На другой день, как только в Таврический дворец пришли газеты, почти поминутно из исполкома стали раздаваться телефонные звонки в редакцию. Грозные голоса спрашивали:
— Почему газета выступила в защиту Ленина? С кем статья согласована? Кто автор? Ах, Бонч-Бруевич! Тогда понятно! Он давно работает на большевиков.
Бонч-Бруевича вызвали на заседание исполкома и после допроса отстранили от работы в «Известиях».
Владимир Ильич мог рассчитывать только на большевистские газеты, но их было мало. К тому же некоторые правдисты настаивали на дискуссии, когда необходима была единая воля и единая тактика в быстро меняющейся и сложной обстановке.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПРИШЛА ВЕСНА
Весной в Петрограде пахнуло только лишь в конце апреля. По вздувшейся Неве прошел первый, слежавшийся за долгую зиму, закопченный и захламленный свалками лед. Очистившись, река как бы стала шире и величественней. Но ее воды текли холодно и строго. Для Невы еще не наступила весна.
Жители города продолжали протапливать печи в домах и ходить в зимней одежде.
Нева, в отличие от многих рек, имеет не один, а два ледохода. В начале весны она сбрасывает свой лед, а недели через две-три, в ярких лучах почти летнего солнца, гонит по синеве вод вереницы белоснежных и хрустальных льдин, плывущих с просторов Ладожского озера.
В такие дни многие петроградцы стекаются к гранитным берегам реки, смотрят на торжественный ледоход и радуются:
- Скоро наступит лето!
Прошедшая зима была снежной. Жители подвалов не зря опасались весны, она принесла им новые бедствия: грунтовые воды пробивались сквозь полы и стены, заливали жилища.
В комнате, где жила Катя Алешина, вода сперва, как слезы, скатывалась с потемневшей от сырости нижней части стены, потом стала пробиваться сквозь щели в полу. Пришлось принести кирпичей и на них уложить несколько досок. Но к вечеру и доски шаткого настила, прогибаясь, стали шлепать по ледяной воде, залившей весь пол.
Утром Катя почувствовала острую боль в горле. Казалось, что там застрял осколок стекла. Она попыталась встать, но от головокружения и слабости опять опустилась на постель.
«Заболела, — поняла девушка. — Вот не вовремя!»
Мать и бабушка тоже с трудом поднялись, им обеим нездоровилось.
— Хоть бы печку протопить, — сказала бабушка, — все в комнате дух другой будет. Пойду на свалку, может, щепок каких наберу...
Охая, она начала одеваться.
— Ты что лежишь? — спросила мать Катю. — Разве сегодня тебе во вторую смену?
— Нет, в первую… горло очень болит.
Мать прикоснулась ладонью к Катиному лбу и всполошилась:
— Да у тебя жар! Доктора надо позвать. Где только денег возьмем? Вот напасть, одно к одному.
А через несколько минут и в соседней комнате, где жил водопроводчик, послышались испуганные возгласы и детский плач.
— Сходи, Луша, узнай, что там стряслось, — попросила бабушка и, прислушиваясь к нараставшему плачу за стеной, еще больше встревожилась: — Никак, Семен кончается…
Она поспешила к соседям.
Вскоре голоса за стеной и плач утихли, только доносилось какое-то непонятное хрипение.
Бабушка вернулась в комнату с ребятишками водопроводчика: шестилетней Ксюшей и четырехлетним Сашей.
— Пусть посидят на моей постели, — сказала она. — Не годится смотреть на такое… Худо с Семеном, кровь горлом пошла. Всю подушку залил. Придется для вас обоих доктора звать.
Старуха решительно выдвинула верхние ящики комода и начала рыться в них. Катя видела, как она достала кусок холста и свою черную кружевную шаль, которую очень берегла.
— На рынок понесу, — сказала бабушка. — Больше продавать нечего.
Уходя, она приказала Катиной матери прибраться и сбегать за доктором.
Мать заправила постели и попробовала ковшиком вычерпать воду, накопившуюся за ночь, но вода почти не убывала. Пришлось бросить это занятие и пойти за врачом.
Катя осталась с ребятишками. Исхудалые и заплаканные, они сидели на бабушкиной постели, как нахохлившиеся воробьи, и настороженно прислушивались к хрипению отца за стеной.
— Чего это так он: «Хррр… хррр»? — спросил мальчик.
— Горлом хырчит, — ответила девочка. — У него чахотка. От нее все помирают.
— А я не помру, — сказал мальчик. — Я поеду летом в деревню. Там в лесу птички поют и коровушки ходят… они молоко приносят.
— Туда надо на паровике ехать, — заметила девочка, — а у нас денег нет.
Мать пришла с доктором — невысоким, седеньким старичком, у которого бородка была почти лимонного цвета. Он осмотрел Катино горло, долго водил холодной трубкой по груди и спине, вслушиваясь в дыхание, а потом сказал:
— Н-да, горло и легкие мне не нравятся. Вам обязательно надо переменить жилье. Лучше всего, конечно, за город, в сосновый бор…
Доктор выписал микстуру, порошки, полоскание для горла и, передавая рецепты, порекомендовал:
— Питайтесь получше. И лимон бы хорошо достать… его сок прекрасно очищает горло. А детей уберите отсюда. Ангина заразная болезнь.
У водопроводчика доктор пробыл недолго. Катя слышала, как он соседке сказал:
— Скоротечная чахотка. Надо бы в больницу отправить, но боюсь — не примут. Готовьтесь ко всему…
Тетя Феня забежала к Алешиным узнать, почему Катя не явилась на завод. Видя, в каком бедственном положении находятся жители подвала, она сказала:
— Сейчас же одевайтесь, и пойдем в исполком. Не уйдем от председателя, пока новой квартиры не даст. Правда, лучше было бы иметь что-либо на примете. В вашем доме есть пустующие квартиры? — спросила она у дворничихи.
— На пятом этаже вроде бы две комнаты освободились, — стала вспоминать она. — Да вот в приставской никто не живет. Как заваруха началась, так он ночью вместе со своей рыжей крикуньей удрал. Запасной ключ от его квартиры у хозяина дома.
— Какой это пристав? Урсаков? — поинтересовалась тетя Феня. И, узнав, что это действительно он, решительно заявила: — Собака из собак. Он теперь и носа сюда не сунет, знает, что ему голову оторвут. Пошли в исполком, я им сейчас скажу все, что думаю. Люди помирают в затопленном подвале, а рядом сухие квартиры пустуют. Безобразие!
В исполком с ней пошли бабушка и жена водопроводчика. Получив ордер на квартиру, они в тот же вечер явились к хозяину дома — краснощекому и тучному торговцу скобяными изделиями. Взглянув на ордер, домовладелец обозлился и наотрез отказался выдать ключи.
— Для меня ваш исполком не указ, — сказал он. — Ишь чего вздумали: в самую дорогую квартиру! А кто за вас платить будет? Исполком, что ли? Даже если и заплатите, не пущу. Вы за неделю изгадите.
— Лучше добровольно впустите, а то сами откроем, — предупредила тетя Феня.
— Попробуйте только! За разбой — я вас в суд, — пригрозил домовладелец.
Его решительность испугала женщин. Катина мать сразу пошла на попятную.
— Ну его, брюхатого, к лешему, — сказала она. — С ним лучше не связываться. Он нам потом и в подвале не даст жить.
— Может, попросим комнатенку наверху? — предложила жена водопроводчика. — Нам бы только ребят в сухое место, а сами мы тут как-нибудь. Все равно стирать придется, не с голоду же подыхать.
— Эх вы, рабское племя! — обозлилась на них тетя Феня. — Привыкли пресмыкаться перед толстосумом. Я бы нарочно в лучшей квартире жила. Не обеднеет он от этого. Сколько ваших родичей на него работало? Пусть теперь расплачивается.
Но женщины все же не решились наперекор хозяину переехать в пустую квартиру.
Первомайский день выдался сухим, ясным и солнечным, а в подвале вода не убывала.
Катя попросила открыть форточку и лежа вслушивалась в то, что творится на улице. Когда издалека стали доноситься песни, неясный гомон большой толпы и музыка, девушка попыталась встать. Но от резкого движения в глазах у нее потемнело и от слабости подкосились ноги. Пришлось опять лечь и укрыться одеялом.
Под вечер в окно кто-то постучал. Прислушавшись к голосам за окном, Катя поняла, что пришли ребята с Наташей. Она позвала мать и попросила:
— Скажи им: ко мне нельзя… болезнь заразная.
Девушке не хотелось, чтобы Вася Кокорев увидел ее такой беспомощной, да еще в этой полутемной, нищенской комнате, залитой водой. Но ни подругу, ни юношей разговоры о заразной болезни не запугали, они все спустились в подвал, положили на табуретку у изголовья букетик подснежников и кулек яблок.
— Ух, какая тут сырость! — заметила Наташа. — В этой холодине ты никогда не поправишься. Надо обязательно переменить комнату.
— Я бы рада, да вот наши боятся.
И Катя рассказала о полученном ордере.
— Если твои родичи не желают переезжать, — сказала Наташа, — так мы без них тебя переселим. Правда, ребята?
— Правда, — ответили юноши.
Они попросили собрать все старые ключи, какие были в доме, взяли из ящика водопроводчика молоток, долото, напильник и пошли с малолетней Ксюшей на второй этаж.
У дверей приставской квартиры путиловцы стали примерять все принесенные ключи. Один из них им показался подходящим. Они слегка подпилили его бородку, вставили в замочную скважину… и ключ легко повернулся.
— И взламывать не надо, — обрадовался Кокорев. — Сбегай, Ксюша, за своими.
На второй этаж пришли бабушка, дворничиха и Наташа. Включив электрический свет, они начали осматривать комнаты.
Квартира была большой и хорошо обставленной. В приставском кабинете на стене висел ковер, увешанный охотничьими ружьями и кинжалами. На полу у оттоманки лежала лохматая медвежья шкура, а на столе стоял бронзовый рыцарь, державший в руке высоко поднятую лампу.
— Вот бы нам, Вася, с тобой такую комнату! — сказал Дема. — Никакой хозяин отсюда бы не выгнал. Жаль только, что далеко на работу ходить.
— А мы давай на какой-нибудь ближний завод поступим, — в шутку предложил Кокорев.
В спальне стояли две широкие кровати, застланные кружевными покрывалами. На полу лежали цветные коврики и виднелись ночные туфли, обшитые белым мехом. Туалетный столик, с большим круглым зеркалом, был уставлен флаконами, баночками, пудреницами.