Прапорщики, увидев, что в соседней комнате темно, остановились у дверей, не решаясь идти дальше.
— Надо включить свет, — сказал один из них.
И в этот момент моряк, державший винтовку наперевес, с криком «полундра!» ринулся на столпившихся «ударников». За ним устремились и путиловцы.
Разбросав прапорщиков, путиловцы проскочили в дверь за портьерой, пересекли две комнаты, попали в длинный коридор со многими дверями, а из него на узкую лестницу.
Андрей Проняков, бежавший впереди, исчез, видимо, он еще раньше свернул куда-то.
— Надо найти его, — сказал Дементий, утирая рукой кровь с виска.
— Что у тебя? — встревожился Василий.
— Чепуха, кожу содрали.
— Где же мы его найдем? Слышишь, топот, шпоры звенят? За нами гонятся.
— Может, здесь схлестнемся с ними?
— Не справиться, много их. Спускайся вниз.
Чтобы не греметь сапогами по лестнице, путиловцы съехали по перилам на животах.
В темном подвале они прижались в угол. Звон шпор приближался.
— Посмотри, нет ли какого выхода, — сказал Дементий.
Вася зажег спичку. Слева оказалась широкая дверь. Ее, видимо, кто-то взломал, потому что пробой был вырван.
— Давай сюда, — позвал он.
В большом подвальном помещении пахло вином и сыростью. Вдоль стен виднелись какие-то бочки и ящики. А далеко впереди тускло светилась лампочка.
— Винный склад, — определил Кокорев. — Если здесь спрячемся, не скоро найдут.
Неожиданно из-за какого-то закоулка вышли в полосу света два юнкера, нагруженные бутылками в серебристой обертке. Заметно покачиваясь, они стали удаляться.
— Вино воруют, — догадался Дементий. — Там, наверное, другой выход есть. Идем, может, найдем лазейку на улицу.
Услышав стрельбу из пушек, министры Временного правительства, сидевшие в Малахитовом зале, перешли в ротонду и широкий внутренний коридор без окон.
Вдруг откуда-то сверху посыпались стекла. В застекленном квадрате потолка, откуда днем поступал естественный свет, показался матрос и, крикнув «полундра!», бросил гранату.
Юнкера, охранявшие «темный коридор», метнулись врассыпную и попадали на пол.
Граната стукнулась в стену, откатилась в угол и разорвалась. Все обволокло дымом. Взрывом контужен был часовой, а министры лишь отделались испугом.
Послышались голоса:
— Как попал на третий этаж матрос? Расстрелять мерзавца!
Но попробуй поймай его, когда он где-то затаился, да и вооружен до зубов — не подойдешь.
Более безопасной была Малая столовая. Ее окна выходили во двор. Перед ними высилась каменная стена. Снаряды сюда попасть не могли. Министры стали собираться в Малой столовой и усаживаться за стол.
Рыкунов и Кокорев, поблуждав по темным подвалам, поднялись по лестнице и попали в бывшую фрейлинскую половину дворца, в которой был размещен лазарет. Здесь они увидели людей на костылях, в марлевых повязках и халатах. Раненые толпились в вестибюле. Они помогали матросу натягивать юнкерскую шинель.
«Свои», — понял Кокорев.
— Давай выходи, — сказал он Дементию.
Выздоравливающие солдаты, чтобы хоть чем-нибудь помочь восставшим, открывали в палатах окна и впускали к себе пробиравшихся с Невы матросов. Балтийцы по переходам проникали в бывшую царскую половину дворца и там поднимали стрельбу.
В дежурке сидел рослый пожарник в сверкающей медной каске. Рыкунов предложил ему поменяться куртками, но пожарник заартачился:
— Не имею права… При исполнении службы обязан быть в полной форме.
— Чего его спрашивать, — сказал один из раненых. — Раз подобру не дает — пускай по приказу революции… А ну, скидывай амуницию! — прикрикнул он на пожарника.
Тот неохотно отдал каску и снял брезентовую куртку.
Переодевшись в форму пожарника, Рыкунов спросил у Кокорева:
— Ну как?
— Прямо брандмайор! Пропустят куда хочешь.
— Схожу на разведку в царскую половину, — сказал Дементий. — А ты, Вася, проберись к нашим. Скажи, что через госпиталь можно окружить. Я тут погляжу, по каким коридорам легче пройти.
— Только не очень зарывайся, — предупредил Кокорев. — Оружие на виду не носи.
— Не бойся, на виду у меня только пожарницкий топорик будет, — пообещал Дементий.
Кокорев вылез в окно и по водосточной трубе спустился на панель. Стараясь прижиматься к стене, он перебежал к дворцовому саду.
С Невы светили прожекторы кораблей, по голым верхушкам деревьев струился то голубой, то фиолетовый свет.
Кокорев перелез через высокую железную ограду и, отыскав у Салтыковского проезда второй отряд путиловских дружинников, стал звать их к лазарету.
— Поздно, — сказал командир отряда. — Есть приказ прекратить стрельбу и ждать сигнала к штурму. Пристраивайся к нам.
Всюду штурмующие примолкли, лишь над площадью свистел ветер да колыхались лучи прожекторов.
В тишине из-под арки вдруг раздался выстрел, а затем крик:
— Вперед!
Его подхватили на Миллионной улице, у Александровского сада и Салтыковского проезда.
Одновременно с трех сторон с протяжным «ур-р-ра-а!» лавиной ринулись на дворец рабочие, матросы и солдаты. Они ворвались на баррикады, на мраморные лестницы и, отбрасывая юнкеров, рассыпались по многочисленным залам и комнатам…
В ожидании донесений Владимир Ильич занялся проверкой обороны дальних подступов к столице. Очень хорошо, что кронштадтцы поставили в Морском канале линкор «Заря свободы». Его двенадцатидюймовые пушки пригодятся против войск Керенского.
Поручив нескольким членам Военно-революционного комитета проверить, окружены ли красногвардейцами казармы юнкеров и казаков, верных Временному правительству, Владимир Ильич перешел в соседнюю комнату, чтобы еще раз взглянуть на большую карту, разостланную на столе.
Он только на минуту присел и, подперев рукой щеку, закрыл глаза… И сразу почувствовал, что проваливается во тьму и никак не может подняться… Тело словно потеряло вес…
Сказались волнения и усталость двухсуточного бодрствования.
Сквозь это неожиданное забытье Владимир Ильич вдруг услышал приближающийся рокот, похожий на шум морского прибоя. «Что же это такое?» — не понимал он. «Гонец с доброй вестью», — словно подсказал кто-то. Но Ильич никак не мог прервать оцепенение, очнуться. И только когда из соседней комнаты послышался громкий голос: «Из Зимнего… от главнокомандующего Подвойского! Донесение. Требуется Ленин», — он наконец стряхнул с себя забытье и поднялся.
В комнату пропустили забрызганного грязью самокатчика.
— Что скажете, товарищ? — спросил Владимир Ильич.
— Вы… вы и есть Ленин? — не мог сперва поверить самокатчик, но, видя, что все в ожидании умолкли, отбросил сомнения, решительно отстегнул клапан сумки, достал сложенный листок и, протянув его, коротко отрапортовал:
— Донесение!
— Благодарю, товарищ…
И Владимир Ильич протянул ему руку. Самокатчик смутился: никогда после вручения донесений начальники не приветствовали его. А тут вдруг благодарит Ленин! Солдат двумя руками схватил небольшую руку Ильича, сжал ее и радостно встряхнул.
Владимир Ильич взглянул на строчки донесения, выпрямился и торжественным голосом стал читать вслух:
— «Зимний дворец взят. Временное правительство арестовано, отведено в Петропавловку. Керенский бежал!»
Сразу же раздалось «ура», его подхватили в соседней комнате… И «ура» покатилось по Смольному.
Владимир Ильич вышел из комнаты и направился по широкому, переполненному красногвардейцами коридору в зал на митинг. Радостные бойцы, приветствуя его, расступались.
Бонч-Бруевич, шагавший позади, заметил, что Ильич не снял парика, он догнал его и предложил:
— Давайте парик, я его спрячу… может, еще понадобится.
— Ну, положим! — хитро подмигнув ему, возразил Ленин. — Мы берем власть всерьез и надолго.
МИР ВСЕМ НАРОДАМ
Повесив винтовку на плечо, Василий Кокорев проходил по ярко освещенным и богато убранным царским покоям, в которых толпились солдаты, блуждал по коридорам, по переходам и наконец понял, что во дворце, где более тысячи комнат и зал, не скоро найдешь Дементия.
Вспомнив о Кате, Кокорев пробился к главному выходу. На широкой лестнице из белого мрамора он увидел, как матросы сквозь толпу цепочкой выводили под конвоем арестованных министров.
Василий сбежал за конвоирами по лестнице, стороной обошел толпившихся у входа красногвардейцев и направился к арке Главного штаба.
Катя ждала его в условленном месте.
— Я вся застыла, — сказала она. — Думала, не придешь.
— Дема куда-то исчез.
— Дема здесь проходил, я видела, он матроса вел в перевязочную.
Идти домой не хотелось. Разве уснешь в такую ночь! И Катя предложила пойти к Неве.
Обогнув садик, юноша и девушка свернули на набережную и пошли к Зимней канавке. Навстречу им беспорядочно двигались отряды дружинников, солдаты, катившие по мокрым торцам мостовой пулеметы, и матросы. На Неве виднелись силуэты кораблей, сновали катера. Над стеной Петропавловской крепости, словно багровая звезда, светился сигнальный огонь.
— Не верится… с рассветом начнется новая жизнь! — сказала Катя. — Какая она будет? Я думала, когда власть станет нашей, — все люди подобреют и даже солнце начнет сиять по-другому. А сейчас — и радостно и тревожно. Юнкера говорили, что Керенский с утра уехал за войсками. Могут напасть ночью.
— Не беспокойся, врасплох не застанут. А мы теперь всегда будем вместе? — спросил вдруг Вася.
— Конечно.
Катя протянула ему руку.
Ветер не унимался, он рвал полы пальто и время от времени сек лица колкой ледяной крупой, но девушка и юноша не чувствовали холода. Им легко было шагать, тесно прижавшись друг к другу.
На Троицком мосту Катя вдруг заметила, что у Василия распахнута тужурка и расстегнут ворот рубахи. Она повязала его шею своим шарфом, застегнула куртку на все пуговицы и решительно сказала:
— Пойдем к бабушке. Я напою тебя горячим чаем.
— Но сейчас же ночь!