– Из этого ничего хорошего не получится, мама, и ты это знаешь.
– Я в ваши дела вмешиваться не буду, – смиренно пообещала Фло.
– Фрэнки хочет, чтобы мы жили собственным домом.
– А вот если бы свекровь вас к себе позвала, ты бы как миленькая побежала.
– Ничего подобного! – возразила Марджи слишком поспешно, и Фло поймала ее на этом:
– Ага! Значит, вы с нею плохо ладите!
– Мы ладим хорошо, – соврала Марджи. – Просто каждая пара хочет иметь свое гнездышко. Может, когда-нибудь мы с Фрэнки купим маленький домик, – произнесла она мечтательно. – Тогда мы могли бы жить на первом этаже, а вы с папой на втором.
– Нет уж, спасибо, – гордо отказалась Фло. – Я всегда жила у себя дома, хоть это и были всего лишь несколько дешевых комнатушек. Не хватало еще, чтобы я столько лет горбатилась, а потом на старости не имела своего угла! Иметь собственную крышу над головой – разве я о многом прошу? Нет! К тому же я всегда говорила, что не буду жить с дочерью и зятем.
– Ты же сама предложила, чтобы мы к вам переехали.
– Это другое. Тогда я все-таки осталась бы хозяйкой в доме.
Провожая Марджи, Фло сказала:
– В следующий раз так надолго не пропадай.
– Ладно. Но ты тоже приходи меня навестить.
– Мне не в чем расхаживать по гостям.
– В гости ко мне можно не наряжаться. Мы с тобой вроде бы уже знакомы. Однажды ты меня родила, помнишь?
У Фло сжалось сердце, когда она увидела на лице дочери знакомую болезненно-лукавую улыбку. Сейчас было самое время для каких-нибудь запоминающихся или просто приятных слов, и она это понимала, но сумела только сказать:
– Еще бы! Такие мучения! Как будто про это можно забыть!
Уже спускаясь по лестнице, Марджи обернулась на зов.
– С тобой все в порядке? – спросила Фло.
Марджи поняла, что так мать спрашивает, не беременна ли она.
– Вроде бы.
– Вроде бы? Вроде?! – в голосе Фло вдруг зазвучала паника. – То есть ты не знаешь?
– Знаю. Все в порядке. Точно! – крикнула Марджи, задрав голову, и в ответ услышала вздох облегчения.
По дороге домой Марджи пришла к выводу, что волноваться из-за отца не стоит. Эта работа все равно никогда ему не нравилась. Когда его приняли, он сказал дома, что это только до тех пор, пока не подвернется что-нибудь получше. За пятнадцать лет ничего получше не подвернулось. Хенни не отваживался оставить «временное» место, чтобы заняться поисками постоянного. Если теперь его уволят, он, может, наконец-то найдет работу получше. «Ведь он еще молодой, – с жаром заверила себя Марджи. – И напрасно мама говорит, будто старость рабочего наступает в сорок лет».
И все же день почему-то уже не казался ей таким славным. Солнце спряталось за набежавшими облаками, ветер принес сырость и холод.
Глава 26
Было субботнее утро. Фрэнки, как обычно, нервничал, боясь опоздать на работу. Марджи наряжалась для поездки в Нью-Йорк: к одиннадцати часам она обещала явиться в мэрию, чтобы присутствовать в качестве свидетельницы на бракосочетании Рини и Сэла. Как об особом одолжении она просила Фрэнки уйти из конторы на час пораньше (в субботу и так полагалось работать только полдня) и выступить свидетелем, но он наотрез отказался. Дело было не только в том, объяснил он Марджи, что ему не хотелось отпрашиваться у начальства, но и в том, что он не одобрял союз «макаронника» с «такой девушкой». Говоря «такая девушка», он намекал на беременность Рини.
– Конечно, это ужасно, – согласилась Марджи, – ведь она уже на седьмом месяце. И все-таки было бы еще ужаснее, если бы он так и не женился на ней. Поэтому, я думаю, мы должны ее поддержать: постараться сделать так, чтобы все выглядело нормально. Пусть ему не кажется, будто он делает ей одолжение.
– Он действительно делает ей одолжение, – заявил Фрэнки. – Ей повезло. Иначе не скажешь.
– Ему тоже.
– Он тюфяк.
– Мужчина как будто бы никогда ни в чем не виноват. Все бесчестие достается женщине.
– Некоторые женщины слишком распущенны, чтобы чувствовать себя обесчещенными.
– И все-таки Рини – хорошая девушка, – сказала Марджи.
– Ха!
– Разве она виновата, что так сильно его полюбила, а их родители были против того, чтобы они поженились?
– Они запросто могли пожениться, никого не спрашивая.
– У них не хватило духу.
– Зато для кое-чего другого хватило.
– Ну и что? Да, такое бывает. Когда люди сходятся друг с другом, неудивительно…
– Ребенок родится через три месяца после свадьбы! Потом бедняге всю жизнь с этим жить!
– Если все вокруг станут рассуждать, как ты, тогда, конечно, первое время будет тяжело. Пойдут разговоры. Да и то сам малыш ничего не поймет. А через годик Рини и Сэл переедут с ним в Джерси или еще куда-нибудь. Когда ребенку исполнится лет пять, кто вспомнит, через сколько месяцев после свадьбы он родился? Кому будет до этого дело? Об этом будут знать только те люди, которым полагается его любить и оберегать. Только родственники с обеих сторон будут вспоминать эту историю во время ссор.
– А ты, как я погляжу, хорошо изучила этот вопрос. Удивительно, что сама не устроила свою семейную жизнь таким образом.
– Не было возможности.
– Возможности? – взвизгнул Фрэнки.
– Мне никогда не приходилось бороться с искушением, – сказала Марджи, понимая, что играет с огнем, – ведь я никогда не была такой симпатичной и такой живой, как Рини.
– Хорошо, что тебе подвернулся именно я, – сказал Фрэнки почти саркастически.
– Каждый день благодарю за это мою счастливую звезду, – сказала Марджи почти горько.
– Если бы я не знал… что я у тебя первый, я мог бы подумать, что ты такая же, как твоя подружка.
Марджи захотелось сказать: «Не беспокойся, не было рядом со мной ни одного мужчины, из-за которого я могла бы потерять голову», но вместо этого ответила:
– Полагаю, это комплимент?
– Ах, Марджи, перестань, ладно? А то я точно опоздаю на работу.
– Деньги есть?
Вместо ответа позвенев монетками в кармане, Фрэнки направился к двери.
– Ты кое-что забыл.
– Что? – Он оглядел комнату.
– Поцеловать меня.
– Ох, Марджи! – простонал Фрэнки нервозно и чмокнул жену в щеку.
Она задержала его:
– Нам с тобой так повезло, Фрэнки! Мы одной веры, мы молоды, у тебя есть работа, у нас прекрасный дом и столько всего впереди… и… Ну теперь иди, а то и правда опоздаешь, – с этими словами Марджи вытолкала его за дверь.
Фрэнки испытал облегчение оттого, что ему удалось относительно легко отказаться от присутствия на свадьбе и избежать ссоры, которая могла бы быть очень неприятной. Захотев вознаградить Марджи, он сказал:
– Подожди меня сегодня в Нью-Йорке возле мэрии. После работы я подъеду, и мы пообедаем в «Чайлдсе». Идет?
– Идет. Ох, Фрэнки, я так хочу тебя любить!
Накануне Марджи сказала: «Я так люблю тебя!» – но Фрэнки не заметил перемены.
Сальваторе снял шляпу с колодки, заглянул внутрь, снова перевернул и, одобрительно кивнув, сделал вмятинку посередине.
– Нормально, босс? – спросил чистильщик.
Сэл колечком соединил большой и средний пальцы, смуглый парень широко улыбнулся.
– Я старался! По случаю вашей свадьбы!
Сэл уселся в кресло. Старший чистильщик обуви поблагодарил клиента за чаевые и подошел к своему начальнику, чтобы заняться его туфлями. В этот момент с улицы прибежал третий парнишка, держа в вытянутой руке свежевыглаженный костюм на проволочной вешалке.
– Готово, босс, – сказал мальчик, тяжело дыша.
Сэл кивком поблагодарил его, и он повесил костюм за шторку в глубине лавки. Скучающим, но зорким глазом профессионала Сэл проследил за тем, как чистильщик плюхнул порцию едко пахнущего крема на остроносые светло-коричневые броги. Потом поднял глаза и задом наперед прочитал надпись на витрине своей конурки: «Салон первоклассной чистки обуви и шляп». Ниже маленькими буквами было написано: «С. Де Муччьо, собств.»
Это «собств.» означало, что Сэл является владельцем бизнеса. Правда, за вычетом жалованья трем мальчишкам, стоимости материалов и арендной платы его доходы не превышали того, что получает клерк или фабричный рабочий. Преимущество было в том, что он никому не подчинялся, был сам себе хозяином, а это дорогого стоило.
Через туфли ноги ощущали тепло от трения. Сэл посмотрел на склоненную голову мальчика и удовлетворенно отметил про себя, что тот трудится на славу: задники полирует так же тщательно, как носки.
Раньше Сэл сам чистил обувь в парикмахерской при отеле, а еще раньше постигал это ремесло на бруклинских улицах. Он сумел открыть свое дело, потому что был честолюбив и старался полировать ботинки лучше, чем другие мальчишки. Теперь у него появились собственные подмастерья, и он научил их при помощи нескольких приемчиков добиваться того особенного блеска, который ценили его клиенты.
«Американский путь! – думал Сальваторе, рожденный в Америке иммигрантами из Италии. – Делай свое дело чуть лучше других, и добьешься успеха».
– Ну все, босс, – сказал мальчик, расправляя подвернутые брюки хозяина.
Сэл встал и ободряюще улыбнулся встревоженному парнишке. Тому было всего семнадцать, он тоже вырос в иммигрантской семье и тоже мечтал стать успешным американцем, считая, что для этого нужно во всем копировать начальника. Но Сальваторе знал: подражания недостаточно, – и часто говорил ребятам: «Не пытайтесь быть как я. Пытайтесь быть лучше. Тогда выбьетесь в люди».
Сэлу захотелось ласково потрепать мальчика по голове, но он подавил в себе этот импульс, подумав: «Еще решит, что я чертова фея». Вместо этого он в шутку махнул кулаком, как будто ему вздумалось ударить парнишку в челюсть. Тот с улыбкой увернулся, поняв этот жест правильно.
Надевая за шторкой свежевыглаженный костюм, Сэл отметил про себя: «Забавно, как люди разных национальностей тяготеют к разным ремеслам, и до чего по-разному они начинают карьеру. Например, еврейский мальчишка купит что-нибудь по дешевке и выгодно перепродаст: возьмет в пекарне крендельки по центу и сбудет в парке по два. Немчик станет продавать то, что смастерил сам: приготовит лимонад и принесет его на стадион или наделает вертушек из обоев. Греки сначала крутятся на задворках ресторанов, чтобы при случае доставить кофе в какую-нибудь контору. Потом их допускают до мытья посуды, ну а потом и до стряпни. Американские мальчишки продают газеты. Им нравится чувствовать себя в гуще событий, выкрикивать заголовки и ловко протягивать сложенные номера, одновременно беря день