной из колон и о чем-то беседующей с какой-то старушкой, девушкой. Это существо заставило Костю отвлечься от дел, и, прильнув к мраморной колонне, наблюдать за ним. Невысокого роста, хрупкая, с волнистыми волосами, собранными на затылке и по первому впечатлению, казалась очень жизнерадостной, этакий источник жизнелюбия. Одета она была в рабочий комбинезон, достаточно старый и потрепанный, а сама вся была перемазана в машинном масле, и было в этом что то такое, неуловимое, потому, может быть, что это ей даже шло, как будто специально перемазанная маленькая девочка, не ощущая никаких тягот жизни, сейчас стояла, и просто разговаривала со старушкой. Выражение ее лица не выражало пресности других людей, их злободневности, иногда даже обреченности. Лицо ее светилось от счастья так, как будто не было еще так недавно конца света, как будто вследствие этого человечество не скатилось в каменный век.
Еще некоторое время Костя стоял, прислонившись к холодному мрамору, поедая взглядом незнакомку, не способный отвести взгляд, пока она наконец не закончила свою беседу, повернулась и пошла. Первое, что Костя разглядел в чертах ее лица — это большие зеленые глаза. При тускловатом освещении станции в них был виден задорный огонек, играющий в рамках этой изящной изумрудной оправы. Эти глаза он вряд ли сможет забыть в ближайшее время, если вообще сможет когда-нибудь забыть. Очень злую шутку играет с ним подсознание.
Некоторое время Костя бродил по станции, осматривая бурлящую в ней жизнь. В нужное время Костины часы зазвонили, и сталкер двинулся назад к составу. Почти все пассажиры уже сидели на своих местах. Грузовой состав уже медленно катился вперед. Костя сел на мягкое сиденье. «Маршрутка» снова тронулась.
Пока они ехали к месту назначения, Костя вспомнил о книге, которую ему вручил в свое время Гуравлев. Костя достал небольшой фонарик и под светом агрегата открыл томик.
«Дневник Роршаха; 12 октября 1985 года…» Костю хватило всего на несколько страниц, после чего он закрыл книгу и положил ее рядом с собой на сиденье. Слишком много плохого там было. Полная разочарованность автора в людях. То, чего и так хватало в это жизни. Косте не хотелось разочаровываться, осознавая, что всю жизнь мир был не совершенным.
Состав спокойно двигался по темному тоннелю. Сержант по своему обыкновению сидел молча, скрестив руки на груди, и почему-то Косте не хотелось пытаться его разговорить, а сам Костя всматривался вдаль, высматривая там свет станции. И похоже он был единственным, не считая водителя, кто увидел выстрел. Вслед за крохотной огненной точкой, Костиного слуха достиг оглушающий звук выстрела. Пуля попала машинисту точно в лоб, и вышла из затылка, орошив передних пассажиров темной кровью. Никто даже не успел еще запаниковать, когда перед составом взорвался заряд. «Маршрутка» сошла с рельс, и, пролетев несколько метров в сторону, врезалась в бетонные стены тоннеля. Не удержавшись, Костя вылетел из состава, еще до его удара со стеной, и сейчас окровавленный лежал на холодной земле. Несколько минут он лежал на земле, борясь с болью. Повсюду были слышны стоны и крики раненых людей. За этими криками он не услышал, как к месту нападения кто-то приближается. Костя сделал попытку подняться, и получил прикладом в затылок, заставивший его снова прильнуть к холодной земле. Кто-то грубо заломил ему руки и связал их веревкой. Завязывал явно профессионал, потому что Костя не мог даже пошевелить руками. Эти люди появились из неоткуда, Костя по прежнему никого не видел, но он их слышал, слышал их грубые сиплые голоса, сделавшиеся такими из-за принятия горячительных напитков, слышал тяжелые шаги окованных в ботинки ног.
— Смотрите народ- донеслось до Кости — тут вояка ганзейский-
— Какое звание? — послышался второй голос
— Лейтенант- Костя не умел отличать звания по количеству звезд на погонах, на Речном всех офицеров можно было запомнить, поэтому систему с погонами не использовали, а когда Гуравлев сказал что Олег это сержант, Косте ничего не оставалось как поверить на слово.
— Хреново, живой?
— Да- рассеяно ответил первый — живой вроде, крепкий лосяра…
— Оставляй, а вы давайте резвей, пора сворачиваться и сваливать- связанный Костя подумал, что этот, похоже, был тут главный.
— Как «оставляй»!? — услышал сталкер третий голос, который на фоне остальных звучал как нежный детский голосок. — Вояка, да еще и лейтенант! Нам же за него хренову тучу патронов отвалят!
— Чего!? — взревел главный. — Васек, бля! Ты что, совсем дурак?! Где ж берут то таких? Ганза только увела своих отсюда, ты хочешь, чтобы они опять нас за горло взяли, из-за вояки этого!? Сдохнуть с голодухи хочешь!? Крыс понравилось жрать, я не пойму!?
Васек притих. В этот момент Костю рывком подняли на ноги, и, тыча дулом автомата, заставили идти вперед.
— Пистолет у ганзейского забрать не забудьте, а то еще на горячую голову учудить может… — сказал уже чуть мягче главарь.
Из-за крови, в обилии заливавшей глаза, сталкер не разбирал дороги, в тумане лишь видя очертания шпал под ногами, перебирал ногами, пытаясь об них не споткнутся. Поход по тоннелю длился недолго. Вскоре бандиты повернули налево и нырнули в небольшой технический проход. Костя потерял счет времени, когда впереди наконец показался свет станции. Красный свет. Бандиты прошли через эту, и поднявшись по полуразрушенной лестнице, перешли на вторую станцию.
Через несколько минут Костю уже кинули в некое подобие тюремной камеры, предварительно развязав руки и отобрав пистолет. Сталкер распростерся на холодном камне его камеры. Почти сразу же, как его оставили в покое, он провалился в спасительное забытье.
****
Когда Костя вновь открыл глаза, кровь немного отлила от глаз, и он смог, хоть с немалым трудом, сесть и осмотреться по сторонам. Все тело болело, везде была засохшая кровь, а сам пленный был обвязан бинтами, чья стерильность вызвала бы бурю эмоций у главврача Речного вокзала.
— Опа, один очухался, вы гляньте- сказал кто-то. Незнакомец появился как из неоткуда, присел на корточки и с прищуром посмотрел на Костю. Далеко не молодой, он был худощавый, со множеством бороздивших его лицо морщин. Так же имел он густую седую бороду, за которой почти не было видно рта. Он с прищуром посмотрел но пленника, и похоже удовлетворившись, его состоянием встал, и развернувшись пошел прочь.
Некоторое время Костя сидел, осматривая станцию. Его внимание привлек тот факт, что на станции не было обычного света, как на Речном, или на любой из станций Ганзы. Здесь все находилось во власти красных, аварийных ламп. Сначала Костя даже подумал, что это еще недавно заполнявшая его глаза, кровь меняет оттенок окружающего, но все же удостоверившись, что крови в глазах нет, понял что это освещение на станции такое. Это было достаточно непривычно для глаза, поэтому чтобы разглядеть какой-нибудь отдаленный предмет требовалось больше времени. Быстро, пожалуй, Костя увидел лишь надпись «Третьяковская» на противоположной стене станции. В итоге, облокотившись спиной на стену, Костя начал ждать, больше ему ничего не оставалось. Пейзаж станции выглядел уныло, нагоняя на попавших сюда неимоверную тоску, красный свет выглядел тоскливо-блеклым, при этом полу заброшенная платформа не добавляла энтузиазма. Иногда где-то за стеной слышались тихие стоны. И кто-то не выдержал. Какой-то мужчина начал трясти прутья своей камеры, требуя его выпустить.
— Выпустите! Вам заплатят! Я состоятельный человек! Я гражданин Ганзы в конце концов! — кричал он. Ответа не было. Пытаясь привлечь к себе внимание, мужик даже загорланил песню про каких-то отважных моряков с неизвестного крейсера… Долго ему петь не дали. Из темноты появился тот самый молчаливый старикан, он подошел к камере того мужика, что вовсю пел свою песню. Произвел какие-то манипуляции, коих Костя не увидел, и послышался выстрел. Пение смолкло. С той же стороны, где стреляли, послышался женский крик. Выждав несколько секунд, станцию озарило еще неск