С Невы дул пронизывающий ветер. Временами он приносил то дождь, то ледяную колючую крупу.
Окоченевшие бойцы развели на прилегающих улицах костры.
Марсово поле походило на лагерь кочевников, приплясывающих у множества костров, от которых летели искры. Дым стлался между деревьями по Летнему саду.
Оперативная тройка Военно-революционного комитета — Подвойский, Антонов-Овсеенко и Чудновский — еще ночью заслала на площадь Зимнего дворца своих разведчиков. Рабочие прошли туда небольшими группами под видом санитаров, сторожей, дежурных пожарников и водопроводчиков. Разведчики высмотрели, как обороняются дворец и Главный штаб, установили, что в Зимний можно проникнуть через лазарет, находившийся в первом этаже здания, и со стороны Эрмитажа. Кроме того, во внутреннем дворе Зимнего они обнаружили много простых и бронированных автомобилей. Чтобы сделать эти машины небоеспособными, рабочие изъяли из моторов важные детали и спрятали их в колодцах канализации. Часть разведчиков вернулась еще затемно, а часть — осталась «дежурить» с тем, чтобы их «законно» могли сменить другие.
Днем оборона дворца усилилась: казаки, юнкера и «ударники» построили из березовых и сосновых плах перед дворцом баррикады.
Это обеспокоило Подвойского. Пришлось послать на смену разведчикам агитаторов.
Юнкера артиллерийского Михайловского училища получили приказ за подписью комиссара и начальника училища покинуть позиции. Скучавшие артиллеристы обрадовались. Захватив свои четыре пушки и никому ничего не доложив, они ускакали с площади.
Позже, якобы для заправки бензином, так как во дворце его не было, укатили машины броневого дивизиона. У Зимнего дворца остался только броневичок «Ахчырец».
«Может, нашим агитаторам удастся распропагандировать и других, — думал Подвойский. — Авось сдадутся без сопротивления».
Наспех на пишущей машинке был отпечатан ультиматум, в котором говорилось, что если Временное правительство не сдастся, то по дворцу будет открыт артиллерийский огонь из Петропавловской крепости и с крейсера «Аврора».
Парламентеры, размахивая белым платком, надетым на штык, прошли в штаб округа и вручили ультиматум министру Кишкину.
— На размышления даем двадцать минут, — предупредили они.
— А вам известно, что во дворце госпиталь? — спросил Кишкин. — Ив охране находятся ударницы… Будете стрелять в раненых фронтовиков и женщин?
— Эта хитрость вам не пройдет, — ответили парламентеры. — Мы министров отыщем.
Кишкин велел ждать, с двумя офицерами он ушел во дворец.
Прошло больше двадцати минут, а ответа все не было. Среди солдат первого самокатного батальона кто-то пустил слух, что в штабе расправляются с их товарищами-парламентерами. Самокатчики немедленно выделили группу решительных бойцов, чтобы те отправились на выручку.
Когда разведчики подобрались к зданию Штаба, то у входа увидели своих невредимых парламентеров. То стояли на улице и вглядывались, не идут ли с ответом министр и офицеры. Обрадовавшись подмоге, один из парламентеров предложил:
— Раз они волынку тянут, давайте захватим штаб. Сговорившись, как действовать в здании, они ворвались в штаб и в несколько минут разоружили и арестовали офицеров. Но это ничего не изменило. Зимний дворец, утопавший во мгле, молчал.
Марсово поле занимали резервные отряды. Катя и Наташа застряли здесь с группой дружинниц Красного Креста. Было холодно. Легко одетые девушки, спасаясь от пронизывающего ветра, с набережной перебежали на Миллионную улицу и, став под балконом старинного особняка, прижались друг к другу, чтобы хоть немного согреться.
— Окоченеем здесь. Скорей бы! Чего тянут? — слышались нетерпеливые голоса.
— Говорят, парламентеров послали. Во дворце кроме юнкеров и министров еще и госпиталь есть. Чего зря кровь проливать, может, так сдадутся.
Невдалеке горел костер. К нему прибегали погреться и обсушиться бойцы из цепей.
— Идем погреемся, — предложила Наташа подруге, — а то уже пальцы не разгибаются. И послушаем, что говорят.
Девушки подошли к ближнему костру и протянули над пламенем озябшие руки.
— А вы, красавицы, чего здесь мерзнете? — спросил у них человек в кожанке, расставлявший отряды выборжцев среди солдатских цепей. — Вам ведь в атаку не идти? А ну, живенько соберите своих, я вам место потеплей найду.
Он пошел с дружинницами Красного Креста по набережной Мойки, выбрался с ними на Невский и привел их в только что захваченное восставшими помещение Главного штаба.
— Располагайтесь здесь, любую комнату забирайте под перевязочную, — сказал он.
Девушки заняли две смежные комнаты. В приемной они нашли штабную аптечку и шкафчик, наполненный бинтами и индивидуальными пакетами.
Дружинницам пришлось разделиться на две группы: одни остались в здании, другие отправились к арке Главного штаба, поближе к бойцам.
На Морскую улицу пришел с отрядом и Андрей Проняков. Узнав, что впереди стоят путиловцы, он пробрался к ним и, разыскав Кокорева с Рыкуновым, сказал:
— Ну, братцы, судьба нас снова свела. Даже у Зимнего встретились. Тогда и на штурм вместе. Не разлучаться же в бою!
— Конечно, — подхватил Дементий. — Подтягивай матросов поближе.
Пока Проняков ходил к путиловцам, кронштадтские матросы вместе с красногвардейцами Выборгского района захватили артиллерийскую батарею, прибывшую из пригорода на помощь Временному правительству.
Одну из трехдюймовок матросы и солдаты-артиллеристы подкатили к арке Главного штаба. Отсюда видна была широкая площадь с высокой гранитной колонной посредине и баррикадами, воздвигнутыми юнкерами перед Зимним дворцом.
— Вот для нее самое подходящее место, — сказал Проняков. — Заряжай и пали прямой наводкой.
Катя Алешина, ждавшая начала штурма невдалеке от арки Главного штаба, пошла взглянуть на пушку. И здесь вдруг она заметила Василия. Он вместе с Дементием помогал артиллеристам устанавливать трехдюймовку. Девушка обрадовалась парням, но подошла к ним только после того, как пушка была заряжена и нацелена на ярко освещенное окно Зимнего. Схватив Василия за рукав куртки, она потянула его к себе. Увидев Катю, Василий оторопел:
— Ты зачем сюда пришла?
— Хочу с вами, — ответила она.
— С нами женщинам нельзя, мы на прорыв пойдем.
— Не бойся, — засмеялась Катя. — Я тут как сестра милосердия. Наш пункт первой медицинской помощи вон у той стены. Видишь, где флаг с красным крестом?.. В случае чего — тьфу-тьфу, только бы вас не ранило — разыскивайте нас. А перевязочный пункт в здании Главного штаба. Там Наташа.
Покидая парней, она шепнула Василию:
— Когда Зимний возьмете, разыщи меня, буду ждать.
Восставшие стали занимать исходные позиции для штурма. И тут вдруг пришло сообщение, что артиллеристы Петропавловской крепости отказываются стрелять по Зимнему. Подвойский немедля выехал к ним.
— В чем дело? Почему отказываетесь? — строго спросил он.
Артиллеристы, не глядя ему в глаза, сбивчиво оправдывались:
— Наши пушки стары, годятся лишь для салютов… Давно не чищены, поржавели стволы… Нет прицелов.
— Боевые снаряды не подойдут… если выстрелишь, разнесет ствол. Надо быть самоубийцами, чтобы стрелять из таких пушек.
Видя, что местные артиллеристы ненадежны и могут подвести, Подвойский позвонил в Смольный и потребовал замены.
— Хорошо, подыщу вам более решительных, — пообещал Свердлов и попросил — Только вы, пожалуйста, не тяните со штурмом. Владимир Ильич и так сердится. Из-за вас затягивается открытие Всероссийского съезда Советов. Кончайте быстрее!
Не успел Подвойский переговорить со Свердловым, как прибежавший наблюдатель доложил:
— Зимний вроде бы сдался. С площади доносится «ура»… Никто больше не стреляет.
Приказав подготовить камеры для приема арестованных министров, Подвойский, захватив с собой коменданта крепости, поспешил к Зимнему дворцу.
Автомобиль с зажженными фарами мчался по Миллионной улице. На горбатившемся каменном мосту канавки его вдруг обстреляли. Пули, взвизгивая, защелкали по камням, по железу.
Хорошо, что шофер не растерялся, успел затормозить и дать задний ход. Машина скатилась вниз по уклону и стала недосягаемой для пуль.
Погасив фары и развернув автомобиль, шофер сумел выйти из опасной зоны.
Оказывается, ко дворцу дважды ходили парламентеры. Сперва матрос с солдатом, а позже, по приглашению ораниенбаумских юнкеров, за баррикады ушел член тройки Григорий Чудновский.
Придя во дворец, Чудновский принялся объяснять сгрудившимся вокруг него юнкерам, что их положение безнадежно, так как весь город захвачен восставшими и участь Зимнего предрешена.
— Тот, кто без кровопролития уйдет сейчас из дворца, будет пропущен в свою часть беспрепятственно, — пообещал он. — Ну, а остальных ждет позорная смерть…
В это время в зале появился генерал-губернатор Пальчинский. Выстроив юнкеров, он приказал арестовать агитатора и собирался тут же перед строем расстрелять его, но в ответ услышал грозный стук прикладов о паркет. Один из юнкеров от имени всех доложил:
— Мы дали честное благородное слово, что парламентер уйдет отсюда невредимым.
Пальчинский понял, что возбужденные юнкера не позволят расправиться с большевиком, надо было успокоить их. Он подошел к Чудновскому и сказал:
— Вы свободны, можете идти!
Но парламентер остался на месте.
— В вашу честь я не верю, — сказал Чудновский. — Вы арестовали меня, несмотря на слово юнкеров. Теперь прикажете всадить пулю в спину. Без конвоя я не уйду.
Пришлось дать ему конвой и выпустить из дворца невредимым, а юнкерам соврать, что ждать осталось недолго, войска подходят… Они уже в Луге. Но из рядов послышалось ехидное:
— Надо хоть изредка заглядывать в железнодорожный справочник… от Луги сто тридцать семь верст.
Пальчинский призвал исполнить долг до конца. Юнкера, потупясь, молчали. Лишь после повторного вопроса они без всякого воодушевления разрозненно ответили: «Исполним!»