Варя тоже оставалась дома. Сессия катила в глаза, от зачетов-экзаменов никакие события ее не освобождали, и она решила подучить ненавистную историю КПСС. Сидела у себя в комнате и зубрила про правый-левый уклон.
Вдруг в дверь раздался звонок.
– Водитель прибыл? – встрепенулся Аркадий Семенович.
– Что-то рано, – ответила мама, – полчаса еще, – и пошла к двери.
Кордубцев, угнав милицейскую машину, прежде всего решил навестить заклятого своего врага – Петренко. Адрес его был теперь известен: Чернышевского, тридцать пять.
«Волгу» он оставил в переулке и позвонил в дверь искомой квартиры.
– Кто здесь? – раздался протяжный женский голос за дверью.
– Откройте, милиция, – сказал он вполголоса и, когда дверь испуганно отворилась, вопросил в щелку: – У вас тут квартирант проживает. Он дома находится в настоящее время?
– Не знаю. Пройдите, сами посмотрите.
И растрепанная дама в халате, впустив его, указала:
– Прямо по коридору, третья дверь налево.
Кордубцев прошел. Дверь в комнату оказалась не заперта. Да в ней и вовсе никакого замка не имелось. Расстегнув кобуру с пистолетом, он вошел. В комнате – никого. Постель заправлена. Шторы закрыты. Подошел к столу, потрогал чайник. Остывает.
Дама паслась на пороге, не решаясь войти.
– Видели его сегодня?
– Нет. Не знаю, куда и когда ушел.
– Понятно. Никому, и главное, квартиранту о моем визите ничего не рассказывайте, – и лжемилиционер покинул квартиру.
Через полчаса он уже парковался в обширном дворе, образованном домами номер тридцать семь и тридцать семь «а» по Ленинскому проспекту.
– Кто там?
В конце пятидесятых никаких глазков, через которые из квартир разглядывали посетителей, напрочь не существовало. Для предохранения от нежелательных визитеров использовалась цепочка. Дверь растворялась на толщину детской ручки, и хозяин в щель смотрел, кто там к нему пожаловал. Вот и сейчас мама Варвары набросила цепку и приоткрыла входную дверь. На пороге стоял юный милиционерик с открытым улыбающимся лицом.
– Вы к кому?
– Сержант Вахрушев, – козырнул Кордубцев. – Пара вопросов к вам имеется, гражданка. Разрешите, войду.
Варя слышала звонок и отдаленный разговор. Она почуяла неладное и бросилась в коридор с криком: «Мама, не открывай!» Но было уже поздно. Женщина откинула цепочку. И тогда «милиционер» ударом ноги распахнул дверь, а потом выстрелил прямо в лоб хозяйке.
Дама опрокинулась навзничь. За ней стояла Варя – бледная, с трясущимися губами. Прибежал на шум Аркадий Петрович: в рубашке и недозавязанном галстуке.
Убийца снова выстрелил. Пуля пролетела мимо Варвары и попала отчиму в лицо. На спину девушки брызнула его кровь. Аркадий Афанасьевич начал заваливаться назад.
А «милиционер», улыбаясь, продолжал целиться – теперь в нее. Варя поняла: это – Кордубцев, и он пришел за ней. Она схватила со столика в прихожей вазу с засохшими веточками вербы и обрушила ее на голову убийцы. Тот защитился, выставив локоть. Ваза разбилась, разлетелись осколки.
Варя отступила на шаг, но споткнулась о лежащее сзади распростертое тело отчима и упала. «Милиционер», переступая через тела родителей, бросился на нее. Она, лежа, ударила его пяткой в низ живота. Ее учили боевому самбо и наставляли, что в реальной скоротечной драке не бывает запрещенных приемов. Надо спасать свою жизнь, и для этого годится все: любые способы и подручные средства.
Ударяя по причинному месту, она, кажется, промахнулась – попала в бедро. Желаемого эффекта не достигла, но нападавшего все-таки затормозила. Тот остановился, скривился. Пистолет держал в опущенной руке. Отчего-то стало заметно, что он не хочет сразу убивать Варвару, возможно, желает допросить.
На круглом столе посреди гостиной стоял хрустальный лафитничек – отчим во время завтрака, во славу предстоящей поездки, остограммился. Варя схватила его за горлышко – хоть какое-то оружие. Кордубцев осклабился и выстрелил, однако не в нее. Пуля попала в графин. Во все стороны брызнули хрустальные осколки. Горлышко вылетело из руки девушки. Осколок вонзился ей в щеку чуть ниже глаза. Резкая боль заставила зажмуриться. В этот момент лжемилиционер подскочил и дважды ударил ее в висок рукоятью пистолета. Перед глазами все поплыло, она стала терять сознание и оседать на пол. И тогда, в довершение всего, убийца всадил ей в шею шприц – чуть выше ключицы.
С чувством удовлетворения от проделанной работы нападавший оглядел поле боя. Два трупа – мама и отчим. Он пощупал пульс – оба мертвы. Молодец он, завалил с двух выстрелов.
Варя между тем дышит, пульс ровный, хорошего наполнения.
Может быть, остаться вместе с ней здесь? Прекрасная квартирка, не то что барак на Тайнинской, где они ютятся с матерью и сестрой! Вот как живут советские хозяева жизни! Вывезти трупы этих двоих куда-нибудь в лес, чтоб не воняли, да и обустроиться тут. Прибраться для начала, а то в квартире разгром. На диване – два распахнутых чемодана, с которыми уже никто никуда не уедет. Вся прихожая и гостиная усеяны осколками.
И тут, словно в ответ на его мысли, в дверь позвонили. Кордубцев спокойно отпер и появился на пороге чужой квартиры – в милицейской форме и фуражке, улыбчивый, радушный.
– Что у вас происходит? – встревоженно вопросила соседка. – Такой шум!
– На квартиру совершено разбойное нападение.
– Что с Аркадием Афанасьевичем? С супругой его?
– Все в порядке. Ситуация под контролем. Покиньте, пожалуйста, лестничную площадку, не мешайте работе следственной группы.
Н-да. Все-таки, пожалуй, оставаться тут опасно. Номенклатурный дом – бог знает, может, кто-то уже успел стукануть в ментовку про шум и выстрелы?
Стало быть, следует придумать, куда везти девчонку.
Через пять минут он уже выводил из квартиры Варю. Она была в полубессознательном состоянии, наваливалась на плечо Кордубцева, ноги заплетались. Он спустил тело на лифте, а потом забросил ее руку себе через плечо и так дотащил до реквизированной милицейской «волжанки». Нечаянные зрители, кто мог видеть эту картину, вряд ли удивились бы: милиционер задерживает за какие-то прегрешения пьянчужку. А то, что он ее потом в багажник оперативной машины погрузил – да, негуманно, но что делать, если милиционер прибыл на задание в одиночку, как же ему теперь машину-то вести, а если нетрезвая дама бузить начнет?
Найти Чигаревых – деда и бабку Елисея Кордубцева по материнской линии – оказалось непросто. Данилов пошел легальным и проверенным маршрутом – так же, как двумя годами ранее искал Семена Кордубцева, который в ту пору не обратился еще в безжалостного убийцу, то есть собственного внучка, а был милым советским студентиком[34]. В коротеньком безымянном проулке, который соединял вестибюль станции «Площадь Революции» и улицу Двадцать пятого Октября[35], находился киоск «Мосгорсправки». В ней, помнится, возвышалась жгучая матрона лет сорока пяти, сразу проникшаяся к Данилову нежными чувствами и искренне возжелавшая ему помочь. Но тогда, два года назад, ничего у нее не получилось: в Советском Союзе единой справочной базы не существовало, в Москве Кордубцев прописан не был, а оказался в итоге жителем подмосковных Мытищ.
Как ни странно, матрона Данилова помнила. Ничего не сказала, но по ее дрогнувшему лицу он заметил, что она его узнала. Он всегда – и в прежнем своем воплощении, особенно когда был моложе, и нынче, в теле отца, – нравился дамам бальзаковского возраста. Не исключено, что и этой являлся в грешных снах – хотя в Советском Союзе женщины слишком рано ставили на себе крест и добровольно завязывали с сексуальной жизнью.
Алексей благодаря подсказкам Варвары точно помнил имена Чигаревых, деда и бабки Кордубцева по материнской линии. Записал для дамы химическим карандашом на бланке. Попросил: «Можно, пожалуйста, побыстрей?» Совсем ему не улыбалось околачиваться в полукилометре от Кремля, где полным-полно и милиционеров, и сотрудников в штатском.
Он до сих пор не мог понять, что за игру ведет с ними тот человек, от которого он сбежал из конспиративной квартиры на набережной Москвы-реки – по свидетельству Варвары, не кто иной, как председатель КГБ Александр Николаевич Шаляпин. Сначала он был уверен, что не пройдет двух-трех часов, как его арестуют. Потом выяснилось, что за ними следят, но затем и слежка исчезла! Что все это означало? Почему его так легко отпустили? Положим, у товарища Шаляпина есть на них – на всех! – виды. Но ведь не только он в СССР все решает! О побеге Данилова наверняка известно многим – и подчиненным главного чекиста, и тем, кого они по долгу службы должны информировать: кураторам из ЦК и Совета Министров. Да и лично Никита Сергеевич: вдруг ему придет охота снова побеседовать с Даниловым? Или хотя бы поинтересоваться: как он там, бывший помощничек, в Лефортовском следственном изоляторе? И что ему доложат? Сбежал Данилов? Да Никита лопнет от ярости и всех в порошок сотрет!
Очень может быть, что независимо от желаний и возможностей Шаляпина Данилов все равно объявлен в розыск и приметы его наизусть заучивают все постовые Советского Союза. Поэтому пока ждал ответа, только кепчонку свою, аэродром, надвигал поглубже да стоял спиной к людскому потоку, лицом к деревянному забору. А глазом косился в сторону будки и матроны – нашла она в базе искомые фамилии?
Она полувысунулась и сделала знак – подойди, мол. Когда Алексей придвинулся, молвила с сожалением:
– Не значатся эти граждане. – А потом, преодолевая смущение, добавила: – Да зачем они тебе, парень! Я сегодня до восьми работаю. Поедем ко мне, и я тебя таким вкусненьким угощу – закачаешься!
– Извините, не могу. Вы правда очень классная. Но я женат.
Данилов жалел советских теток. Они во все времена были обездолены – из-за грубых, пьющих мужчин, ровным счетом ни шиша не понимавших в женской психологии и сексологии. Но особенно не везло тем, кто, как эта, родился раньше тысяча девятьсот двадцать седьмого года – ровесники их повыбиты войной и репрессиями, и приходилось им довольствоваться уцелевшими, инвалидами, стариками или юнцами. Или таким козлом, как Аркадий Афанасьевич.