А Марджи тоже была готова влюбиться в кого-нибудь – в кого угодно. К тому же она жалела Фрэнки, испытывая женскую потребность спасать кого-нибудь от боли. Когда он страдал, в микроскопическом масштабе переживая крестные муки от бездумной жестокости человека к человеку, Марджи оказалась рядом и почувствовала пылкое желание его защитить.
По склонности, столь свойственной многим женщинам, она приняла это желание за любовь.
Глава 14
Весна в том году удалась: у Марджи появился молодой человек, значит, ей было с кем сходить куда-нибудь и с кем поговорить. В среду вечером Фрэнки водил ее в кино, в субботу они ходили на танцы, а потом ели курочку по-китайски. В воскресенье днем ездили на трамвае в Проспект-парк или Кони-Айленд, а Четвертого июля[20] поехали смотреть статую Свободы – оба в первый раз. В дни получки Фрэнки покупал для Марджи коробку конфет «Хайлерс». В общем, их отношения стали «стабильными».
Фло подозревала что-то в этом роде и укоризненно поглядывала на дочь, ожидая признания.
– Вот я моей матери, упокой Господь ее душу, все рассказывала, – намекала Фло.
– Правда?
– Да. Вот был один парень, который хотел водить со мной компанию. Я первым делом спросила разрешения у мамы. Ей он не понравился, поэтому я взяла и сказала ему, что ничегошеньки у нас не выйдет.
– Ну надо же!
– А ты другая. Ты все скрываешь от матери.
– Ничего я не скрываю. С чего ты взяла, мама?
– Ты изменилась. Стала не такой, как в прошлом году.
– Просто повзрослела, вот и все.
– Нет, не просто. Ты изменилась. Теперь ты мало разговариваешь со мной.
– Ох, мама, разговоры всегда ведут к ссорам.
– Когда это я с тобой ссорилась?
– Ладно. Ты со мной не ссоришься. Ты только от всего меня отговариваешь.
– Это от чего же?
– Например, от покупки нового пальто.
– И далось же оно тебе!.. Вот что я скажу, – произнесла Фло, – у тебя тот еще норов, раз ты такой пустяк до сих пор из головы не выбросила. Что такое пальто? Их у тебя много будет после того, как я сойду в могилу. Много раз ты еще скажешь: «Зачем я мучила мою бедную маму только из-за того, что она не могла купить мне пальто?» Так упрямо думать про такой пустяк, как пальто, когда у тебя вся жизнь впереди! Стала бы я опять молодая, как ты, мне бы и дела не было до того, что у меня новое, а что нет. Кто бы мне только вернул молодые годы?!
Глава 15
В июне, на день рождения, он подарил ей часики. Теперь и у нее имелась ценная вещь, которую она, перед тем как вымыть руки, могла снять с себя и сказать: «Рини, проследи, чтобы я не оставила на умывальнике часы».
Рути заявила, что такой подарок свидетельствует о серьезности намерений Фрэнки, потому что ее молодой человек подарил ей часики на первый день рождения после того, как они начали встречаться. На следующее Рождество Рути получила кольцо, а теперь уж и до свадьбы оставалось несколько недель.
Когда Марджи впервые пришла на работу в часах, во время вечернего марафета рядом с нею оказалась Мэри. В надежде произвести впечатление на красу фирмы Марджи посмотрела в зеркало, но увидела в зеленых глазах, встретившихся с ее собственными, лишь нечто вроде презрительной жалости. Удивляться не приходилось! На Мэри, как Марджи теперь заметила, тоже были часы, но с более миниатюрным циферблатом и на золотом браслетике, а не на черном матерчатом ремешке, и перед мытьем рук она их не снимала, словно бы демонстрируя, что для нее подобные вещи ничего не значат.
Марджи задумалась о том, чей бы это мог быть подарок. Мистера Прентисса? При этой мысли она ощутила пронзающую ревность, чем была приятно удивлена. Ей, наверное, предстояло выйти замуж за Фрэнки (если тот позовет, конечно), а что от мистера Прентисса она изредка получала улыбку и доброжелательное слово, так это не давало ей права испытывать к нему романтические чувства. Тем не менее ее чувства к нему были безнадежно романтическими, и она ревновала – с этим ничего нельзя было поделать.
На следующий день мистер Прентисс обратил внимание на часики Марджи.
– Не подскажете ли точное время, мисс Шэннон?
Она совершенно серьезно посмотрела на запястье и сказала, который час. Только потом, подняв глаза и встретив его улыбку, Марджи сообразила, что на стене за его спиной висят большие часы, показывающие самое что ни на есть точное электрическое время.
Наручные часики были первым украшением Марджи и предметом ее гордости. Она надевала их циферблатом на внутреннюю сторону руки, потому что ей нравилось выворачивать запястье, чтобы на них посмотреть. Нравилось видеть одновременно и циферблат, и свою ладонь. Так время казалось более важным и более личным.
Иногда, разглядывая свои часы, Марджи размышляла о том, что время всегда было и всегда будет. Секунды, минуты, часы, дни, недели, месяцы, годы и века неумолимо сменяли друг друга до того момента, когда она родилась. Ее появление на свет не нарушило вечного ритма. Не нарушит его и ее смерть. Посмотрев на циферблат, Марджи переводила взгляд на свою левую ладонь и спрашивала себя, кто она такая, какова ее роль в космическом плане рождения, роста и умирания, какая судьба ей уготована.
Да, эти часы очень много значили для Марджи.
Родителям она их не показывала: прятала в сумочку, прежде чем войти в квартиру. Обманщицей она не была. Просто не чувствовала себя готовой рассказать о Фрэнки матери.
Но бесконечно ее молчание длиться не могло. Однажды в среду, после похода в Бушуикский театр, Марджи и Фрэнки задержались в ее подъезде, чтобы немного пообниматься перед прощальным поцелуем. Это был важный вечер – вечер, когда он сделал ей предложение.
– Марджи, я бы хотел подарить тебе кольцо, – такую формулировку он выбрал.
– Такое, какое дарят в честь помолвки? – уточнила Марджи, стараясь не дрожать от волнения.
– Да. Камешек будет небольшой, но…
– Это довольно внезапно.
– Ничего внезапного. Ты ждала, когда я предложу тебе пожениться, и знаешь это.
Фрэнки был прав. Само по себе его предложение не прозвучало неожиданно. Марджи имела в виду другое: ей требовалось время, чтобы принять решение. Встречаться с Фрэнки было хорошо, но замужество…
– Не знаю, – заколебалась она.
– Ты же любишь меня, разве нет?
Казалось бы, проще всего было ответить «да», но что-то мешало Марджи произнести это слово.
– Конечно, – проговорила она с несколько излишним нажимом.
– Ну и все тогда. Давай поженимся поскорее.
– Поскорее? – Мысль о том, чтобы действительно стать женой Фрэнки, повергла Марджи в подобие паники.
– А почему нет? Рано или поздно мы все равно поженимся, так, по-моему, лучше пораньше. Через месяц, например.
Он тягуче поцеловал ее. Поцелуй был ей приятен, и она поборола панику, рассудительно сказав самой себе: «Действительно, почему нет? Однажды мне придется выйти замуж, а с Фрэнки мы хорошо ладим. У меня будет свой дом. Конечно, я не чувствую того восторга, о котором пишут в книжках. Но как знать, может, книжки врут? Может, в жизни все и должно быть именно так: тебе просто кто-то нравится, и вы хорошо уживаетесь». Вслух Марджи сказала:
– Месяц – это мало. Надо подыскать квартиру… и мебель. Я должна подготовить вещи… одежду…
– У меня скоплены кое-какие деньги, – сказал Фрэнки, – я все улажу. И комнаты найдем, и обстановку купим у Бэттермена на распродаже. А ты можешь взять на работе отпуск, чтобы собрать платья и всякое такое.
– Но мы должны какое-то время побыть женихом и невестой, прежде чем…
– Терпеть этого не могу! – взорвался Фрэнки. – Когда все знают, что ты встречаешься с девушкой и ждешь, чтобы на ней жениться, начинаются шуточки исподтишка: мол, бьешь ты в гонг или нет. Всем все надо знать.
– Когда девушка выходит замуж слишком поспешно, тоже начинаются разговоры…
– И пускай. Говорить все равно будут – хоть так, хоть этак.
– Чтобы наши имена трижды огласили после воскресной службы, нужно три недели.
– Ладно. Тогда через два месяца, – нетерпеливо уступил Фрэнки.
– Прежде чем назначать дату, нужно познакомить тебя с моими. Не могу же я выйти замуж, им не сказав.
– Я им не понравлюсь.
– Понравишься! А если и нет, это ничего не изменит. Но все-таки они мои родители, и я должна им сказать.
– Понимаю, – сказал Фрэнки. – У меня у самого примерно такие же. Мать раскричится, когда узнает, что ей грозит потерять меня – или мое жалованье. Но я своих стариков просто поставлю перед фактом, понравится им это или нет. – Он обнял Марджи. – Мы имеем право поступать так, как хотим. Если мы счастливы, родители должны за нас радоваться. Правда, вряд ли будут.
– Ох, Фрэнки! – воскликнула Марджи. – Когда подрастут наши дети…
– А ты не торопишься? – улыбнулся он.
– Я серьезно. Когда наша дочка начнет встречаться с мальчиками, давай будем принимать их у себя дома. Чтобы не было, как у нас. А то мы шепчемся по подъездам, будто делаем что-то плохое.
– Будто нам нельзя даже подумать о том, чтобы пожениться, – подхватил Фрэнки.
– Если у меня родится дочь, – произнесла Марджи торжественно, – наш дом, каким бы скромным он ни был, будет предоставлен ей, ее друзья будут моими друзьями. Я постараюсь не забыть, что чувствовала сама в ее возрасте, чтобы понимать, что чувствует она. Это важно – когда, например, злишься на детей, вспоминать, каким ты был в детстве.
– Заметано! – согласился Фрэнки. – И все-таки, Марджи, ты торопишь события. Давай не будем заводить детей, пока не станем на ноги.
Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
– Зачем же жениться, если ты не думаешь о детях?
– Давай поговорим о них через какое-то время после того, как поженимся. Так что насчет даты?
И опять Марджи, сама не зная почему, ушла от прямого ответа.
– Вот ты хочешь на мне жениться, – сказала она, – а что любишь меня, не говоришь.