— Очень.
— И все же передайте ему: пока еще нельзя выходить, пусть ждет. Письмо мы немедля перешлем в Центральный Комитет.
Фофанова надеялась, что после совета Надежды Константиновны Владимир Ильич несколько успокоится, а он еще больше рассердился и потребовал, чтобы Маргарита Васильевна в третий раз пошла в райком.
— Спросите у них твердо: почему не хотят? чего боятся? — настаивал Ильич. — И попутно узнайте: есть ли у них хоть сотня верных солдат или красногвардейцев с винтовками? А то подумайте, лишь позавчера Подвойский хвастался: у него такой-то полк и такой. А что же сегодня этих полков не видим? Куда они делись? Почему мне нельзя выходить? Город захвачен юнкерами, что ли? Узнайте все это и возвращайтесь с определенным ответом. Если к одиннадцати часам вас не будет, волен действовать сообразно своему разумению.
В Смольном письме Ленина обсудили на экстренном заседании Центрального Комитета. Оно было столь убедительным, что возражающих не нашлось. Никто уже не питал иллюзий. Временное правительство без вооруженной борьбы не уйдет со сцены. Надо его опередить: начинать выступление не медля ни минуты.
Когда было принято это решение, Военно-революционный комитет стал действовать по намеченному плану.
Нарвские дружинники собирались у деревянного здания Путиловского театра. Здесь шла раздача подсумков, наполненных патронами, и пулеметных лент. Однозарядные берданки заменялись густо смазанными винтовками, привезенными с Охтинских складов.
У стен театра рабочие счищали смазку с винтовок, прилаживали к ним ремни, переобувались и, по-походному подпоясавшись, шли разыскивать своих командиров.
Со всех сторон доносились слова переклички:
— Рубахин!
— Здесь.
— Васильев!
— Я.
Отряды, собравшиеся полностью, получали предписания и строем уходили: одни в Смольный, другие к перекресткам дорог и к разъездам на железнодорожных путях.
Отряд, в котором находились Дементий Рыкунов, Василий Кокорев и парни с Чугунного переулка, собрался полностью, но его почему-то никуда не посылали. Молодые кузнецы пошли к начальнику районного штаба и с обидой спросили:
— Что же о нас не вспомните?
— А вы раньше батьки в пекло не лезьте, — ответил тот. — Нам молодой крепкий дубняк в резерве нужен. Начнет где-нибудь припекать, мы скомандуем вам: «В ружье!.. Становись. Бегом марш!» Ну и поспевайте со всех ног туда, где наших теснят, сшибайте врага и гоните. А пока можете идти в свой клуб. Когда понадобитесь — вызовем!
Комиссар только что отремонтированного крейсера «Аврора» матрос Белышев получил предписание вывести корабль на Неву и любыми средствами восстановить движение по Николаевскому мосту, захваченному юнкерами.
Кочегары без возражений подняли в котлах пар, механики прогрели машины, а новый командир крейсера — обрусевший швед, старший лейтенант Эриксон, — вдруг заартачился.
— Помилуйте, — сказал он, — у нас нет навигационных карт. Мне неизвестен невский фарватер. Река с начала войны в пределах города не углублялась, а она известна илистыми отложениями. У нас большая осадка, сразу же сядем на мель. Кроме того, не следует забывать о ненависти правительства к флоту. Вы знаете, что нас ждет за самовольные действия?
— Знаю, — ответил Белышев. — Но приказ выполню.
Комиссар пошел посоветоваться в судовой комитет. Там старшина рулевых, узнав об опасениях Эриксона, вызвался промерить фарватер ручным лотом.
— И я пойду, — сказал Филипп Рыкунов. — Мне Нева с детства знакома.
Подобрав гребцов, они спустили шлюпку на воду и, взяв аккумуляторный фонарик, так заклеенный черной бумагой, что оставалось лишь крошечное отверстие, отплыли в кромешную тьму.
Комиссар не уходил с верхней палубы. Около него толпились матросы. Они прислушивались, не поднимется ли стрельба со стороны Николаевского моста, но кругом было тихо.
Военно-революционный комитет отправил в базу Балтийского флота в Гельсингфорс условленную телеграмму из трех слов: «Центробалт, высылай устав». Это означало, что в Петроград надо немедля двинуть боевые корабли и отряды моряков.
Нужно было вызвать и кронштадтских матросов, но с ними не договорились о шифре. А в телефонограмме с открытым текстом многого не скажешь. Решили с нарочным послать секретный пакет. Но кто его доставит? Это мог сделать лишь смелый и опытный моряк, который сумел бы обмануть юнкеров, занявших мосты на Неве, и на катере прорваться к морю.
Подвойскому доложили, что в Смольный прибыл матрос, привезший листовки кронштадтцев, призывающие к восстанию.
— Зовите его сюда.
Вскоре в комнате Военно-революционного комитета появился моряк со шрамом на подбородке, на его бушлате поблескивали дождевые капельки.
— Матрос Проняков прибыл в ваше распоряжение! — доложил он и вытянулся, как полагалось по уставу.
Моряк не вызывал сомнения. «Такой прорвется», — решил Подвойский. Он вытащил из стола пакет и предупредил:
— Кронштадтцы должны прибыть завтра не позже полудня. «Авроре» приказано стать на Неве… Впрочем, все это изложено в приказе Военно-революционного комитета. Пакет надо доставить немедля и в полной сохранности.
— Есть, — вскинув руку к бескозырке, ответил Проняков. Он запихал пакет в боковой карман бушлата, круто повернулся и, придерживая рукой висевший на правом боку маузер, поспешил к выходу.
Через десять минут по темной Неве, вздымая пену, помчался буксирный катер с погашенными ходовыми огнями.
Темнота над рекой сгущалась. Пошел мелкий снег. В окнах вдоль набережной загорелись огни, отражавшиеся на воде рябыми бликами.
Катер благополучно миновал Литейный мост, Троицкий… Оставалось еще два. Проняков, напрягая глаза, вглядывался в туманную мглу. Огромный мост, перекинутый через Неву, казался пустым, но моряк на всякий случай сказал рулевому:
— Подбавь ходу!
Тот нагнулся к раструбу переговорной трубы и вполголоса произнес:
— В машине!
— Есть в машине, — донесся снизу ответ.
— Подходим к Дворцовому. Пар не травить, приготовиться к полному.
— Есть к полному!
Патрулей на середине моста не оказалось, заставы юнкеров были на дальних концах. Катер проскочил под высоким пролетом и помчался дальше, оставляя за собой серебристый след.
Последний мост был разведен у правого берега. Рулевой направил катер в средний пролет.
На мосту сразу же забегали темные фигуры в шинелях, послышались грозные голоса:
— Стой! Нельзя под мост!
— Как это нельзя? — притворно возмутился Проняков. — Мы по приказу!
— Пароль?. Стрелять будем.
Моряк, не слушая юнкеров, скомандовал:
— Полный вперед!
Катер дернулся и, обдавая патрули дымом, влетел под мост.
Через несколько секунд он выскочил с другой стороны и, разбрасывая воду, понесся дальше.
Вслед раздался выстрел, за ним другой, третий… Пули звякали по железу, с визгом проносились над рубкой. Но катер не останавливался.
Вскоре он был так далеко, что с моста его уже трудно было различить.
— Пронесло! — облегченно сказал Проняков. — Теперь дойдем без происшествий.
Он пощупал пакет в кармане и рукавом бушлата вытер пот со лба.
Прошло больше часа, как от «Авроры» отвалила шлюпка. Комиссар и еще несколько матросов, поджидая ее, укрылись от ветра за трубой.
Резкий ледяной дождь то затихал, то вновь начинал хлестать. Офицеры не показывались на верхней палубе, сидели в кают-компании.
Неожиданно со стороны Николаевского моста послышалась частая стрельба, но она быстро стихла.
— Не по нашим ли стреляли? — забеспокоился комиссар. — Что они так долго?
Наконец наблюдатель известил:
— С Невы сигналят!
— Запроси: кто?
Сигнальщик защелкал заслонкой фонаря. В ответ несколько раз мигнул тусклый огонек.
Вскоре из темноты выплыла шлюпка и подошла к борту.
Матросы в несколько рук подхватили старшину рулевых и втащили на палубу.
— Так что… вызывай командира на мостик, — прерывистым голосом сказал продрогший старшина. — Промерил почти до моста. Глубины подходящие, даже с запасом...
И он протянул комиссару чуть подмокший чертеж реки, испещренный только что нанесенными цифрами.
С этим листком члены судового комитета пошли в кают-компанию. Но Эриксон и на этот раз отказался вести корабль.
— Я против насилия и не намерен участвовать в гражданской войне, — заявил он.
Офицеры насмешливо поглядывали на комиссара и на матросов, стоявших за их спиной: «Попробуйте, мол, обойтись без нас».
— Это ваше последнее слово? — спросил Белышев.
— Да.
— Часовых к дверям!.. Иллюминаторы задраить на броняшку. Из кают-компании никому не выходить! — сведя брови, распорядился комиссар и вышел.
Он решил вести корабль с помощью старшин. Риск, конечно, большой. Попробуй пройти во тьме по извилистому фарватеру реки без лоцмана и штурмана на такой махине! Но у Белышева другого выхода не было. Он не мог нарушить приказа Военно-революционного комитета. Для победы следовало рисковать.
Когда к «Авроре» подошли два буксира, комиссар поднялся на командирский мостик и приказал:
— Всех свистать наверх!
На корабле раздались звонки, заголосили дудки. Матросы, стуча тяжелыми сапогами, бегом устремились на свои боевые места. На палубе загрохотал втаскиваемый трап…
Эриксон, услышав команду: «По местам стоять... со швартовых сниматься!», испугался. Он был уверен, что матросы посадят корабль на мель. В последнюю минуту офицер потребовал пропустить его на мостик.
Став к телеграфу машинного управления, он, с плохо скрываемой неприязнью, заявил комиссару:
— Веду «Аврору» по необходимости… И не дальше Николаевского моста. Вы слышите? В насильственном захвате власти участвовать не желаю.
— Есть, — сказал Белышев, — там без вас обойдемся.
С помощью буксиров выйдя в Неву, крейсер развернулся и осторожно, обшаривая воду лучами прожекторов, малым ходом двинулся вверх по темной реке.
В три часа тридцать минут впереди