По пути с Марджи произошло маленькое чудо. Она увидела, как из-за угла выворачивает повозка цветочника – медлительное средоточие красок и ароматов. Все то, о чем ей только что думалось, вдруг обрело зримую форму. Спереди стояли маленькие елочки с корнями, обмотанными мешковиной, в середине – белые, красные и розовые герани, а на доске, прибитой к заднему бортику, – анютины глазки, туго сидящие в ягодных лукошках. Косматая лошадь, почувствовав легкое натяжение поводьев, замедлила шаг.
– Хотите купить красивое растение, леди? – спросил возница.
– Не знаю, – сказала Марджи.
Нерешительность ее ответа обнадежила его, и он сильнее натянул вожжи. Лошадь повесила голову, радуясь возможности передохнуть. Торговец повернулся к Марджи.
– Вот красивые деревца: семьдесят пять центов – штука. А вот герани – во всем Бруклине красивше не найдете. Всего-навсего по четвертушке за них прошу!
– Я только на анютины глазки засмотрелась, – пояснила Марджи.
Обрадовавшись быстрому сужению интересов покупательницы, торговец соскочил с повозки.
– Еще бы не засмотреться! – сказал он с чувством. – Нигде таких не отыщете.
– Почем они? – спросила Марджи.
Дело быстро шло на лад. Почти уверенный в успехе, продавец решил еще немного поупражняться в своем искусстве.
– Вы сначала поглядите, а про цену мы потом поговорим. – Он взял одно из лукошек и поднес к лицу Марджи. – Эти цветы хвалить не надо, они сами себя хвалят.
Бархатистые фиолетовые цветки, пламенеющие желтые, дымчатые бордовые и более обыкновенные синие и белые действительно не нуждались в рекламе.
– И все-таки сколько они стоят? – повторила Марджи.
– Я вам скажу. На рынке я взял их по двадцать центов за лукошко, а отдаю по двадцать пять. Пять центов навару – разве ж это много? Ведь я ж поднялся ни свет ни заря, приехал за ними на Фултон-стрит и вот болтаюсь теперь по улицам, чтоб их продать! – Торговец сам ответил на свой вопрос: – Это нисколечко не много!
Марджи согласилась, однако была вынуждена признаться, что все-таки не может себе позволить выложить четверть доллара за цветы.
– Четверть! – произнес цветочник со сдерживаемой страстью. – Разве жалко потратить четверть, если за нее вы получаете хотя бы минутку радости!
С этим утверждением Марджи, опять же, не смогла поспорить, и банальным оно ей не показалась. Когда ее глаза встретились с глазами торговца, у них обоих мелькнула мысль: поймать мимолетное счастье, может, и не так трудно, как некоторые думают.
– Извините, что отняла у вас время, – сказала Марджи. – Я просто искала что-нибудь недорогое, чтобы прийти к матери не с пустыми руками. Спасибо! – И она зашагала дальше.
– Погодите! Ну зачем же так торопиться? У меня есть как раз то, что вам нужно. – Торговец полез в потайной ящичек под своим сиденьем и извлек оттуда коробочку несвежих цветов. – Эти остались со вчера, – пояснил он. – Чуток помятые и потому не такие красивые, да? Но они расправятся. Полейте их, поставьте на солнышко… А стоят они… – цветочник пристально посмотрел на лицо покупательницы, рассчитывая увидеть радостную улыбку, – всего десять центов!
Марджи действительно просияла.
– Беру! – выдохнула она, боясь, что он передумает.
Только после того как десять центов перекочевали из ее сумочки в его карман, она заметила, что в середине лукошка цветы совсем завяли. Бросив на торговца взгляд, полный болезненного разочарования, она безо всякой задней мысли высказала вслух то, что подумала:
– Такие люди, как мы, не должны поступать так друг с другом.
Цветочник потупился. На секунду сжав десятицентовую монетку, он достал ее из кармана и протянул Марджи.
– Вот, – сказал он пристыженно. – Заберите деньги, а цветы оставьте себе.
Она покачала головой:
– Сделка есть сделка. Если я согласилась, то на попятный уже не пойду.
Выдернув увядшие цветки, Марджи бросила их в канавку. В лукошке осталось всего одно растеньице, не утратившее первоначального вида. Торговец подобрал выброшенные анютины глазки.
– Суньте эти корешки в воду, когда придете домой. Глядишь, оживут. Тогда у вас будет целое лукошко неплохих цветов.
– Может, это покажется вам смешным, – сказала Марджи несколько надменно, – но я считаю, что лучше иметь одну хорошую вещь, чем целую кучу неплохих.
Подумав над ее словами, торговец раскрыл ладонь, и увядшие цветки снова попадали в канаву. Он поставил ногу на колпак ступицы заднего колеса, подался вперед и облокотился о колено, другой рукой сдвинув помятую фуражку с помятого лица.
– А знаете, – произнес он спокойно и мягко, – я ведь и сам такой. По мне, лучше одна простая вещь, но чтобы первый класс, а всякой второсортной дребедени и даром не надо. Я всегда жене говорю: «Ты дай мне кусочек хрустящего ржаного хлебца со свежим сладким маслом, а не кусок филейного мяса, который как подошва». Всегда ей так говорю.
Эта краткая речь преобразила цветочника. Жалкий торговец с бегающими глазками как будто куда-то исчез. Раскованная поза облагородила его, придала ему более уверенный вид. Оказалось, он личность, имеющая собственные взгляды. Марджи заметила все это, но ответить смогла только одним словом:
– Правильно!
Больше им нечего было сказать друг другу. Маленькая сделка, подарившая двум незнакомым людям несколько моментов взаимопонимания, была завершена. Торговец взобрался на тележку, хлопнул вожжами по спине уставшей лошади и поехал прочь, расхваливая свой товар на всю немноголюдную улицу.
Этот эпизод воодушевил Марджи, подхлестнул ее воображение. Кроме Фрэнки и родителей, она почти ни с кем не разговаривала, и теперь ей стало интересно представить себе, как живет ее случайный собеседник. «Наверное, – подумала она, – он был неплохим парнем в молодости, когда еще только ухаживал за своей женой. Являлся к ней франтом, с кучей всяких мыслей о своем будущем и о мире вокруг. А она приходила от всего этого в восторг. Может, он и не говорил ей, что торгует вразнос, а строил из себя важную птицу – владельца настоящей цветочной лавки. Девушка думала о том, как это было бы хорошо – жить в задних комнатах магазина, заботиться о ребенке или о паре детишек и время от времени отлучаться от них, чтобы помогать мужу собирать свадебные или выпускные букеты. Возможно, он надеялся, что однажды действительно откроет собственную лавку: поторгует вразнос для начала и быстро скопит нужную сумму, – но ничего у него не вышло. А может, в юности он стоял на углу с цветами в ведерке и потому вполне доволен нынешним своим положением: у него есть повозка и лошадь – о большем он и не мечтает. Интересно было бы узнать. Пожалуй, я могла бы у него спросить, но мне не хватило бы смелости».
Марджи зашла в булочную и купила две шарлотки со взбитыми сливками. На лестнице родительского дома остановилась, надеясь услышать знакомые звуки: быстрые шаги матери за закрытой дверью, глухой шлепок сала о сковородку, потрескиванье лука в пузырящемся жире, тихий чистый треск скорлупы, разбиваемой о бортик. На секунду Марджи захотелось, чтобы все стало по-прежнему. Жизнь дома не была счастливой, но была полна надежды. Казалось, все блага ждут тебя за углом – только протяни руку и возьми. Выйдя замуж, Марджи повернула за угол. Не то чтобы она жалела об этом. Просто немножко грустила оттого, что поворот, ожидавший ее впереди, теперь позади. Одной мечтой стало меньше.
– Здравствуйте, незнакомая молодая особа, – сказала Фло.
– Ну мама! – автоматически запротестовала Марджи.
– Наконец-то вы нашли время для родной матери!
– Я же была у тебя меньше недели назад!
– За неделю я могла бы помереть и лечь в могилу!
Марджи косвенно попыталась ее усовестить:
– Сегодня такой хороший день, мама, почти весна.
Ненадолго задумавшись над этим аргументом, Фло сказала:
– Сядь и посиди немного.
Она поставила чайник.
– Я купила тебе цветочков… то есть один цветочек.
Фло взяла лукошко и понюхала растеньице с тремя распустившимися бутонами. Ее лицо почти что выразило нежность и удовольствие. Как будто бы застыдившись этого, она сказала:
– Не сорила бы ты деньгами!
– Всего десять центов.
– Центы вырастают в доллары.
– Нет, – улыбнулась Марджи, – это доллары тают и превращаются в центы.
Фло поставила лукошко на подоконник. Рядом с бостонским папоротником, фикусом и пеларгонией оно выглядело очень скромно.
– Как папа?
– Твой отец, – сказала Фло так, будто сама она не имела к этому мужчине никакого отношения, – ничем похвастаться не может. На прошлой неделе его на два дня отстранили от работы.
– Почему?
– Не объяснили. Времена, мол, трудные – вот и весь разговор.
– Я бы не стала волноваться, – сказала Марджи успокаивающе.
– Ты бы не стала, а мне приходится.
– Зачем?
– Затем, что, если я не буду волноваться, кто будет? Мне думается, они хотят уволить твоего отца, но, потому как он проработал на них столько лет, им не хватает духу вышвырнуть его сразу. Будут отстранять его и отстранять, покуда не отстранят совсем.
– Он найдет другую работу.
– Где? В его-то возрасте!
– Папа еще молодой, ему всего сорок три.
– Когда рабочему человеку переваливает за сорок, он становится старым. Боссам всегда подавай молодежь. Вот если б он выучился и поступил бы в гражданскую службу, то в старости получал бы пенсию. Сколько ты отдала за эти штуковины с кремом?
– Десять центов.
– Десять центов за воздух! Да на эти деньги большую круглую плетенку можно было купить.
– Ладно, в следующий раз куплю плетенку. Ты не переживай, мама. Если папа потеряет работу, мы с Фрэнки, может, поможем.
– Помощи нам ни от кого не нужно, – заявила Фло. – Только вот квартиру, пожалуй, придется сменить на подешевше. Ты пей чай-то, пока не остыл.
– До этого не дойдет, – возразила Марджи, а сама подумала: «Неужели бывают квартиры еще дешевле этой?»
– Теперь, без твоего жалованья, нам трудно стало платить за аренду. Я тут подумала, что если бы вы с Фрэнки поселились бы у нас, мы отдали бы вам гостиную и спальню рядом с нашей. Арендную плату и расходы на еду делили бы. Вам вышла бы большая экономия, – сказала Фло и честно прибавила: – Нам тоже.