лиотека — светлая комната, небольшие столы, за которыми можно было читать и писать. Вот эта библиотека и привлекла Катю. Вечерами она заходила сюда, брала книги и читала допоздна.
В библиотеку часто заглядывал и Гурьянов. Однажды он подсел к Кате, посмотрел, какую она читает книжку, и спросил:
— А не могла бы ты почитать малограмотным?
— С удовольствием, — сказала девушка. — Только что читать — Библию?
— Нет. Я тебе другую книжку найду.
Дня через два Гурьянов принес Кате сборник «Знание». В нем была напечатана повесть Максима Горького «Мать».
— Читай, только не спеша, — сказал он. — Останавливайся после каждой главки и спрашивай, все ли понятно, нет ли вопросов.
— А если я не сумею ответить?
— В кружке помогут, не бойся. Идем, я тебя со старостой познакомлю.
Он привел Катю в большую комнату, в которой посредине стоял круглый стол без скатерти, а вдоль стен на скамейках сидели пожилые работницы. Им навстречу поднялась одетая в светло-синий халат седоволосая женщина с моложавым лицом и горячими, темными глазами. Это была мастерица лампового цеха завода «Айваз». Приветливо улыбаясь, она не без удивления сказала:
— Не знала я, что у Дмитрия Андреевича этакая красавица выросла! Будем знакомы. В цеху меня зовут тетей Феней. Зови и ты так. А смущаться не нужно. Здесь все свои, рады будут послушать.
Тетя Феня усадила Катю за круглый стол, спустила пониже электрическую лампочку и, объявив, какую повесть будут читать, уселась в дальнем углу рядом с Гурьяновым.
Катя старалась читать внятно и с выражением. Работницы слушали ее то вздыхая, то радуясь, то роняя слезы. Им близка была жизнь матери Павла Власова. Они переживали каждый поступок героев и хотели знать о них больше, чем написано в повести.
А когда заканчивалось чтение, Кате задавали столько вопросов, что она терялась. Но тут ей на помощь приходила тетя Феня. Она умела говорить красочно, оснащая свою речь присказками, пословицами и примерами из быта рабочих Выборгской стороны. И от этого повесть, написанная Максимом Горьким, становилась еще более близкой.
Катя догадывалась, что тетя Феня связана с людьми, похожими на Павла Власова, что она неспроста приходит сюда, поэтому девушка однажды спросила у нее: а нет ли где кружка для более грамотных?
— Я сама занимаюсь в таком, — ответила тетя Феня. — Только не молода ли ты? И как у тебя дома к этому отнесутся?
Катя рассказала ей о матери и о жизни в подвале.
— Переходи ко мне жить, — неожиданно предложила тетя Феня. — И до завода недалеко, и воздух чистый. Сирень прямо в окно лезет.
Катя поговорила с матерью. Та сначала обиделась:
— Тебе что, зазорно со мной в подвале жить? Образованной сделалась…
Но потом мать одумалась и сама стала уговаривать:
— Не слушай ты меня, глупую. Раз зовет — поживи хоть месяц в Озерках, а то тут чахоткой еще заболеешь.
Тетя Феня жила в домике, утопавшем в зелени: у крыльца, росли две высокие черемухи, а вокруг — кусты сирени и жасмина.
Этот домик был когда-то заброшенной банькой. Баньку присмотрел муж тети Фени — вальцовщик, потерявший на заводе руку. Товарищи помогли ему высудить у заводчика деньги за увечье и купить баньку с участком земли. Общими усилиями они перестроили ее, сделали жильем и местом собраний нелегального кружка.
Муж тети Фени умер весной. Одной ей было скучно жить в домике, стоявшем на отшибе, и она обрадовалась, когда Катя пришла к ней с узелком.
Вместе они ходили на работу, по очереди покупали продукты, стряпали обед, а вечерами тетя Феня вязала либо штопала, а Катя читала ей вслух.
Кружок собирался раз в неделю. В нем было всего девять человек: шестеро мужчин и трое женщин. Катя стала десятой. Руководила кружком курсистка Соня Чиж. Кружковцы приходили словно в гости, одетые по-праздничному, некоторые приносили с собой баранки к чаю. Угощение ставилось на стол. За самоваром, словно в дружеской беседе, проходили занятия. Читали и спорили вполголоса. Изредка в домике поселялись нелегалы, скрывавшиеся от полиции. В такие дни тетя Феня говорила Кате:
— Иди поживи у матери.
А однажды предупредила девушку:
— Если я попадусь с нелегальными и дело кончится тюрьмой, то ты будь хозяйкой. Домишко еще пригодится нашим. Помни, я на твое имя написала дарственную бумагу. Получишь ее у Гурьянова.
Как-то зимой подозвал к себе Катю Гурьянов и вполголоса спросил:
— По вечерам ты свободна?
— Если надо, освобожусь.
— Только смотри, дело очень серьезное. Нам связная нужна. Будешь встречаться с людьми, которых ищет полиция. Не боишься шпиков и тюрьмы?
— Постараюсь не попасться.
— И язычок придется прикусить: никто не должен знать, где и с кем ты виделась. Понятно?
— Понимаю.
По заданиям, которые Передавал Гурьянов, Катя ездила в разные концы города, знала пароли и отзывы нескольких явочных квартир, запоминала тексты решений, которые следовало размножать на бумаге, и передавала их устно. Она научилась быть осторожной и скрытной. Даже мать ни о чем не догадывалась.
На второй год войны в домик тети Фени, когда в нем скрывался человек, убежавший из ссылки, неожиданно нагрянули жандармы. Они арестовали и жильца, и тетю Феню.
Кате об этом рассказала сторожиха соседней дачи. Окна домика были накрест заколочены досками, а на дверях висел неровный кружок сургуча с отпечатанным на нем двуглавым орлом.
Катя решила поселиться здесь с матерью, хотела потребовать, чтобы полиция сняла печать, но Гурьянов отсоветовал:
— Жить тут нельзя, дом попал под наблюдение, за тобой будут следить. Еще, чего доброго, выдашь кого-нибудь из комитета. Живи лучше с родными. Там вас много, меньше подозрений.
Тайный агент охранного отделения Виталий Аверкин уже третью неделю, словно тень, ходил по‘ пятам за Катей Алешиной. И она не замечала его. «Начинающая, — думал он, — только втягивается». А сегодня вдруг девушка испугалась и раньше времени соскочила с конки.
«Какой же я идиот! Для чего вперился в нее? А еще опытным считаюсь, — ругал себя Аверкин и тут же, точно перед начальством, оправдывался: — Она же читала, кто ждал, что так быстро вскинет глаза». К тому же не может он все время быть легавым. Он соскучился по нормальной человеческой жизни. В последние месяцы его сопровождают лишь испуганные да брезгливые, презрительные взгляды. Эх, жизнь собачья!
«Алешина далеко не уйдет, — вновь вспомнив о службе, успокаивал он себя. — Раз у нее обеденные судки, значит, непременно заглянет в «Долину». А что, если сегодня попробовать сцапать ее с листовками? Нет, только спугнешь и ничего не добьешься. Еще, чего доброго, посадят барышню за решетку».
Нет, этого он не хотел. Лучше прикинуться ее другом и обеспокоенным покровителем, который предупреждает о нависшей опасности. Она сама влетит в руки. Да, да, действовать надо хитро и не спеша. Потерпи, Аверкин!
Первый раз он наткнулся на Катю совершенно случайно. Был воскресный день. Девушка подошла к воротам дома, в котором скрывался выслеживаемый им студент. Аверкин по привычке исподтишка заглянул в лицо девушки — и был поражен: «Вот так красотка! Здесь живет или к кому в гости? Нужно проследить».
Он вежливо уступил ей дорогу.
Катя пересекла двор и вошла в тот же подъезд, куда скрылся выслеживаемый студент. «Не к нему ли на свидание?» — подумал сыщик.
Не мешкая, он шмыгнул в подъезд и остановился в темном углу лестничной клетки.
Девушка поднялась на площадку третьего этажа и постучала в стенку чем-то металлическим. В руке у нее, наверное, была монета. За дверью послышался женский голос:
— Кто там?
— Як бабушке Соне, — негромко ответила девушка. — Она дома?
То же самое говорил и студент.
— К нему! — злобно пробормотал Аверкин, когда дверь за Катей захлопнулась. — Ну, я вам устрою свидание за решеткой!
Подняв воротник, он стоял в тени соседнего подъезда и поглядывал на занавешенные окна третьего этажа. Там изредка мелькали тени, свет становился то ярче, то бледней, но что делают обитатели конспиративной квартиры, трудно было понять.
Прижавшись спиной к стенке, Аверкин терпеливо ждал и раздумывал: «Кто же выйдет первым? Если барышня — пойду за ней». Узнать, где живет эта девица, нащупать новую цепочку в подпольной организации, еще неизвестную охранному отделению, — дело заманчивое! Действовать надо было именно так. Студент никуда не денется, Аверкин знал, где он ночует.
Катя вышла первой. Оглянувшись по сторонам и ничего подозрительного не заметив, она прошла под арку ворот и повернула вправо. Аверкин, выждав несколько секунд, перебежал к воротам и выглянул на улицу. Пешеходов было немного. В неярком свете фонаря он видел, как девушка торопливо удаляется.
Натянув поглубже кепку, сыщик поспешил за ней. Приблизясь шагов на сорок, он замедлил шаг и, двигаясь за идущей впереди парой, не спускал с девушки глаз. Аверкину хотелось приметить в ее фигуре что-нибудь особенное, отличающее от других, чтобы потом не упустить из виду в людском потоке на более оживленной улице. Но как сыщик ни всматривался, все в Кате казалось ему совершенным: она не покачивала ни плечами, ни бедрами, шаг ее был ровным и легким. Видно, девушка привыкла ходить пешком и не боялась больших расстояний.
Аверкин шел за ней следом до тех пор, пока Катя не свернула в ворота каменного дома.
«Не новая ли конспиративная квартира?» — подумал шпик и, юркнув за девушкой во двор, увидел, как за ней захлопнулась дверь в подвальное помещение.
Выждав некоторое время, Аверкин стал заглядывать в плохо занавешенные окна подвала. В одном из них он увидел ту, за кем шел. Девушка устало снимала с себя короткое пальто и что-то говорила высокой старухе.
Без платка и пальто девушка выглядела стройней и выше. Простенькое синее платье, стянутое ремешком в талии, очень шло к ней, а белый воротничок оттенял свежесть разрумянившегося на холоде лица с приметной родинкой у подбородка.
Сняв со стены полотенце, девушка ушла мыть руки, а старуха стала накрывать стол к ужину.