И голосил магнитофон:
Я был душой дурного общества,
И я могу сказать тебе:
Мою фамилью-имя-отчество
Прекрасно знали в КГБ[40].
Данилов отправился назад в Москву.
В эпоху, когда ни навигаторов, ни Гугл-мэпа не было – да и обычные бумажные карты в Советском Союзе не продавались, имелись только схемы, весьма приблизительные и намеренно неточные, огромную ценность приобретал не только сам адрес, но и ноу-хау: как найти, как доехать. Вот и теперь Данилов оказался вооружен листочком, на котором расписывался путь к съемному жилищу молодой семьи Чигаревых. Дом находился хоть и в Москве, да по тогдашним меркам на самой окраине, далеко на востоке – в Сталинском районе, на Измайловском бульваре.
Вообще бывший диктатор, несмотря на хрущевские разоблачения на двадцатом съезде, в топонимике всюду присутствовал. Дымил всеми трубами завод имени Сталина, разъезжали машины «ЗИС», газеты печатались в типографиях имени Сталина, и пароходы шли по каналу его имени. Вот из газет, с радио и из речей исчез усатый совершенно. Однако памятники ему по-прежнему повсюду стояли. До двадцать второго съезда, когда хлынет вторая волна десталинизации и улицы начнут переименовывать, а памятники сносить, оставалось еще более двух лет. Но, судя по зловещим планам Петренко – придет ли оно, то времечко?
Ввиду отсутствия МКАДа обратно пришлось опять ехать по Ярославке, потом по проспекту Мира, Ростокинской эстакаде, набережной Яузы.
На месте бывшего аэродрома «Измайлово» тоже кипела стройка: быстро росли новые пятиэтажки вдоль не существующей пока улицы, которую позже нарекут Сиреневым бульваром.
По пути Алексей думал, что людоедские планы Петренко уничтожить предков Кордубцева очень даже в коммунистическом духе, который Варин начальник и олицетворяет: что значит в сравнении со счастьем народным (как чекисты его понимают) жизнь и судьба двух-трех-четырех человек!
Но как убедить юное семейство Чигаревых, что они в опасности? Уговорить бросить все и отправиться куда-нибудь в Сибирь, на стройки коммунизма, на ту же Братскую ГЭС, где полковнику явно труднее будет их разыскать?
Данилов уповал, что слухи о нем как о странном молодом человеке, которого вдруг возвысили до личного помощника самого Хрущева за то, что он в состоянии предвидеть грядущее, успели распространиться по Москве. Не раз и не два случалось, что его находили незнакомцы, смотрели, как на чудотворную икону, просили предсказать будущее, чуть не ручку предлагали позолотить, вызнавая, к примеру, назначат ли Петра Степаныча начальником главка. Так, может, он и Чигаревых убедит? Скажет твердо: я, мол, точно знаю, что должно случиться, вы – в опасности, собирайтесь-ка, друзья, и отправляйтесь немедленно на вокзал. Прям даже с работы не увольняйтесь, вам трудовые книжки после из отдела кадров перешлют.
С такими мыслями молодой человек остановился на тихой зеленой улице и отыскал искомый адрес: Измайловский бульвар, двенадцать. То был добротный кирпичный пятиэтажный дом. Во дворе тут никакой гулянки (как в Мытищах) не происходило, однако к вечеру субботнего дня за деревянным столом мужички забивали козла, на импровизированной площадке пацаны гоняли в футбик, а молодые люди постарше толпились вокруг полуразобранного мотоцикла – трофейного, марки «БМВ».
Алексей поднялся пешком на искомый третий этаж. Позвонил в нужную квартиру – звонок гулко раздался в тишине. Тут он заметил, что дверь в жилище не заперта. Это ему сразу не понравилось. Однако по привычке во всем доходить до конца молодой человек достал из кармана носовой платок (тут все приличные люди носили с собой матерчатые носовые платки), сквозь него взялся за ручку и растворил дверь. Крикнул вполголоса: «Есть кто живой?» – квартира молчала. Осторожно прошел по коридорчику, потом мимо ванной и туалета проследовал в кухню. Она оказалась небольшой, небарской, но явно коммунальной: три рабочих стола, три ящика с посудой. А на газовой плите – кипит-выкипает кастрюля с макаронами. Того и гляди зальет огонь или пригорит. Так же, через платок, Данилов выключил газ, а потом решил проверить жилые комнаты. Их оказалось по числу столов тоже три. Первая – заперта на замок. Он толкнул дверь во вторую, и вот тут-то оправдались его смутные тяжелые опасения.
На полу, в огромной луже крови – она смешивалась от двух мертвых тел – лежали молодой человек в трениках и майке и девушка – в халатике на голое тело. Халатик распахнулся, обнажив красивые и безнадежно мертвые ноги и грудь. Красивые и молодые. Молодые и красивые.
Он пощупал пульс на шее у него, потом у нее. Оба – мертвы. Тела уже стали холодеть.
Данилов почему-то не сомневался, что это они и есть: Вера и Александр Чигаревы. Несостоявшиеся (теперь) бабушка и дед Елисея Кордубцева. Но, чтобы убедиться наверняка, залез в дамскую сумочку – она стояла на тумбочке под вешалкой у самой двери. Так и есть: паспорт на имя Веры Чигаревой. Да, это они.
Кто-то опередил его.
Советская пресса:
Праздник молдавского народа. Сегодня Молдавской ССР вручается орден Ленина. «…Поезд подходит к перрону… Знатные люди преподносят на большом деревянном блюде, украшенном резным национальным орнаментом, хлеб-соль и сердечно приветствуют Н.С. Хрущева. Вспыхивает овация в честь Коммунистической партии Советского Союза и его ленинского Центрального Комитета. Вместе с руководителями республики Н.С. Хрущев в открытой машине направляется в центр города…»
Стройки химии вести ударными темпами.
Заявление А.А. Громыко на совещании министров иностранных дел в Женеве.
Встреча Мао Цзэдуна с делегацией Албанской партии труда.
Поход в глубь Антарктиды продолжается.
Под знаменем мира и дружбы. Сегодня – четвертая годовщина подписания Варшавского договора.
О движении третьего искусственного спутника Земли.
То, что Петренко творил в отношении Кордубцева, находилось на поверхности и вызвало в итоге пристальный интерес милиции и прокуратуры. Однако вторая, тайная игра, которую он вел, связанная с заговором, тянулась параллельно – и о том никто не знал. Даже Варя, не говоря о Данилове. Даже шеф КГБ товарищ Шаляпин. Петренко потихоньку вязал и вязал свои узлы, невидимые, как он надеялся, никому. И чтобы рассказать о них, придется отмотать события слегка назад.
На своей службе, начавшейся в середине девяностых, Петренко оперативной работой занимался недолго. Из питерского отделения Антитеррористического комитета его, в преддверии нового тысячелетия, пригласили в столицу, в сверхсекретную комиссию по контактам, где он сделал впечатляющую карьеру и стал в конце концов ее руководителем[41]. Но в четырнадцатом году любимая ученица Варвара, чтоб ей было пусто, втянула его в историю, за которую ему пришили самоуправство, чуть не дезертирство, и с должности убрали[42]. Слава богу, не выгнали, но перевели на второстепенную позицию – начальника научного отдела.
Почему выбрали сейчас в качестве исполнителя? Он ведь далеко не суперагент. Никакой лицензии на убийство сроду не обладал, и устранять ему никого и никогда до сих пор не приходилось. Может, взяли, потому что у него была сильная мотивация? Или просто не нашлось других кандидатов? Задание-то – расстрельное. Никто другой не сказал в ответ, как он: «Я готов».
А он сказал. И его забросили. Сюда, в прошлое.
Оказалось, за годы, которые прослужил начальником, навыки оперативной работы он не растерял. И основной из них: беречь своих агентов.
Они тяжело достаются, непросто вербуются, поэтому надо делать все, чтобы не потерять их: поддерживать, когда падают духом, успокаивать, если вдруг начинают взбрыкивать, умиротворять, когда пытаются на куратора наезжать. Тем более если агент женщина. Мало ли для чего он(а) еще может понадобиться. И даже теперь, оказавшись в чужом теле, в другом времени, Петренко азы, которые ему вдолбили в молодости, тщательно соблюдал.
Оля сыграла свою главную роль: помогла ему добраться до самого председателя КГБ – за что ей огромное спасибо. Но это не тот случай, когда говорится: «Всем спасибо, все свободны». Нет, он совсем не хотел отпускать ее. В тот приснопамятный день, когда они вдвоем побывали на даче Шаляпина в Новогорске и Петренко вошел с ним в контакт, их, как положено было при посещении госдач, повезла обратно в Москву комендантская машина. Всю дорогу Оля молчала и смотрела за окно – в сторону от него. И даже отдернула руку, когда он дружески по ней похлопал. (Сидели сзади рядом на обширном диване «ЗИСа».) Ну, ясно – серчает. Полагает: он ее использовал. (И правильно!) Вышколенный водитель разговоров не затевал, следил за дорогой. Но все равно: сидел – ушки на макушке. И чуткая Оля тоже это понимала, не хотела при шофере устраивать сцену, объясняться. Но чувствовалось ее настроение: вскорости она ему покажет. Что ж, он готов.
А когда въехали в Москву и неслись по Ленинградке, прекрасная дама, не дожидаясь даже первой окраинной станции метро «Сокол», скомандовала шоферу: «Остановите здесь! На остановке автобусной! Я выйду!» Водитель послушно стал притормаживать, но Петренко прикрикнул на него:
– Отставить! – И строго добавил: – Вам куда сказано доставить гостью Александра Николаевича? К ее дому в Соймоновском переулке, так ведь? Вот и выполняйте приказание! – И «ЗИС» послушно прибавил обороты.
Так и докатились до центра, до впечатляющей стройки бассейна «Москва» под окнами Ольгиного дома.
А когда вышли, Петренко женщину за локоток придержал:
– Давай-ка пройдемся.
Она дерзко вырывать руку не стала, но интеллигентно (и, увы, брезгливо) от его пальцев отстранилась. Однако к себе в квартиру не побежала. Остановилась выслушать, что он скажет.