Сейчас Марджи легко подстроилась под шаг Фрэнки, позволив ему себя вести.
– Ты хорошо танцуешь, – застенчиво сказала она ему.
Он ответил на комплимент:
– Ты тоже ничего.
Мисс Грейс, предпочитавшая, чтобы танцующие меняли партнеров, подошла к Марджи и представила ее другому парню. Во-первых, эта леди считала, что если двое слишком долго танцуют, не разлучаясь, из этого ничего хорошего не выйдет. Во-вторых, одна из задач танцевального класса заключалась именно в том, чтобы научить молодых людей знакомиться.
– Мисс Шэннон, разрешите представить вам мистера Риччи, – пропела мисс Грейс как по нотам.
Марджи знала Кармине Риччи еще с начальной школы, но из симпатии к распорядительнице решила подыграть:
– Рада познакомиться, мистер Риччи.
– Взаимно, – ответил он.
Подыскав новую девушку для Фрэнки, мисс Грейс упорхнула разбивать другие пары. Потом объявила следующий танец – моррис[15].
– Марджи, давай пересидим, – сказал мистер Риччи. – В гробу я видал эти деревенские пляски. Моррис – с ума сойти можно! Дождемся чего-нибудь нормального.
– О'кей, Карми.
Они сели возле граммофона. Марджи окинула взглядом жизнерадостную сцену и отметила про себя, как это хорошо, когда есть куда прийти. Когда есть место, где тебе рады, где много таких, как ты.
Мисс Грейс вверила «Виктролу» заботам своего жениха. Меняя пластинки, он болтал со своим приятелем. Марджи рассеянно слушала, наслаждаясь мелодичными перепадами хорошо поставленных голосов. Вдруг ее слух вырвал из разговора предложение, от которого она невольно выпрямила спину.
– Человеку со стороны здесь трудно обходиться без переводчика, – сказал друг жениха мисс Грейс.
Как раз в этот момент, выполняя очередную фигуру танца, возле «Виктролы» очутился Фрэнки Мэлоун с партнершей. Тоже услышав последнее замечание, он резко повернул голову и уставился на ньюйоркцев. Жених улыбнулся и поприветствовал Фрэнки небрежным движением пальцев. Тот, проигнорировав и улыбку, и приветствие, двинулся дальше и, дойдя до того места, где сидели Марджи с Карми, вывел партнершу из танца, который все равно уже заканчивался. Мужчины тем временем продолжали разговаривать:
– Посмотри на Грейс! Она их прекрасно понимает. Уже схватила местный говорок! Ты бы слышал, как она недавно изображала парня, который жаловался на свою партнершу.
– Обидно, что я это пропустил.
Моррис закончился. Один из джентльменов любезно поставил танго. Как только зазвучали первые мечтательные звуки «На Аламо», Карми вскочил.
– Танец с наклонами! Вот это самое оно! Пошли, Мардж!
– Мне что-то не хочется танцевать танго, – сказала Марджи.
Тогда Карми повернулся к Фрэнки, стоявшему сзади.
– Ниче, если я позаимствую твою даму?
– Валяй, – согласился Фрэнки, и Карми пригласил его партнершу.
– Все надо когда-нибудь попробовать, – согласилась она.
Фрэнки сел рядом с Марджи. Оба стали молча слушать разговор двух джентльменов у «Виктролы». Один продолжал рассказывать другому о том, как мисс Грейс на днях повеселила компанию пародией на бруклинского паренька.
– Значит, жалуется молодой человек, или по-здешнему «пацан», на то, что у девушек слишком узкие платья…
– Платья́, – поправил жениха его приятель.
– Верно. Пародист из меня, конечно, так себе. Вот Грейс – другое дело. У нее это звучало примерно следующим образом: «Танцую я, это самое, с девчонкой, а юбка у ней щас прям треснет». – Жених сделал паузу, чтобы друг улыбнулся. – «И че будет, если она ногой маханет?»
Марджи слушала, как нью-йоркский джентльмен коверкает слова, имитируя своеобразное бруклинское произношение, и знакомый ей мир представлялся в незнакомом свете. В жизни иногда бывает так, что всего один момент приносит человеку мудрость, смирение или разочарование. Долю секунды он словно бы смотрит на вещи с космической высоты и, едва успев сделать прерывистый вдох, узнает все, что ему нужно знать. Он получает взаймы тот самый дар, о котором мечтал поэт[16], – способность видеть себя так, как видят его окружающие.
Слушая ньюйоркца, Марджи взглянула на людей своего круга глазами других. До сих пор ее мало интересовал мир, существовавший за пределами ее собственного. Она родилась в определенной среде и все, что с этой средой связано, считала само собой разумеющимся. Те, кого она знала, различались между собой в мелочах, но в главном были схожи. Одни были добродушнее, другие сварливее. Многие находились за чертой бедности, некоторые жили чуть лучше своих соседей. Кое у кого были амбиции, но большинство не загадывало дальше завтрашнего дня. Отдельные счастливые числом значительно уступали тем, кто постоянно жаловался на свои беды. Так или иначе, привычные Марджи рамки были для всех одинаково жесткие. Разница заключалась лишь в том, насколько сильно люди корчились, втиснутые в общую коробку.
О существовании других миров Марджи, конечно, знала. Она читала современные романы: «Черных быков»[17], «По эту сторону рая»[18] и другие. Их герои, безусловно, отличались от ее знакомых. Но она думала, что персонажи таких книг – существа не более реальные, чем феи из сказок или привидения из страшных историй. Теперь она спрашивала себя: а может быть, люди, о которых пишут в романах, как раз и есть настоящие – в отличие от тех, кто ее окружает? Ведь о ней и ей подобных большому миру ничего не известно, и их жизни, наверное, могут показаться кому-то такими же неправдоподобными, какими ей кажутся жизни книжных героев.
Марджи попыталась понять, зачем мисс Грейс тратит время на уильямсбергскую молодежь. Только для того, чтобы посмеяться? Это было бы подло. Причем Марджи знала, что мисс Грейс неплохой человек. Иначе она бы просто не стала приезжать. Наверное, она принадлежала к числу людей, которые любят всем доставлять удовольствие. Ей нравилось радовать бедняков, но и своих друзей она развлекала не менее охотно. Если рассказом о каком-то бруклинском парне она заставляла гостей смеяться – пожалуйста. Значит, она хорошая хозяйка. Однако Марджи все равно не могла отделаться от неприятного чувства.
Танго закончилось, и жених мисс Грейс поставил «Прекрасную Огайо»[19].
– Будем танцевать? – вяло предложил Фрэнки.
– Мне не хочется, – сказала Марджи.
– Тогда пошли отсюда.
В дверях она замешкалась:
– Может, надо подойти к мисс Грейс? Попрощаться и сказать спасибо?
– Чепуха! – ответил Фрэнки.
– И все-таки… как-то невежливо…
– О'кей. Иди и сделай вид, что не слыхала, о чем говорили те парни. Как будто ты по-прежнему считаешь мисс Грейс этаким солнышком, которое из кожи вон лезет, чтобы осчастливить нас, бруклинское быдло. Давай! Еще поблагодари ее за «изумительный» вечер. – Дамское прилагательное заставило Фрэнки презрительно скривить рот. – Если хочешь, оставайся всю жизнь в дураках.
И Марджи ушла, не попрощавшись, а ведь у нее тоже была припасена неплохая маленькая речь. Она планировала как бы невзначай правильно выговорить те слова, над произношением которых джентльмены потешались. Тогда, может быть, в следующий раз, в ответ на просьбу спародировать бруклинскую речь, мисс Грейс сказала бы своим друзьям: «Оказывается, я ошибалась. На самом деле они так не говорят. Недавно я беседовала с одной молоденькой девушкой из Уильямсберга, которая все произносила так же правильно, как и мы». Переубедить мир, восстановить справедливость – это была розовая мечта Марджи, рассеявшаяся через секунду.
Они с Фрэнки зашагали по направлению к ее дому. Фрэнки долго молчал, а потом, глядя прямо перед собой, сказал:
– Юбка у нее действительно была слишком узкая. Мисс Грейс заметила, что у нас с Ирмой какие-то проблемы, отвела меня в сторону и спросила, в чем дело. Ну, я ей объяснил. Мисс Грейс сказала: «Какая досада!» – а Ирма все равно не признала, что на танцы так не одеваются. Ты, говорит, джентльмен, ну и не бухти. Пока мы танцевали, мисс Грейс все глядела на нас с улыбочкой. Я думал, все хорошо, а она, оказывается, сочиняла, как выставить меня на посмешище перед друзьями. Я так не говорю, как они изображают. А если бы и говорил, стыдиться тут нечего. – Прислонившись к фонарному столбу, Фрэнки принялся искать что-то взглядом у себя под ногами. – Какого черта! – Он злобно пнул обгоревшую спичку. – Не обязан я тянуть слова, как она, только потому, что ей так нравится! Это она разговаривает по-дурацки, а я мог бы ее пародировать. – Фрэнки выпрямился. – Леди и дженты! Сейчас вы увидите мисс Грейс из Нью-Йорка! – Упершись рукой в одно бедро и повиливая другим, он засюсюкал: – Дорогуша! Я видела на одной девушке восхити-и-ительную голюбую блюзочку и розовенькую юбочку…
Внезапно его пародийный запал иссяк. Он замолчал и, к беспомощному ужасу Марджи, начал всхлипывать. Он плакал, стоя под фонарем, и сквозь слезы говорил:
– Я заработаю много денег и уеду отсюда. А потом вернусь с полными карманами десятидолларовых бумажек. Буду давать по одной каждому ребенку на улице, который говорит, как я. Всех бедных ребятишек я буду посылать в лагерь каждое лето, потому что сам я хотел поехать, а меня туда никто не отправлял.
Марджи попыталась найти слова, чтобы объяснить мальчику: не стоит так горевать из-за предательства мисс Грейс. Все это пустяки – пустяки, потому что она, Марджи, верит в него самого и в успех, которого он однажды добьется. Когда-нибудь Фрэнки обязательно станет важным человеком. Он уже важный, сказала она ему, потому что много значит для нее.
Вот так они и разговаривали по пути в свой квартал. Словам Марджи было верить приятней, чем насмешке мисс Грейс. Фрэнки действительно начал чувствовать себя не пустым местом. Эта тихая девушка углядела в нем большие возможности! И он, двадцатилетний юноша, подумал, будто влюблен в нее.