— А мы и Ваньки Быка не испугаемся, — сказал Дема. — Приходите к восьми часам, пойдем в обход.
В назначенное время парни собрались около кокоревского дома. Дема и Вася взяли себе из хранившегося у них оружия по винтовке и браунингу, а остальное роздали.
Все вместе они дошли до Новопроложенной улицы и послали на разведку Ваню Лютикова. Он вернулся минут через десять и сообщил:
— Уж-же приехали… Лошадей к столбу привязали. Двое в ш-шинелях, третий — в простой одежде. При мне ос-стансвили тетку, документы и в-выкуп потребовали.
— Как же теперь нам сделать, чтоб бандюги не удрали? — задумался Дема. — Вот что… ты, Вася, с кем-нибудь шагай прямо к ним и заводи разговор, — предложил он. — Я с двумя пойду в обход, а остальные незаметно подкрадывайтесь… Только раньше времени не показываться! Я свистну, когда понадобитесь.
Отдав винтовку парням, Вася поставил браунинг на боевой взвод, засунул его за ремень, застегнул куртку и вместе с Лютиковым не спеша пошел к Огородному переулку.
Едва миновали первые дома, как от крыльца бакалейной лавчонки послышался пропитой бас:
— Чуваков! Заснул, что ли?.. Проверь, какие там ходют в запрещенное время?
От забора отделился долговязый детина в короткой шинели без хлястика. Он приблизился почти вплотную, тусклым электрическим фонариком осветил лица и, распространяя запах денатурата, громко доложил:
— Так что… шмендрики какие-то!
— Дай по шеям, чтоб не шлялись здесь! — донеслось от крыльца, где рдели, то разгораясь, то затухая, два папиросных огонька.
Прежде чем выполнить приказание, детина спросил:
— Папиросы есть?
— Есть, да не про вашу ч-честь, — ответил Лютиков.
— Чего? — изумился детина, не ожидавший от щуплого паренька такого ответа. — А ну, выворачивай карманы! — рявкнул он.
— У меня в кармане в-вот такая б-блоха на аркане, — невозмутимо продолжал Лютиков, вытаскивая браунинг. — Она к-кусается.
Детина, опасливо глядя на пистолет, отступил к забору.
— Не балуй! — дрогнувшим голосом сказал он и, не поворачивая головы, выкрикнул своим: — Они тут со шпалером!
— Что там еще? — недовольно произнес бас.
Вася, видя, что с крыльца спрыгнули два человека и быстрым шагом устремились к ним, тоже вытащил пистолет и предупредил:
— Не приближаться!
Грабители остановились.
— Сейчас как грохну гранатой — пыль от них останется, — с наигранной бойкостью сказал оборванец в длинной кавалерийской шинели.
— А ну, посвети: что тут за субчики? — приказал второй, одетый в кожанку.
Мутный луч фонарика вновь заскользил по путиловцам. Убедившись, что в руках у них не пугачи, а браунинги, грабитель изменил тон.
— Никак, на своих напоролись? — воскликнул он. — Просим пардону. Но вот этот и те переулочки — наши. Заявочка по всей форме: и Ваньке Быку и всей шатии известно, что мы тут буржуя перетряхиваем.
— Какого буржуя? Где вы тут буржуев нашли? — спросил Вася.
— В общем, находим и реквизируем по закону: грабим только награбленное. А вас просим другую улицу поискать, иначе не ручаюсь… помощнички у меня шибко нервные.
— А мы вам советуем убраться отсюда, да поживей!
— Кто вы такие, чтоб приказывать?
— Рабочий патруль.
— Новые городовые, что ли?
— Кто бы мы ни были, а грабить не позволим.
— Чего?.. А ну, дай я их шугну гранатой. — Грабитель в длинной шинели отвел руку, словно собираясь что-то бросить, и выкрикнул: — Тикай, пока не кинул!
Почти в то же мгновение позади послышался строгий голос:
— Не шевелиться! Стреляем без предупреждения.
Это был Дема Рыкунов со своими ребятами. Из темноты показались и другие. Поняв, что бежать некуда, грабитель буркнул:
— Не бойтесь, я шутю!
— Зато мы не шутим, — сказал Дема и, подойдя вплотную, потребовал: — Покажи, что у тебя?
В руке у грабителя оказалась пустая бутылка из-под денатурата. Отдавая ее Рыкунову, он сказал:
— Не сумлевайся… чистая ханжа была.
— Выкладывайте все, что награбили, — сказал Вася.
— Да мы завсегда делились… не жадные. Только бы Ванька Бык не обиделся. Ему с нас доля полагается. Если кому жить охота, лучше не впутываться.
— Не пугай, не страшно. И вашего Ваньку Быка в оборот возьмем. Обыщите их, — сказал Дема своим парням.
Грабители, словно по уговору, отступили назад и прижались к забору.
— Не подходи! Кровь пустим, — угрожающе прокричал басистый. В руке у него появился револьвер. — Сами все выкинем, но вы попомните… встретимся еще на узкой дорожке.
Они начали выбрасывать из карманов на снег все, что отняли у прохожих.
— Ну, а теперь забирай коней — и марш отсюда! — приказал Дема. — И предупредите своих: если еще кого на грабеже поймаем — худо будет!
Грабители побежали вдоль забора, торопливо отвязали коней и, вскочив на них, пригрозили:
— Это вам не забудется!
И ускакали по Петергофскому шоссе.
В воскресенье Катя Алешина весь день просидела дома с раскрытой книжкой и вслушивалась, не раздастся ли стук в окно.
«Забыли, наверное? — думалось ей. — А может, стесняются, стоят где-нибудь на улице и ждут».
Накинув на голову платок и надев пальто, она вышла за ворота. Улица была пустынной.
«Их, наверное, через мост не пустили, — решила Катя. — Неужели не догадались по льду пройти? Впрочем, почему они должны рваться сюда, рискуя жизнью? Только потому, что я их жду? Наташа права — сегодня парням не до свиданий. Да и кому захочется в такую даль идти пешком! Трамваи, кажется, совсем не ходят…»
И все же она ждала, надеясь, что Вася Кокорев пробьется к ней. «Они, наверное, дерутся с полицией, а я попусту жду, — убеждала она себя. — Но когда же мы теперь встретимся? Он может прийти, не застать меня дома. Надо назначить новый день. Только как это сделать? Очень просто — написать письмо, не признаваясь, конечно, ни в чем. Но я же не знаю адреса, куда же писать? Прямо на завод, — решила Катя. — Они говорили, что работают в кузнице».
Она вернулась домой и написала всего несколько строк:
«Вася и Дема! Нас снедает любопытство: как вам удалось улизнуть от долговязого? Если пожелаете рассказать, то в четверг и воскресенье после семи вечера я буду дома.
Желаю вам успехов. Катя».
В тот же вечер она опустила письмо в почтовый ящик. А потом спохватилась: не покажется ли она навязчивой? Ой, как нехорошо. Ну и пусть! Если он дурное подумает, не нужен ей такой, обойдется она и без него.
Все же в четверг она пришла домой раньше обычного и до десяти часов ждала. Парни не пришли. Ну и не надо. Больше она ни слова не напишет. Она и так поставила себя в унизительное положение.
От обиды девушке хотелось плакать, но она, стиснув зубы, приказала себе: не сметь, не распускаться!
Чтобы больше не думать о Кокореве, девушка достала из комода письмо отца, которое не раз перечитывала, когда ей было трудно.
«Отсюда, милая, не убежишь, — писал отец. — В одну сторону тайга на сотни верст, в другую — куда ни кинешь глазом — бесконечная, безлюдная тундра. Скоро выпадет снег, и начнется долгая полярная ночь. Но мы сейчас рады холодам. Они избавили нас от комаров и гнуса, которых в здешних местах — тучи. От проклятой мошки нет спасения ни под сеткой, ни в домах, ни около дымокуренных горшков, в которых сжигают лежалые листья и навоз. Мошкара злей волков!
А морозы в Заполярье крепкие — доходят до шестидесяти градусов. Попробуй согрейся, когда у тебя не толстостенный дом, а холодная пристройка и вместо большой печи — склепанная из старой жести печурка. Сколько в нее ни накладывай дров, тепла не будет, все выдует.
Многих ссыльных страшит зима. Население вокруг бедное: у местных жителей ничего не заработаешь и не купишь. Устраивайся как сумеешь, почти все добывай сам. Я уже наловчился изготовлять охотничьи и рыболовные снасти. В прошлую зиму в прорубях наловил столько рыбы, что нам на троих ее хватило до весны.
На охоту и заготовку дров времени уходит много, но я все же успеваю учиться. Товарищи, которые пограмотней, помогают мне. А как ты, моя доченька? Поступила ли в воскресную школу?
Не поддавайся нужде, обязательно учись! И береги свое здоровье. Выбирайтесь вы куда-нибудь из этого проклятого подвала. Как жалко, что мне здесь негде заработать копейки.
Ходят слухи, что ссыльных стали забирать в солдаты. Неважны, значит, дела у Николки, если от нас защиты ждет. Мы ему, конечно, поможем — как же! С винтовкой в руках легче разговаривать.
Не унывай, дочка, держись, скоро увидимся!»
— Хорошо, отец, — вслух сказала Катя. — Я не поддамся, дождусь тебя.
СКОРЕЙ ДОМОЙ
— Эмигрантский комитет в Швейцарии обдумывал, каким образом лучше всего попасть на родину. На одном из заседаний меньшевик Мартов предложил обратиться к Временному правительству с просьбой, чтобы оно добилось пропуска эмигрантов через Германию в обмен на военнопленных. Это предложение сперва было отвергнуто, но вскоре нашлись отчаянные головы и телеграммы с такой просьбой были отправлены в Россию Милюкову и Керенскому.
Владимир Ильич не ходил на собрания эмигрантов, потому что считал это пустой тратой времени, но он знал, что там происходит. Смелое и неожиданное для меньшевика предложение пришлось Ленину по душе.
— Немцы будут архидураками, если не пропустят в Россию тех, кто выступает против войны, — сказал он. — Я уверен, они охотно пойдут на это.
Чтобы ускорить переговоры, члены эмигрантского комитета решили сами обратиться к германскому посланнику в Берне. В посредники они выбрали одного из лидеров швейцарских социал-демократов — «центриста» Роберта Гримма. Тот охотно согласился вести переговоры, но вел их так, что дело затягивалось на неопределенный срок.
Дипломатия Гримма возмутила Владимира Ильича. Собрав в Народном доме левых интернационалистов, он рассказал о поведении Гримма.
Интернационалисты согласились, что Гримм явный саботажник. Лучше бы поручить переговоры Фрицу Платтену, тот не подведет.